Кондратьева, Инна Михайловна
| Инна Кондратьева | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Профессия: | |
| Годы активности: | |
| Театр: |
БДТ имени М. Горького, |
| Награды: |
|
И́нна Миха́йловна Кондра́тьева (23 сентября 1924 — 18 июля 1985, Москва) — советская актриса театра и кино. Заслуженная артистка РСФСР (1957).
Содержание
Биография
Инна Кондратьева в 1947 году окончила Ленинградский театральный институт и в том же году была принята в труппу Ленинградского Нового театра (с 1953 года — Театр им. Ленсовета). К середине 50-х годов Кондратьева стала одной из ведущих актрис труппы, однако сам театр после смерти Бориса Сушкевича (в 1946 году) переживал тяжёлые времена и частые смены художественного руководства[1]: пригласивший Кондратьеву Борис Зон в 1949 году покинул театр, сменивший его Сергей Морщихин также продержался всего два года; пришедший в 1951 году Николай Акимов вывел коллектив из кризиса, но в 1956 году он вернулся в Театр Комедии[1], а в Театре им. Ленсовета вновь началась «режиссёрская чехарда»[2].
В 1958 году Инна Кондратьева была приглашена в Большой драматический театр им. Горького и вскоре стала женой его художественного руководителя — Георгия Товстоногова[3]. Однако это обстоятельство не сделало Кондратьеву примадонной театра; она была введена в два лучших на тот момент спектакля БДТ: «Идиот» — на роль Аглаи и «Эзоп» — на роль служанки Мели; позже сыграла Анну в «Варварах» А. М. Горького, Оксану в «Гибели эскадры» А. Корнейчука, Женщину, которую он любил в спектакле «Четвёртый» по пьесе К. Симонова; и тем не менее здесь ей приходилось конкурировать с такими яркими актрисами, как Людмила Макарова, Нина Ольхина, Зинаида Шарко; в 1959 году пришла Татьяна Доронина. Тяжбы за-за ролей оборачивались семейными конфликтами, и первый был связан с постановкой пьесы А. Арбузова «Иркутская история» (1960), в которой Инна Кондратьева рассчитывала получить роль Вали; но Товстоногов отдал предпочтение Дорониной. В 1962 году брак распался[4].
Покинув в том же году БДТ, Кондратьева переехала в Москву и в 1963 году стала актрисой Театра им. М. Н. Ермоловой.
В кино Инна Кондратьева дебютировала ещё в 1949 году — в роли подпольщицы Галина Понащик в фильме Александра Файнциммера «Константин Заслонов». Известность актрисе принесли роли в таких популярных фильмах, как «Два капитана» и «Балтийское небо» Владимира Венгерова, «Дикая собака динго» Юлия Карасика.
В 1982 году тяжёлая болезнь заставила Инну Кондратьеву покинуть сцену. Умерла 18 июля 1985 года; похоронена на Востряковском кладбище, участок № 103.
Творчество
Роли в театре
Большой драматический театр им. Горького
- 1958 — «Эзоп» Г. Фигейредо; режиссёр Г. А. Товстоногов — Мели (ввод)
- 1958 — «Идиот» по роману Ф. М. Достоевского; режиссёр Г. А. Товстоногов — Аглая (ввод)
- 1959 — «Варвары» А. М. Горького; режиссёр Г. А. Товстоногов — Анна
- 1960 — «Гибель эскадры» A. Корнейчука; режиссёр Г. А. Товстоногов — Оксана
- 1961 — «Океан» А. Штейна; режиссёр Г. А. Товстоногов — Маша
- 1961 — «Четвертый» К. Симонова; режиссёр Р. С. Агамирзян — Женщина, которую Он любил
Работы на телевидении
- 1960 — «Третья, патетическая» Н. Погодина. Режиссёр Иван Ермаков (телеспектакль) — Ирина Александровна
- 1971 — «Клоун». Режиссёр Владимир Андреев (телеспектакль) — Надежда, жена Русакова
- 1975 — «Кружилиха». Режиссёры Константин Антропов и Олег Лебедев (телеспектакль) — Марианна
Фильмография
- 1949 — Константин Заслонов — Галина Понащик
- 1950 — Великая сила
- 1955 — Два капитана — Мария Васильевна
- 1956 — Пролог — Марфа Круглова
- 1958 — Город зажигает огни — соседка Шуры
- 1959 — В едином строю (Feng cong dong fang lai) — Елена
- 1960 — Балтийское небо — Мария Сергеевна
- 1962 — Дикая собака динго — мать Тани
- 1965 — Залп «Авроры» — Фофанова
- 1966 — Королевская регата — член ученого совета (нет в титрах)
- 1967 — Осенние свадьбы — Ольга Павловна, сотрудница «Дворца счастья»
- 1971 — Холодно — горячо — Людмила Яковлевна
- 1972 — За всё в ответе (по пьесе В. Розова «Традиционный сбор») — Зоя Перевалова
- 1972 — Ижорский батальон — Анна Алексеевна
- 1972 — Игрок (Hráč) — служанка
- 1973 — Дела сердечные — Сергеева
- 1977 — Открытая книга — Агния Петровна
- 1978 — Чужая — Мария Петровна, жена Кунгурцева
- 1980 — Ожидание — Инна Васильевна
Напишите отзыв о статье "Кондратьева, Инна Михайловна"
Примечания
- ↑ 1 2 Люб. М. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Teatr/_151.php Ленинградский театр имени Ленсовета] // Театральная энциклопедия (под ред. П. А. Маркова). — М.: Советская энциклопедия, 1961—1965. — Т. 3.
- ↑ [lensov-theatre.spb.ru/content/view/14/30/ История театра]. Официальный сайт ЛАДТ имени Ленсовета. Проверено 29 июня 2012. [www.webcitation.org/69qCpfoAU Архивировано из первоисточника 11 августа 2012].
- ↑ Старосельская Н. Товстоногов. — М.: Молодая гвардия, 2004. — С. 176. — ISBN 5-235-02680-2.
- ↑ Старосельская Н. Товстоногов. — М.: Молодая гвардия, 2004. — С. 189. — ISBN 5-235-02680-2.
Ссылки
- [a-tremasov.ru/kondrateva-inna-mixajlovna Инна Кондратьева в Авторском проекте Алексея Тремасова]
Отрывок, характеризующий Кондратьева, Инна Михайловна
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.
Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
