Ковалевский, Евграф Петрович (младший)

Евграф Петрович Ковалевский (младший) (30 декабря 1865, Санкт-Петербург — 14 марта 1941, Мёдон (департамент О-де-Сен), Франция) — политический и общественный деятель. Член Государственной думы.

Происхождение

Происходил из дворян. Его два сына: епископ Иоанн-Нектарий (Ковалевский) и историк Ковалевский, Пётр Евграфович.

Биография

• В 1889 году, окончив юридический факультет Московского университета, был оставлен при университете по кафедре государственного права.
• Начал службу в 1-м департаменте Сената помощником обер-секретаря.
• Перешёл в Министерство народного просвещения чиновником особых поручений при министре. Состоял членом ученого комитета и председателем постоянной комиссии по народным чтениям, принимая участие почти во всех комиссиях по преобразованию средней и начальной школы.
• Специалист по народному образованию, посвятивший себя изучению его в России и за границей и осуществлению всеобщего обучения. Ездил в Западную Европу и в Америку для участия в международных съездах и в организации педагогических выставок.
  • Организовал в Воронежской губернии две образцовых школы, автор законопроекта о школьном образовании
• В 1896 году организовал научно-учебный отдел на Нижегородской выставке, по его инициативе был устроен даровой и удешевленный проезд учащих и учащихся на выставку.
• В 1900 году на Парижской всемирной выставке устроил даровые квартиры и образовательные экскурсии для русских учителей.
• В 1904—1907 годах в качестве председателя постоянной комиссии народных чтений разрабатывал вопрос об устройстве и оборудовании народных аудиторий.
• В течение 20 лет состоял уездным и губернским гласным и почетным мировым судьей в Воронежской губернии.
• Избран в III и IV Государственную Думу от Воронежской губернии.
  • В думе он посвятил себя вопросам народного образования и состоял товарищем председателя комиссии народного образования, затем председателем совещания, разрабатывавшего закон по всеобщему обучению. Выступал докладчиком по законопроектам, касавшимся народного образования.
• В 1912 году разработал проект закона о всеобщем образовании.
• Был товарищем председателя комиссий о народном образовании и членом-докладчиком бюджетной комиссии по Св. Синоду и Министерству народного просвещения. Как член бюджетной комиссии, был докладчиком по смете Святейшего Синода и поднял ряд вопросов, касающихся преобразования церковного управления и упорядочения церковного хозяйства.
• В 1917—1918 годах — член Поместного Собора по избранию от Государственной думы.
• В 1919 году эмигрировал во Францию, жил в г. Ницца, потом в Париже.
• В 1920—1939 годах — Председатель отдела средней школы парижской Русской академической группы, один из руководителей комитета по обеспечению высшего образования русскому юношеству за границей.
• В 1921 году — член Всезаграничного церковного собора в Сремских Карловцах. Возглавлял дни русской культуры для молодежи, был членом епархиального совета при митрополите Евлогии (Георгиевском).Масон.
• В 1923 году — участник первого съезда Русского студенческого христианского движения в г. Пшеров (Чехословакия).
• в 1925 году — участник второго съезда РСХД и член учредительного комитета Свято-Сергиевского православного богословского института

Преподавал в Богословском институте латинский, французский и немецкий языки. Играл видную роль в церковной и общественной жизни русской колонии во Франции. Скончался 14 марта 1941 года в Мёдоне, пригороде Парижа.

Труды

• Народное образование в Соединенных Штатах Северной Америки
• Народное образование в России
• Народное образование в Венгрии
• L’enseignement de l’agriculture dans les ecoles normales et primaires en France
• Les Courdes et les Jesides
• La collaboration de l’ecole et de la famille
• Les Maisons du peuple
• Manual training in Russia
• Moral education
• Нравственное оздоровление России. — Париж, 1922.
• Вера, верность и воля. — Париж, 1922.
• Великий, благословенный старец. — Париж, 1926.
• Русская школа под игом большевиков. — Париж, 1928 (Английский перевод).
• Развал коммунизма и долг эмиграции. — Париж, 1928.
• La part a faire a la discipline et a l’autonomie dans l’education morale. — Paris, 1931.
• Русское земство. — Париж, 1934.
• Национальная идея. — Париж, 1934.
• La tradition de la famille comme moyen d’education. — Bruxelles, 1935.

Литература

• Кравецкий А. Г. Биографические сведения о членах Поместного Собора Православной российской Церкви 1917—1918 гг.
• Деяния I. 1. с. 73. ПБ IV, таб. 8. Чуваков III, с. 340. Карловцы 1921, с. 10.
• ГАРФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 1. Протоколы Русского Зарубежного Церковного Собора (1921 г.).
• Письмо Е. П. Ковалевского митрополиту Евлогию (Георгиевскому) от [1921 г.]. — ГАРФ. Ф. Р-5919. Фонд митрополита Евлогия (Георгиевского). Оп. 1. Д. 65.
• Спекторский Е., Давац В. Материалы для библиографии русских научных трудов за рубежом. — Белград: Т. I. 1931; Т. II. 1941 (2-ое издание — 1972 г.).
• Русские писатели эмиграции: Биографические сведения и библиография их книг по богословию, религиозной философии, церковной истории и православной культуре: 1921—1972 / Составитель Н. М. Зернов. — Boston: G. K. Hall & Co., 1973.
• Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни. — Париж: YMCA-Press, 1947 (2-е изд. — М.: Московский рабочий; ВПМД, 1994. 619 с.).
• P. Antoine Lambrechts. L’activite ecclesiale de Pierre E. Kovalevsky // Lettre de Chevetogne. 2001. № 2-4. P. 19-28.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01004165846 3-й созыв Государственной Думы: портреты, биографии, автографы]. — СПб.: издание Н. Н. Ольшанскаго, 1910.

Отрывок, характеризующий Ковалевский, Евграф Петрович (младший)

Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.