Истерн

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

И́стерн (англ. eastern — «восточный») или остерн (нем. ostern) — жанр приключенческих фильмов, названный так по аналогии с вестерном. Иногда среди западных критиков для обозначения подобных фильмов, снятых в СССР, использовался пренебрежительный термин «борщ-вестерн» (по аналогии с итальянскими «спагетти-вестернами»).





Классификация в кино

  • Красный вестерн (англ. red western; иногда используется термин «евровестерн»[1]) — снятый в Европе приключенческий фильм, действие которого происходит на американском Диком Западе. Примеры: «Лимонадный Джо» (1964) (производство ЧССР), «Сыновья Большой Медведицы» (1966) и другие фильмы «индейского цикла» производства киностудии ДЕФА (ГДР), «Пророк, золото и трансильванцы» (1978), «Трансильванцы на Диком Западе» (1981) (производство Румыния), заимствующие темы из классического американского вестерна. Эта разновидность жанра была больше распространена в Восточной Европе, чем в СССР[2].
  • Истерн (англ. eastern) — советский приключенческий фильм, действие которого происходит преимущественно на юге страны — в Средней Азии, на Кавказе (по аналогии с жарким и пустынным Диким Западом) и по преимуществу - в период Гражданской Войны. Примеры: «Огненные вёрсты» (1957), «Даурия» (1971), «Свой среди чужих, чужой среди своих» (1974), «Золотая речка» (1975), «Телохранитель» (1979), «Шестой» (1981), «Найти и обезвредить» (1982), «Не бойся, я с тобой» (1981), а также знаменитый советский фильм «Белое солнце пустыни» (1969). Многие из этих фильмов имеют явный отпечаток влияния жанра вестерна — традиционные стилистические черты («хорошие» и «плохие» герои, погони и перестрелки, кони и револьверы, и т. п.)[3]. Сходные черты с западными вестернами — результат влияния и параллельного развития этих двух жанров, а в некоторых случаях — результат прямого заимствования (зрители по разные стороны «железного занавеса», не видев первоисточников, не могли этого заметить).

«Красные вестерны» в интернациональном контексте

В первую очередь «красные вестерны» сравнивают со спагетти-вестернами, так как оба жанра использовали другие географические территории для воспроизведения американского Дикого Запада. Съемки происходили в Югославии, Румынии, Монголии и южных районах СССР.

«Красные вестерны» дают возможность ознакомиться с иной точкой зрения на привычные мифы и условности оригинального жанра, так как их создатели были по разные стороны фронта пропагандистской холодной войны. Это было одной из причин, по которой большинство из этих фильмов никогда не показывались на Западе, по крайней мере, до падения «железного занавеса». В течение этой войны, когда противники выдумывали друг о друге немало небылиц, всё же встречалась некая очарованность культурой противника.

Классический американский жанр вестерна оказался необыкновенно пластичным для того, чтобы использовать его для пропаганды и мифологизировать даже относительно недавние исторические события — эпоху Гражданской войны. В СССР традиционные принципы создания вестерна были использованы для драматизации гражданской войны в Средней Азии в 1920-30-х гг., когда Красной Армии приходилось бороться с басмачами. Если заменить голубые мундиры солдат армии США гимнастёрками красноармейцев, а индейское и мексиканское местное население — тюркским, то возникают те же самые возможности для построения захватывающего действия на фоне экзотических ландшафтов. Мировоззрение стрелка, верховая езда, группы землепашцев, первопроходцев, преследователей, пересекающих пустынные земли в поисках преступников, железные дороги и мятежное приграничье — это заимствования из американского жанра.

«Красные вестерны», имитирующие американский Дикий Запад как место действия, — это румынский «Pruncul, Petrolul şi Ardelenii» («Младенец, нефть и трансильванцы»; в советском прокате — «Трансильванцы на Диком Западе»), повествующий о румынских и венгерских поселенцах на новых землях, а также советский «Всадник без головы». Чешский «Лимонадный Джо» и советский «Человек с бульвара Капуцинов» — это уже вестерны комедийные, безапелляционные пародии, насмешка и сатира над клише американских фильмов. Немецкие «Сыновья Большой Медведицы» переворачивают с ног на голову традиционное американское противостояние «ковбои-индейцы», показывая индейцев как героев, а американскую армию — как злодеев, с явными интонациями повествования, вызванными холодной войной. Этот фильм положил начало целой серии «индейских фильмов» восточногерманской кинокомпании DEFA, которые были очень успешны в странах социалистического лагеря.

Многие из не-советских примеров жанра были интернациональной продукцией, точно так же как и спагетти-вестерны. «Сыновья Большой Медведицы» — совместная продукция Восточной Германии и Чехословакии, с югославом Гойко Митичем в главной роли, снятая на немецком языке, на натуре других стран Восточной Европы и социалистического лагеря, включая Югославию, Болгарию и Монголию.

Истерны и «красные вестерны»

Существуют различия между красным вестерном и собственно истерном в изображении одинаковых тем.

Красный вестерн имеет общие черты с жанром «ревизионистского вестерна»: в этих фильмах с симпатией изображаются индейцы, мексиканцы, крестьяне, рабочие, внимание зрителей фокусируется на беззаконии, царящем в США в изображаемой исторической эпохе.

В истернах использовались темы советской истории, особенно гражданской войны, характерной чертой является симпатия к трудящемуся классу, выражены идеи, что светлое будущее вот-вот наступит, надо только «бить буржуев». Но советская романтика и этнические стереотипы были очевидны для зрителей других стран.

Однако советские (и российские) режиссёры и критики редко приходили к согласию в понимании и определении жанра, к примеру, «Неуловимые мстители», «Даурия», и «Свой среди чужих, чужой среди своих» были обруганы советской критикой за отклонение от официальных взглядов на историю революции и Гражданской войны.

Общие для этих направлений черты включают отрицательные образы бизнесменов и капиталистов («Однажды на Диком Западе»), критическое отношение к строителям железных дорог, к церковным организациям, христианству, так называемой американской мечте и схожий моральный кодекс. В этом заключается сходство с жанром сапата-вестерна о мексиканской революции.

В «Даурии» — прямая аналогия между сибирскими казаками и американскими ковбоями: кони, погони, драки, перестрелки и даже ограбление банка. В снятых в СССР истернах и американских вестернах есть общие черты жанра, сходство тематики и кинематографических приёмов в том, как изображены противостояние между красными и белыми и традиционное американское противостояние «ковбои — индейцы» или «герой — злодеи».

«Красные вестерны»

Истерны

Фильмы с Гойко Митичем

Напишите отзыв о статье "Истерн"

Примечания

  1. [www.spaghetti-western.net/index.php/Pruncul,_petrolul_si_Ardelenii Сайт spaghetti-western.net Информация о фильме «Трансильванцы на Диком Западе»]
  2. Андрей Шарый. [www.svobodanews.ru/content/article/423170.html#relatedInfoContainer Зоркий Сокол и Ульзана на тропе войны - non fiction]. ЛИТЕРАТУРНОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ. Радио Свобода (26.11.2007). Проверено 8 октября 2011. [www.webcitation.org/65fvQv6Nx Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].
  3. [www.film.ru/article.asp?id=224 «За пригоршню золота» Интервью Никиты Михалкова порталу Film.ru]

Литература

  • Лаврентьев С. А. «Красный вестерн». Алгоритм, Эксмо. 2009 г. ISBN 978-5-9265-0600-3
  • Раззаков Фёдор. «„Великолепная семёрка“, или Вестерн по-советски» lib.rus.ec/b/170074/read
  • Василий Аксёнов. «Культура. Кино. Вестерны и истерны». Журнал «Огонёк» № 38, 2004.
  • Андрей Шарый. Знак W. Вождь краснокожих в книгах и на экране. — Кумиры нашего детства. — М.: Новое литературное обозрение, 2008. — 256 с. — 1500 экз. — ISBN 978-5-86793-562-7.

Ссылки

  • [www.gsvg88.narod.ru/cinema/western.htm Вестерн по-немецки]
  • [os.colta.ru/cinema/projects/70/details/20149/ Красные вестерны]
  • [www.inosmi.ru/usa/20110210/166417420.html Она написала свой истерн]
  • [www.mk.kg/index.php?option=com_content&task=view&id=746&view=article&month=7&year=2007 ИСТерн на новых рельсах]
  • [seance.ru/n/21-22/perekrestok-kavkaz/izuveryi-pragmatiki-myilovaryi/ Виктор Топоров «Изуверы, прагматики, мыловары»]

Отрывок, характеризующий Истерн

– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.