Кавазос, Лауро

Лауро Фред Кавазос-младший англ. Lauro F. Cavazos, Jr.
4-й Министр образования США
20 сентября 1988 года — 12 декабря 1990 года
Предшественник:	Уильям Беннетт
Преемник:	Ламар Александер
Рождение:	4 января 1927(1927-01-04) (97 лет) Кинг-Ранч, Техас
Супруга:	Пегги Энн Кавазос
Партия:	Демократическая партия США

Лауро Фред Кавазос-младший (род. 4 января 1927, Кинг-Ранч, Техас) — американский педагог и политик. Министр образования США (1988—1990).

Биография

Родился в семье бригадира витрин. В Технологическом университете Техаса он получил степень бакалавра и магистра по зоологии и степень доктора наук в области физиологии в Университете штата Айова. После короткого пребывания на факультетах Университета Тафтса и Медицинского колледжа Вирджинии, Кавазос становится деканом медицинского факультета Университета Тафтса. С 1980 по 1988 год он работает президентом Технологического университета Техаса. С 1988 по 1990 год Кавазос занимал пост министра образования США в кабинетах Рональда Рейгана и Джорджа Буша-старшего. Был вынужден уйти в отставку на фоне расследования неправомерного использования авиации для часто летающих пассажиров. После отставки он вернулся на медицинский факультет Университета Тафтса, где в настоящее время предподаёт общественное здравоохранение и семейную медицину.

Является первым среди латиноамериканцев в Правительстве США.

Личная жизнь

Женат на Пегги Энн Кавазос (урожденная Мёрдок). У них десять детей. Кавазос является братом генерала армии США Ричарда Эдварда Кавазоса и потомком героини Техасской революции Франситы Алавес.

В настоящее время проживает в Бостоне (штат Массачусетс).

Отрывок, характеризующий Кавазос, Лауро

Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.