Старый город (Вильнюс)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Исторический центр Вильнюса*
Vilnius Historic Center**
Всемирное наследие ЮНЕСКО

Страна Литва Литва
Тип Культурный
Критерии ii, iv
Ссылка [whc.unesco.org/en/list/541 541]
Регион*** Европа и Северная Америка
Включение 1994  (18-я сессия)

Координаты: 54°41′ с. ш. 25°17′ в. д. / 54.683° с. ш. 25.283° в. д. / 54.683; 25.283 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=54.683&mlon=25.283&zoom=12 (O)] (Я)

* [whc.unesco.org/ru/list Название в официальном рус. списке]
** [whc.unesco.org/en/list Название в официальном англ. списке]
*** [whc.unesco.org/en/list/?search=&search_by_country=&type=&media=&region=&order=region Регион по классификации ЮНЕСКО]

Ста́рый го́род (лит. Vilniaus Senamiestis, польск. Stare Miasto w Wilnie) — район города Вильнюс, старейшая часть города на левом берегу реки Нерис (Вилия, лит. Neris) к югу от Замковой горы с башней Гедимина и сохранившейся Кафедральной площади с Кафедральным собором.

Один из крупнейших в Восточной Европе урбанистических комплексов, формировавшихся начиная со Средних веков. Занимает площадь 3,59 км². Охватывает 74 квартала с 70 улицами и переулками, 1 487 зданиями и общей площадью помещений 1 497 000 м². Старейшая часть столицы Литвы формировалась на протяжении столетий, запечатлевая в себе историю города и различные культурные влияния. Здания и элементы, относящиеся к различным архитектурным стилям (готика, ренессанс, барокко, классицизм, вкрапления модерна), в Старом городе соседствуют и взаимно дополняют друг друга. В Старом городе располагаются католические, лютеранские и православные храмы, музеи, учебные заведения и жилые дома, гостиницы и магазины, здания которых являются памятниками культуры и архитектуры.

ЮНЕСКО, признавая универсальную ценность и оригинальность Старого города, в 1994 внесла его в Список всемирного культурного наследия.





Описание

В Старом городе расположены Замковая гора с башней Гедимина, сохранившейся от укреплений Верхнего замка. В башне с 1960 года действует экспозиция, посвящённая истории города. Наверху устроена обзорная площадка, с которой открывается панорама Старого города и долины реки Вилии.

У подножия Замковой горы находится Кафедральная площадь с памятником князю Гедимину, Кафедральным собором Святого Станислава и колокольней. Рядом с собором расположен Дворец великих князей литовских (Дворец правителей), восстановляемый с 2002 года. 6 июля 2009 года при участии руководителей 15 государств состоялось символическое открытие восстановленного, но окончательно ещё не обустроенного Дворца великих князей литовских. 6 июля 2013 года для посетителей открылись два из четырёх корпусов Национального музея Дворца великих князей литовских.[1][2]

От Кафедральной площади до излучины реки Нерис центр города с востока на запад пересекает проспект Гедимина (Gedimino prospektas; в XIX веке назывался Георгиевский проспект, после Первой мировой войны — проспект Мицкевича, после Второй мировой войны — Сталина, затем — Ленина). Часть его вместе с прилегающими старинными улицами Тоторю (Totorių), Одминю (Odminių), Вильняус (Vilniaus), входит в черту Старого города.

Неподалёку от Кафедральной площади находится площадь С. ДаукантасаXIX веке — Дворцовая площадь, затем — площадь Муравьёва, в межвоенные годы — площадь Наполеона, после Второй мировой войны — площадь Кутузова), образуемая парадным фасадом президентского дворца, фасадом дворца де Реусов (Шуазелей), костёлом Святого Креста (бонифратров) и корпусами Вильнюсского университета. От университета и Президентуры узкой улицей Университето можно пройти к перекрёстку улиц Швянто Йоно (лит. Švento Jono), Шварцо (лит. Švarco), Гаоно (лит. Gaono) и Доминикону (лит. Dominikonų), с различного рода достопримечательностями разных эпох.

От Кафедральной площади к Ратушной площади и далее к воротам былой городской стены ведут старинная улица Пилес (Замковая, Pilies, Zamkowa), её продолжение улица Диджёйи (Большая, Didžioji, Wielka) и улица Аушрос варту (Островоротная, Aušros vartų, Ostrobramska).

Пилес, как и в старину, остаётся главной артерией Старого города с обилием кафе, музеев и галерей и торговлей сувенирами. По левой стороне за аркой, соединяющей угловые дома, начинается узкая изогнутая улица Бернадину (Bernardinų gatvė, Zaułek Bernardyński; в советское время Пилес, Pilies). Она ведёт к костёлам Святого Михаила, Святой Анны и Святого Франциска Ассизского (Бернардинскому) с францисканским монастырём. Неподалёку от готического костёла Святой Анны и Бернардинского храма находится памятник поэту Адаму Мицкевичу. Мостовая Бернардину из красного кирпича напоминает паркет. По обе стороны стоят старинные двухэтажные жилые дома, частью с совершенно слепыми гладкими стенами, составляющими контраст открывающимся на каждом шагу новым перспективам, разнообразящимися скатами черепичных крыш, барочными порталами и зданиями на дальних планах.

На углу Бернардину и улиц Шилтадаржё (Šiltadaržio gatvė, дом 8) располагается бывший дворец графов Олизаров. Он был приобретён в 1762 году М. Лопацинским и реконструирован по проекту архитектора Иоганна Кристофа Глаубица Работы выполнялись сначала архитектором Андрисом (умер в 1765 году), затем Фрезером. У двухэтажного здания под высокой черепичной крышей нижний этаж покрыт серой, верхний — более тёмной фактурной штукатуркой, на которых контрастно выделяются белые обрамления окон и другие детали. Фасад по линии улицы Бернардину незначительно изогнут. Во второй половине XIX века дом принадлежал Завадским — семейству книгоиздателей и книготорговцев. Ныне во дворце Олизаров (Лопацинских) располагается отель.

Напротив его находится дом, в котором в 1822 году жил Адам Мицкевич, вернувшись из Ковна. Поэт заканчивал здесь свою поэму «Гражина» „Grażyna“, готовя её к изданию. Над воротами, ведущими во двор, установлена мемориальная таблица с лаконичной надписью. В трёх комнатах бывшей квартиры Мицкевича оборудован мемориальный музей, принадлежащий Вильнюсскому университету.

Квартал Старого города между улицами Пилес, отходящими от неё вправо улицами Скапо (Skapo gatvė) и Швянто Йоно и улицей Университето занимает Ансамбль Вильнюсского университета, формировавшийся начиная с 1570 года и состоящий из образующих тринадцать двориков зданий в несколько корпусов, включая костёл Святых Иоаннов с возвышающейся на 68 м (с крестом[3]) колокольней.

К Ратуше и треугольной формы Ратушной площади, старому центру города, выходят, помимо Диджёйи, улицы Стиклю (Stiklių, Стеклянная), Вокечю (Vokiečių, Немецкая, в советское время Музеяус), Рудининку (Rūdininkų, Рудницкая), Арклю (Arklių), Савичяус (Savičiaus, Савича, в советское время Ю. Вито).

На Ратушной площади расположена Ратуша в стиле классицизма. Неподалёку от Ратуши находится иезуитский костёл Святого Казимира, неоднократно перестраивавшийся с XVII века. На улицу Аушрос варту (Островоротную) выходят базилианский костёл и монастырь Святой Троицы и православный Свято-Духов монастырь с мощами святых виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия; улица ведёт к барочному костёлу Святой Терезы, сохранившимся городским воротам Острой браме с часовней и чудотворной иконой Остробрамской Божией Матери.

См. также

Напишите отзыв о статье "Старый город (Вильнюс)"

Примечания

  1. [www.vilnius-tourism.lt/ru/tourism/places-to-visit/top-20/valdovu-rumai/ Дворец правителей Великого Княжества Литовского]. Vilnius tourism. Вильнюсский информационный туристический центр (2013). Проверено 29 декабря 2013.
  2. [www.valdovurumai.lt/ru/istorya-dvorca/vazneusie-daty#.Ur_iU_QW1ww Важнейшие даты]. Национальный музей Дворец великих князей литовских. Nacionalinis muziejus Lietuvos Didžiosios Kunigaikštystės valdovų rūmai (27 августа 2013). Проверено 29 декабря 2013.
  3. Lietuvos TSR istorijos ir kultūros paminklų sąvadas. 1: Vilnius: Vyriausioji enciklopedijų redakcija, 1988. P. 542 (лит.)

Литература

  • А. Папшис. Вильнюс. Вильнюс: Минтис, 1977.

Отрывок, характеризующий Старый город (Вильнюс)

– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…