Кантри-поп

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кантри-поп
Направление:

Народная музыка, популярная музыка

Истоки:

Кантри, поп-музыка, софт-рок

Место и время возникновения:

1960-е, Нашвилл

Родственные:

Кантри-рок, кантри-соул

Производные:

Adult contemporary

Кантри-поп (англ. Country pop) — поджанр кантри-музыки.





История

Начало: Нашвилл-саунд

Воссоединение кантри и попа началось в 1950-х годах, когда студийные руководители Чет Аткинс и Оуэн Брэдли захотели создать новый вид музыки для молодой толпы, выросшей после того как "рокабилли украл большую часть молодёжной аудитории музыки кантри".[1] По словам Билла Айви, этот инновационный жанр возник в Нашвилле, штат Теннесси, и поэтому стал известен как Нашвилл-саунд. Он считает, что "после устранения скрипки и банджо, Нашвилл-саунд по звучанию часто больше был похож на поп, чем на кантри". Пэтси Клайн, Джим Ривз и Эдди Арнольд были одними из самых популярных артистов в это время. Первые певцы этого жанра, Джим Ривз и Эдди Арнольд имели широкое признание как в кантри, так и в поп-музыке. Оба артиста оказали большое влияние на Элвиса Пресли, что проявлялось в светских песнях, и тем более в песнях жанра кантри-госпел. Первая певица жанра кантри-поп, Пэтси Клайн, стала известна в начале 1960-х. Она создала целую новую породу кантри-певиц, таких как Линн Андерсон, Кристал Гейл и Шанайя Твейн, которые приобрели особое значение в последующие годы.

Кантри-поп в конце 1970-х и 1980-х

Первое широкое признание кантри-поп получил в 1970-х годах. Всё началось с поп-артистов, таких как Глен Кэмпбелл, Джон Денвер, Оливия Ньютон-Джон и Энн Мюррей, чьи песни имели успех в кантри-чартах. Композиции, такие как песня Кэмпбелла «Rhinestone Cowboy» были в числе одних из самых больших хитов в истории кантри-музыки.

Возрождение в 1990-х

2000-е и 2010-е

Представители кантри-попа

Напишите отзыв о статье "Кантри-поп"

Примечания

  1. [rp.uk.real.com/guide/ RealNetworks]

Отрывок, характеризующий Кантри-поп

Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.