Штилер, Йозеф Карл
| Йозеф Карл Штилер | |
 Йозеф Штилер на фотографии Франца Серафа Ганфштегля. Около 1857. | |
| Имя при рождении: |
Joseph Karl Stieler |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Учёба: | |
| Покровители: | |
| Влияние на: | |
 Работы на Викискладе | |
Йозеф Карл Штилер (нем. Joseph Karl Stieler, 1 ноября 1781, Майнц — 9 апреля 1858, Мюнхен) — немецкий художник-портретист.
Штилер родился в семье Августа Фридриха Штилера (1736—1789), резчика печатей курфюршеского монетного двора в Майнце. Семья Штилеров была известна как семья художников, среди которых были художники по гербам и печатям, гравёры и художники.
Образование и годы скитаний
Первые шаги в искусстве Штилер сделал под руководством своего отца, умершего в 1789 году. Последующие годы Штилер успешно занимался самообразованием в пастели и миниатюре. В 17 лет Штилер предпринял поездку в Вюрцбург. Там он почти два года состоял в учениках у придворного художника Христофа Фезеля, который в свою очередь учился у Антона Рафаэля Менгса. У Фезеля Штилер обучался масляной живописи. Затем Штилер отправился обучаться в Венскую академию художеств у Генриха Фридриха Фюгера и дебютировал в качестве художника-портретиста.
В 1805—1806 годах Штилер провёл при дворах Будапешта и Варшавы, где был просто завален заказами. В 1807 году он принял предложение переехать в Париж и работать с Франсуа Жераром. В 1808 году он вернулся в Германию и обосновался в качестве самостоятельного художника во Франкфурте-на-Майне.
В 1810 году Штилер отправился в длительную поездку в Италию. После Рима в 1811 году он прибыл в Неаполь, где написал портрет Иоахима Мюрата. Вернувшись в Милан, он остался на длительное время при дворе Евгения Богарне, чтобы написать портреты его детей для тестя Богарне короля Баварии Максимилиана I Йозефа.
При мюнхенском дворе
Уже на следующий год король Максимилиан I пригласил Штилера к своему двору в Мюнхен, который стал для Штилера домом. В 1816 году его патрон отправил Штилера к венскому двору, чтобы написать портрет императора Франца II. Там Штилер женился на русской немке Паулине Беккерс, которая родила ему пятерых детей.
С февраля по апрель 1820 году Штилер написал портрет Людвига ван Бетховена, который на сегодняшний день является по всей видимости самым известным изображением великого композитора. Бетховен, считавший встречи с Штилером наказанием, согласился позировать Штилеру только потому, что заказчиками портрета были друзья композитора Франц и Антония Брентано. Однако композитор вышел из терпения раньше срока, и руки Бетховена Штилер писал уже по памяти. В 1967 году Энди Уорхол взял это полотно за основу для своих изображений Бетховена.
В 1820 году Штилер вернулся в Мюнхен и был назначен королём в придворные художники. В 1821 году в ночь перед погребением Штилер написал портрет Каролины, младшей дочери Максимилиана I.
Для короля Людвига I Штилер написал знаменитую Галерею красавиц во дворце Нимфенбург. По заказу Людвига Штилер написал в 1828 году также известный портрет Гёте. В творчестве Штилера можно выделить также портреты Фридриха Вильгельма Йозефа Шеллинга, Людвига Тика, Александра фон Гумбольдта и семьи короля Максимилиана I.
В 1824 году Штилер стал соучредителем мюнхенского союза искусств. В 1833 году он женился на поэтессе Жозефине фон Миллер. У них было трое детей: Оттилия, будущий художник Ойген фон Штилер и будущий писатель Карл Штилер. Племянником Штилера и его учеником был Фридрих Дюрк.
Последние годы жизни Штилер провёл в Тегернзе, где на холме Леебергханг он построил себе летний домик на подаренном в 1829 году королём земельном участке.
Галерея
- Joseph Karl Stieler 001.jpg
Семейный портрет герцога Йозефа Саксонского и Альтенбургского
- Joseph Stieler Koenig Ludwig I. im Koenigsornat 1826-1.jpg
Портрет короля Баварии Людвига I в королевском облачении. 1826. Новая пинакотека. Мюнхен
Напишите отзыв о статье "Штилер, Йозеф Карл"
Примечания
Ссылки
- На Викискладе есть медиафайлы по теме Йозеф Карл Штилер
Отрывок, характеризующий Штилер, Йозеф Карл
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
