Клепинин, Дмитрий Андреевич
| Димитрий Клепинин | |
| Дмитрий Андреевич Клепинин | |
 | |
| Рождение | |
|---|---|
| Смерть |
9 февраля 1944 (39 лет) |
| Почитается |
святой праведный Димитрий |
| Канонизирован |
Константинопольским патриархатом 16 января 2004 г. |
| В лике | |
| День памяти |
20 июля |
| Награды |
|
Дмитрий Андреевич Клепинин (14 апреля 1904, Пятигорск, Терская область — 9 февраля 1944, концлагерь Бухенвальд, Германия) — священник Западноевропейского экзархата Русских приходов Константинопольского Патриархата, общественный деятель, участник французского Сопротивления, причислен к лику святых. Брат Н. А. Клепинина.
Биография
В 1920 году эмигрировал с семьёй в Константинополь, в 1922 году переехал в Белград[1].
В 1925 году приехал во Францию, поступил в открывшийся Свято-Сергиевский православный богословский институт в Париже[1], во время обучения в котором был духовным сыном протоиерея Сергия Четверикова и членом кружка православных студентов, основанного Н. М. Зерновым и [zarubezhje.narod.ru/gi/z_015.htm М. В. Зерновой].
В 1929 году окончил Свято-Сергиевский богословский институт и уехал в Америку, где получил стипендию для обучения в нью-йоркской Епископальной богословской семинарии[1].
В 1930 уехал в Югославию, жил в городе Бор, работал на медных приисках. В 1931 вернулся во Францию[1].
В 1931—1937 годы был псаломщиком церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы. Участвовал в работе Русского студенческого христианского движения (РСХД), выступал с докладами на его собраниях[1].
Один из основателей в 1935 году благотворительной и культурно-просветительной организации помощи русским эмигрантам «Православное дело», а также общежития для обедневших русских эмигрантов на ул. Лурмель в Париже[1].
В 1937 году женился на Тамаре Баймаковой. В том же году рукоположён в сан диакона и священника и назначен помощником настоятеля церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы.
В 1938 году назначен настоятелем Свято-Троицкой церкви в Озуар-ла-Ферьере под Парижем[1].
С 1939 года — настоятель домового храма Покрова Пресвятой Богородицы при общежитии общежития для обедневших русских эмигрантов на ул. Лурмель[1].
Во время оккупации Парижа принимал участие в деятельности Сопротивления, входил в Комитет помощи заключенным лагеря Компьен.
В июле 1942-го по Парижу прокатились первые массовые аресты евреев. Мать Мария и о. Димитрий буквально бросаются к ним на помощь. Димитрий Клепинин крестил тех евреев, которые просили его об этом, и выдавал ложные справки тем, кто не желал принять христианское таинство. Священник выдал сотни ложных свидетельств о крещении и о принадлежности к Покровскому приходу. Многие евреи таким образом избежали ареста, многим удалось вырваться из оккупационной зоны и уехать в другие страны[2].
8 февраля 1943 году был арестован гестапо вместе с другими сотрудниками «Православного дела» и заключён в нацистский концлагерь Компьен, а затем в подземный лагерь «Дора»[1].
Протоиерей Сергий Гаккель писал: «Отца Димитрия допрашивали в продолжение целых четырёх часов. Он не стал оправдываться. Позже, на Лурмель, офицер гестапо Гофман рассказывал, как отцу Димитрию предлагали свободу при условии, что он впредь не будет помогать евреям. Он показал свой наперсный крест с изображением Распятия: „А этого Еврея вы знаете?“ Ему ответили ударом по лицу. „Ваш поп сам себя погубил, — заметил Гофман, — он твердит, что если его освободят, он будет поступать так же, как и прежде“»[2].
В последнем письме из лагеря он писал: «Нас неожиданно назначили к отправке в Германию. У меня полное сознание совершающейся воли Божией и начала нового церковного послушания. … Утешь меня своей бодростью. В это весь залог моего настоящего благополучия, ибо я ко всему готов, кроме вашего страдания и печали … С нами Христос, все окружающее так неважно по сравнению с Его к нам любовию…».
В лагере смерти, в страшной Доре, о. Димитрий прежде всего отказался от значка, указывавшего, что он — из Франции: с русскими из Советской России обращались ещё хуже, и он хотел всецело разделить страдания своего народа. Он делился своими передачами с голодными заключёнными и погибал, теряя силы. Заключённые просили начальство перевести о. Димитрия на лёгкий труд, потому что он — больной старик, так он выглядел. Но на вопрос, сколько ему лет, он ответил: тридцать девять[2].
Претерпел многочисленные издевательства и умер от болезни и истощения 9 февраля 1944 года. Как писал бывший узник Бухенвальда Ф. Т. Пьянов: «отец Дмитрий погиб; он умер от воспаления лёгких на грязном полу, в углу так называемого „приёмного покоя“ лагеря, где не было ни лекарств, ни ухода, ни постелей. Вечером или в ночь он умер и, вероятно, под утро был увезён с другими покойниками в крематорий лагеря Бухенвальд. В то время покойников из лагеря „Дора“ сжигали в Бухенвальде. Лагерь „Дора“ был страшный лагерь! В 1944 году Бухенвальд поставлял в „Дору“ живую силу. Нам говорили, что к 1944 году из 1000 человек через 2-3 недели оставались живыми 300 ч., и то больные. Остальные погибали от непосильного труда, скверного питания, обращения, отвратительных санитарных условий»[3].
Память и канонизация
Был удостоен звания «Праведник мира» от государства Израиль. Имя священника Димитрия Клепинина вписано в мемориал «Яд Вашем» в Иерусалиме.
16 января 2004 года был канонизирован решением Священного Синода Константинопольским Патриархатом. одновременно с ним были канонизированы монахиня Мария (Скобцова), Георгий Скобцов и Илья Фондаминский[2].
Во время торжественного чина прославления новоканонизированных святых 1-2 мая 2004 года в Александро-Невском соборе в Париже в богослужениях участвовали христиане разных конфессий. Архиепископ Парижа кардинал Жан-Мари Люстиже сказал, что Католическая Церковь тоже будет почитать этих мучеников как святых и покровителей Франции[2].
Напишите отзыв о статье "Клепинин, Дмитрий Андреевич"
Литература
- Антуан Аржаковский «Отец Димитрий Клепинин и память о нём» // Семья в постатеистических обществах, составитель К. Сигов, Львов, Дух и Литера, 2002, стр. 210—217.
- Жизнь и житие священника Димитрия Клепинина. 1904—1944 / Составители Т. В. Викторова, Н. А. Струве. — М.: Русский путь; Париж: YMCA-Press, 2004. −228 с.
- Клепинина Е. «Руки священника ему не принадлежат…» — М.: Издательство Библейско-богословского института святого апостола Андрея, 2012. — 177 с. — ISBN 978-5-89647-285-8
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.dommuseum.ru/index.php?m=dist&pid=6377 КЛЕПИНИН Дмитрий (Дмитрий Андреевич)]
- ↑ 1 2 3 4 5 [azbyka.ru/tserkov/svyatye/sviatie_na_karte_mira1/parigskie_sviashtnnomucheniki-all.shtml Святые парижские мученики]
- ↑ [mere-marie.com/fate/pamyati-ottsa-dmitriya-klepinina/ Вестник участников Сопротивления. Памяти отца Дмитрия Клепинина]
Ссылки
- [zarubezhje.narod.ru/kl/k_032.htm Священник Димитрий Клепинин на сайте «Религиозные деятели русского зарубежья»]
- [russkijput.nichost.ru/pdf/getpdf.php?file=/pdf/Klepinin.pdf Книга «Жизнь и житие священника Димитрия Клепинина» на сайте издательства «Русский путь»]
Отрывок, характеризующий Клепинин, Дмитрий Андреевич
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.
Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
