Ивченко, Валерий Михайлович

Валерий Михайлович Ивченко
Дата рождения:	20 ноября 1939(1939-11-20) (84 года)
Место рождения:	Купянск, Харьковская область, Украинская ССР, СССР
Гражданство:	СССР СССР → Россия Россия
Профессия:	актёр
Награды:

Валерий Михайлович Ивченко (род. 20 ноября 1939, Купянск) — актёр театра и кино. Народный артист Украинской ССР (1980). Лауреат Государственной премии СССР (1980). Народный артист России (1994).

Биография

Валерий Ивченко родился в г. Купянске Харьковской области. В 1961 году окончил студию при Харьковском драматическом театре им. Шевченко, курс Б. П. Ставицкого, в 1978 году — режиссёрский факультет Киевского государственного института театрального искусства им. И. К. Карпенко-Карого, курс В. Н. Оглоблина.

В 1960—1973 годах — актёр Харьковского драматического театра им. Т. Шевченко. В 1973 году перешёл в Николаевский художественный драматический театр им. Чкалова. В 1976 году вернулся в Харьковский драматический театр, но два года спустя покинул его. В 1978—1983 годах служил в Киевском драматическом театре им. Ивана Франко.

В 1983 году Ивченко был приглашён в Ленинград (ныне — Санкт-Петербург), в Большой драматический театр, в котором служит и в настоящее время.

В 2015 году удостоен благодарности Президента Российской Федерации.

Признание и награды

• Медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени (5 февраля 2009) — за большой вклад в развитие отечественного театрального искусства и многолетнюю плодотворную деятельность
• Медаль Пушкина (2004)
• Народный артист России (1994)
• Народный артист Украинской ССР (1980)
• Лауреат Государственной премии СССР (1980).

Театральные работы

Большой драматический театр, Санкт-Петербург

• 1983 — «Смерть Тарелкина» А. Колкера. Постановка Г. Товстоногова — Тарелкин
• 1984 — «Порог» А. Дударева. Постановка Г. Егорова — Андрей Буслай
• 1987 — «На дне» М. Горького. Постановка Г. А. Товстоногова — Сатин
• «Коварство и любовь» Ф. Шиллера, Постановка Т. Чхеидзе — Миллер
• 2013 — «Алиса» А. Могучего, С. Носова, С. Щагиной. Постановка А. Могучего — Шляпник

Фильмография

• 1980 — Поезд чрезвычайного назначения (фильм)|Поезд чрезвычайного назначения
• 1983 — Мера пресечения
• 1983 — Последний довод королей
• 1984 — Из жизни земского врача (фильм-спектакль)
• 1985 — Вариант «Зомби»
• 1986 — Гран-па
• 1986 — Игорь Саввович
• 1987 — Сказка про влюблённого маляра
• 1988 — Ожог
• 1988 — Прошедшее вернуть… (фильм)|Прошедшее вернуть…
• 1989 — Замри, умри, воскресни
• 1989 — Посещение
• 1989 — Сирано де Бержерак
• 1990 — Балаган
• 1990 — Рок-н-ролл для принцесс
• 1990 — Супермен
• 1990 — Адвокат (Убийство на Монастырских прудах)
• 1992 — Кооператив «Политбюро», или Будет долгим прощание
• 1993 — Трень-брень (фильм)|Трень-брень
• 2001 — Времена не выбирают
• 2004 — Брежнев (телесериал) — Николай Александрович Тихонов
• 2004 — Женский роман (телесериал)
• 2006 — Жизнь и смерть Лёньки Пантелеева
• 2007 — Дом на набережной
• 2009 — Варвара

Ссылки

• [bdt.spb.ru/люди-театра/труппа-театра/ивченко-валерий-михайлович/ Ивченко Валерий Михайлович] (рус.). БДТ имени Г.А. Товстоногова. Проверено 15 января 2015.

Отрывок, характеризующий Ивченко, Валерий Михайлович

Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.