Хейг, Александр

Александр Хейг Alexander Haig
59-й Государственный секретарь США
22 января 1981 — 5 июля 1982
Президент:	Рональд Рейган
Предшественник:	Эдмунд Маски
Преемник:	Джордж Шульц
5-й Глава администрации президента США
30 апреля 1973 — 9 августа 1974
Президент:	Ричард Никсон
Предшественник:	Гарри Холдемен
Преемник:	Дональд Рамсфелд
7-й Верховный главнокомандующий объединёнными вооружёнными силами НАТО в Европе
15 декабря 1974 года — 1 июля 1979 года
Предшественник:	Эндрю Гудпестор
Преемник:	Бернард Роджерс
4-й Заместитель советника по национальной безопасности
1970 — 1973
Предшественник:	Robert Komer
Преемник:	Brent Scowcroft
Вероисповедание:	Римско-католическая церковь
Рождение:	2 декабря 1924(1924-12-02) Филадельфия, Пенсильвания, США
Смерть:	20 февраля 2010(2010-02-20) (85 лет) Балтимор, Мэриленд, США
Место погребения:	Арлингтонское национальное кладбище
Супруга:	Патриция Хейг
Партия:	Республиканская партия
Образование:	Военная академия США, Джорджтаунский университет
Военная служба
Годы службы:	1947—1979
Принадлежность:	США
Род войск:	Сухопутные войска
Звание:
Сражения:	Война в Корее, Война во Вьетнаме
Автограф:
Награды:

Алекса́ндр Мейгс Хейг-младший (англ. Alexander Meigs Haig, Jr.; 2 декабря 1924, Филадельфия — 20 февраля 2010, Балтимор) — американский военачальник, государственный деятель и дипломат.

Биография

Начало жизни

Родился 2 декабря 1924 года в пригороде Филадельфии Бала-Цинвуд в семье Александра Мейгса и Регины Энн Хейг. Учился в приходской школе святого Матфея в Бала-Цинвуд, а затем в католической школе святого Иосифа в Филадельфии и школе Lower Merion High School, которую окончил в 1942 году. Отец Александра умер, когда мальчику было десять лет. Учился в университете Нотр-Дам, но после одного года перевёлся в 1944 году в военную академию Вест-Пойнт. В 1947 году окончил Вест-Пойнт 217-м по успеваемости из 310.

Служил в Канзасе, затем в Кентукки и Японии. В мае 1950 года женился на Патрисии Антуанетте Фокс, дочери генерала Алонзо Фокса. У них родилось трое детей.

Корейская война

В Японии служил административным помощником начальника штаба генерала Дугласа Макартура во время Корейской войны. Составлял карту операций и каждый вечер докладывал Макартуру о происшедшем за день. Затем был адъютантом командующего X корпусом. В конце 1950 г. был произведён в капитаны. Принимал участие в высадке в Инчхоне, сражении при Чосинском водохранилище и эвакуации Хунгнама. За время службы в Корее получил медали — две Серебряные звезды и одну Бронзовую звезду.

Продолжение службы

После заболевания гепатитом был назначен в бронетанковую часть в Форт-Нокс. После завершения продвинутого курса обучения преподавал в Вест-Пойнте, а затем в 1954—1955 годах учился в школе бизнеса Колумбийского университета. Служил в Западной Германии, был произведён в майоры в 1957 году. В 1958—1959 служил в штабе USAEUR (Армии США в Европе). После этого год (1959—1960) учился в Военно-морском колледже и год изучал международные отношения в Джорджтаунском университете. Был произведён в подполковники в 1962 году.

С 1962 по 1964 служил в штабах. С 1964 — помощник заместителя министра обороны США Сайруса Вэнса. Работая над рядом важных политических вопросов, касавшихся Берлина, интервенции в Доминиканской республике и на Кубе, успешно разрешал межведомственные столкновения и дипломатические кризисы.

В 1966—1967 годах принимал участие во Вьетнамской войне, командуя сначала батальоном, а затем бригадой в 1-й пехотной дивизии. Был награждён Крестом «За выдающиеся заслуги», второй по значимости военной наградой США.

После повышения до полковника Хейг в 1969 вернулся в Вашингтон в качестве главного военного помощника Советника по национальной безопасности Генри Киссинджера. Будучи неоценимым «начальником штаба» Киссинджера, вскоре начал работать прямо с Белым домом (в должности помощника Советника по нацбезопасности в 1970 году его сменил Брент Скоукрофт). Был произведён в бригадные генералы, а затем в генерал-майоры, Хейг участвовал в организации поездки Никсона в Китай и переговорах о мире во Вьетнаме.

Хейг приобрёл неоднозначную известность, когда президент Никсон повысил его до четырёхзвездночного генерала и заместителя председателя комитета начальника штабов вперёд 240 более старших офицеров. Однако вскоре Хейг вернулся в Белый дом, где занимал пост специального помощника президента в 1973—1974. Во время Уотергейтского скандала Хейг сыграл важную роль в переговорах, приведших к отставке Никсона в августе 1974 и вступлению в должность президента Джеральда Форда. Ему также ставят в заслугу^[кто?] успешную работу правительства в период, когда Никсон был полностью поглощён Уотергейтским скандалом.

Командующий силами США в Европе

Вскоре Александр Хейг был назначен главнокомандующим Европейского командования армии США и верховным командующим силами НАТО и занимал этот пост до 1979 года. 25 июня в Монсе на него была совершена неудачная попытка покушения. Когда он проезжал по мосту, под последним взорвалась заложенная бомба, однако взрыв произошёл на мгновение позже, чем было нужно, и Хейг не пострадал. Были ранены трое его охранников, ехавшие в следующей за ним машине. Атаку приписывали Фракции Красной Армии. В 1993 году немецкий суд приговорил Рольфа Клеменса Вагнера (Rolf Clemens Wagner) к пожизненному заключению за покушение на Хейга.

В 1976 году генерал Хейг выступил с инициативой создания военно-политического блока САТО — «южного отражения НАТО» — однако проект не был реализован.

В 1979 году уволился из армии. Занимал пост исполнительного директора компании United Technologies.

Государственный секретарь

В январе 1981 года был назначен президентом Рональдом Рейганом государственным секретарём. Из-за своей очень жёсткой «ястребиной» позиции входил в разногласие с более умеренным министром обороны Каспаром Уайнбергером. После покушения на Рейгана и его госпитализации сделал громкое заявление о том, что «контролирует ситуацию», хотя, согласно закону, исполнять обязанности президента должен был вице-президент, которым тогда был Джордж Буш. Во время Фолклендской войны Хейг без особых успехов пытался выступить посредником между Британией и Аргентиной. В начале 1982 года занял двусмысленную позицию по ближневосточному вопросу, официально предостерегая Израиль от начала войны с Ливаном, однако фактически дал «зелёный свет» этому конфликту. Предлагал сделать в Европе «предупредительный ядерный выстрел». Также, будучи на посту госсекретаря, Хейг заявил, что «есть вещи поважнее, чем мир».

Спустя полтора года после назначения, 25 июня 1982 года Александр Хейг был отправлен в отставку. Его сменил более прагматичный и более успешный Джордж Шульц.

Последние годы жизни

В 1988 году Хейг пытался добиться выдвижения в кандидаты на президентские выборы от республиканцев, соперничая с Джорджем Бушем-старшим.

25 сентября 2007 года вместе с несколькими другими госсекретарями США в отставке подписал письмо, призывающее Конгресс США не принимать резолюцию 106 о геноциде армян.

Хейг являлся действительным членом Американского комитета за мир в Чечне. Умер в 2010 году.

Книги

Мемуары

• Caveat: Realism, Reagan, and Foreign Policy. 1984
• Inner Circles: How America Changed The World. 1992.

Монографии

• Гарбузов В. Н. Александр Хейг, или Три карьеры одного генерала. М., 2004.

Отрывок, характеризующий Хейг, Александр

– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!