Квинтас, Ромуалдас

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ромуалдас Квинтас
Romualdas Kvintas
скульптор
Дата рождения:

16 июня 1953(1953-06-16) (70 лет)

Место рождения:

Жагаре

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Ромуа́лдас Кви́нтас (Ромуальдас Квинтас, Ромас Квинтас; лит. Romualdas Kvintas, род. 16 июня 1953, Жагаре) — литовский скульптор, автор мемориальных таблиц и нетривиальных по замыслу и исполнению памятников, установленных в Вильнюсе, скульптур различного рода в городах Литвы и других стран.





Биография

В 19751981 годах учился в Художественном институте Литовской ССР (ныне Художественная академия в Вильнюсе). Там же работал старшим преподавателем (19821990). С 1983 года член Союза художников Литвы.

Творчество


Участвовал в выставках произведений малых форм (Вильнюс, 1979) и молодых художников (Москва, 1980), международной выставке новых форм (Чикаго, 1981), в Республиканской выставке молодых художников (Вильнюс, 1981), позднее во многих других выставках в Каунасе, Клайпеде, а также в Чехословакии (1983, 1985), Италии (1989), Германии (1989, 1990, 1991), Швейцарии (1990), Франции (1996).

Персональные выставки прошли в Вильнюсе (1994, 1997, 2002, 2003), Цюрихе (20002001), Клайпеде (2001, 2004).

Скульптурные произведения установлены в Тракай, в Вильнюсе (в частности, в Библиотеке Адама Мицкевича), Каунасе и других городах Литвы, а также в Фанано (Италия), Амстердаме (Нидерланды). Работы находятся в частных коллекциях, приобретены Литовским художественным музеем, Третьяковской галереей.

Автор мемориальных таблиц в Вильнюсе, увековечивающих деятельность или пребывание в городе — доцента кафедры хорового дирижирования Вильнюсской консерватории и руководителя известного хора «Ажуолюкас» Германа Перельштейна, художника Фердинанда Рущица (18701936) и других выдающихся деятелей культуры.

Мемориальная таблица по инициативе Польского института[1] был установлена 11 июня 1999 года[2] на доме по улице Пилес (Замковая, в советское время Горького, Pilies g.), где художник некоторое время жил.

17 октября 2005 года на фасаде дома в Вильнюсе (улица Диджёйи, 1; так называемый «дом Франка») открыта мемориальная таблица из песочно-розового мрамора с барельефом учёного работы скульптора Ромуалдаса Квинтаса в память мыслителя и учёного-медиевиста Л. П. Карсавина[3][4].

12 декабря 2006 года была открыта открыта мемориальная доска в честь знаменитого русского писателя Ф. М. Достоевского[5] на доме по улице Диджёйи, 20 (Большая, в советское время Горького, Didžioji g.). На том месте прежде находилась гостиница, в которой в апреле 1867 года проездом в Германию останавливался Достоевский с А. Г. Достоевской.[6].

16 мая 2007 года в Старом городе Вильнюса у перекрёстка улиц Месиню и Диснос премьер-министр Литвы Гядиминас Киркилас и скульптор Ромас Квинтас открыли памятник «Гражданину Вильнюса доктору Цемаху Шабаду, прототипу доброго доктора Айболита». Памятник Шабаду возведён по инициативе Фонда литваков. Невысокий памятник (фигура доктора в старомодной шляпе 1,70 м) изображает Шабада и девочку с кошкой на руках[7][8]. Цемах Шабад (18641935) был известным и популярным врачом и крупным общественным деятелем. Во время приездов в Вильну перед Первой мировой войной в его доме останавливался Корней Чуковский[9].

22 июня 2007 года в Вильнюсе на улице Басанавичяус (бывшая Погулянка) был открыт памятник французскому писателю Ромену Гари работы Ромаса Квинтаса. Бронзовая скульптура (созданная ещё в 2003) изображает автобиографического героя романа «Обещание на рассвете» — мальчика с галошей в руках. Памятник установлен по инициативе вильнюсского Клуба Ромена Гари при поддержке железнодорожной компании «Летувос гележинкеляй» („Lietuvos geležinkeliai“) и Фонда литваков (Litvakų fondas)[10][11].

Примечание

  1. [www.magwil.lt/archiwum/2006/mww8/srp-16.htm Halina Jotkiałło. Pamiętajmy o Ruszczycu] (польск.)
  2. [web.archive.org/web/20030713214148/nasz-czas1.tripod.com/012/antone.html Beata Antonienko. Ferdynand Ruszczyc (1870—1936)] (польск.)
  3. [www.kurier.lt/default.asp?TopicID=46&PressArticleID=596212 «В нём Запад и Восток одновременно»…]
  4. [www.vilnius.lt/newvilniusweb/index.php/101/?itemID=80105 Vilniuje atidengiama Levo Karsavino atminimo lenta] (лит.)
  5. [www.gazeta.ru/news/culture/2006/12/13/n_1014524.shtml В центре Вильнюса открыли памятную доску Федору Достоевскому]
  6. [www.kolos.lt/index.php?option=com_content&task=view&id=26&Itemid=27 Ирина Арефьева. Ф. М. Достоевский в Вильне]
  7. [www.ami-tass.ru/print/23021.html В столице Литвы открывается памятник доктору Айболиту]
  8. [www.lrytas.lt/?id=11793236331178507538&view=4 Vilniuje atidengtas paminklas daktaro Aiskaudos prototipui] (лит.)
  9. [www.svobodanews.ru/articlete.aspx?exactdate=20060720123702910 Истории Запада и Востока. В Вильнюсе поставят памятник прототипу доктора Айболита Цемаху Шабаду]
  10. [resheto.ru/speaking/news/news4873.php На пьедестал — с галошей]
  11. [whatson.delfi.lt/news/culture/article.php?id=13597305 Vilniuje atidengtas paminklas rašytojui Romain Gary paskirtas pasimatymams] (англ.)

Напишите отзыв о статье "Квинтас, Ромуалдас"

Ссылки

  • [www.skulptoriai.lt/EN/3R.Kvintas_CV_en.html Sculptor Romas Kvintas] (англ.)

Отрывок, характеризующий Квинтас, Ромуалдас

– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.