Кружков, Владимир Семёнович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Семёнович Кружков
Научная сфера:

философия

Место работы:

ИМЭЛ при ЦК ВКП(б), ЦК КПСС, ИИИ МК СССР

Учёная степень:

доктор философских наук (1950)

Учёное звание:

профессор (1940),
член-корреспондент АН СССР (1953)

Альма-матер:

Академия коммунистического воспитания им. Н. К. Крупской (1931)

Награды и премии:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Влади́мир Семёнович Кружко́в (3 (16) июня 1905, Санкт-Петербург, Российская империя — 11 мая 1991, Москва, РСФСР) — советский философ и партийный деятель. Специалист в области истории русской общественной мысли и эстетики. Член-корреспондент АН СССР по Отделению экономических, философских и правовых наук (философия) с 23 октября 1953 года.





Биография

Член РКП(б) с 1925 года. Окончил Академию коммунистического воспитания им Н. К. Крупской (1931) и аспирантуру философского факультета Коммунистического университета преподавателей общественных наук (1933). С 1932 года вёл преподавательскую работу по философии, профессор (1940). Член Бюро внешнеполитической пропаганды (1941—1942) и Советского информационного бюро (1942—1943); заместитель редактора журнала «Война и рабочий класс» (1943—1944).

Работал в аппарате ЦК ВКП(б) (КПСС): директор Института Маркса-Энгельса-Ленина (1944—1949), заместитель, 1-й заместитель заведующего Отделом пропаганды и агитации (1949—1950), заведующий Отделом художественной литературы и искусства (1950—1953), заведующий Отделом пропаганды и агитации (1953—1955). Член Центральной Ревизионной Комиссии КПСС (1952—1956). В 1950 году защитил диссертацию на соискание учёной степени доктора философских наук. В 1955 году, наряду с несколькими партийными идеологами, стал фигурантом сексуального скандала, вследствие чего лишился должности в ЦК и был отправлен в Свердловск[1]. Профессор УрГУ (1955—1961), одновременно редактор газеты «Уральский рабочий». В 19611973 годах — директор Института истории искусств Министерства культуры СССР.

Основные работы

  • «Д. И. Писарев: философские и социально-политические взгляды» (1942)
  • «Основные особенности классической русской философии» (1944)
  • «Классики русской философии: Белинский, Герцен, Чернышевский, Добролюбов» (1945)
  • «Мировоззрение Н. А. Добролюбова» (1950; 2-е изд. 1952)
  • «Ленин и искусство» (1969, редактор)
  • «Н. А. Добролюбов: жизнь, деятельность, мировоззрение» (1976)

Редактор изданий философских сочинений Д. И. Писарева (1944, 1949), М. А. Антоновича (1945), автор вступительных статей к ним. Член авторского коллектива краткой биографии И. В. Сталина (1947; 4-е изд. 1951).

Награды и премии

Напишите отзыв о статье "Кружков, Владимир Семёнович"

Примечания

  1. [www.kommersant.ru/Doc/630490 Жирнов Е. Разврат, пьянка, совращение девушек]

Ссылки

  • Кружков Владимир Семенович — статья из Большой советской энциклопедии.
  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50900.ln-ru Профиль Владимира Семёновича Кружкова] на официальном сайте РАН
  • [knowbysight.info/KKK/04085.asp Биография] в Справочнике по истории КПСС
  • [isaran.ru/?q=ru/person&guid=E3F6286C-0C4A-AF15-7B40-6768C8E9A6D7 Историческая справка] на сайте Архива РАН
Предшественник:
отдел создан
заведующий Отделом художественной литературы и искусства ЦК ВКП(б)
1950—1953
Преемник:
отдел расформирован
Предшественник:
Михайлов, Николай Александрович
заведующий Отделом пропаганды и агитации
ЦК КПСС

1953—1955
Преемник:
Константинов, Фёдор Васильевич
Предшественник:
Ярустовский, Борис Михайлович (и. о.)
директор Института истории искусств
1961—1973
Преемник:
Барабаш, Юрий Яковлевич

Отрывок, характеризующий Кружков, Владимир Семёнович

Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
Благообразный, тихий старичок служил с той кроткой торжественностью, которая так величаво, успокоительно действует на души молящихся. Царские двери затворились, медленно задернулась завеса; таинственный тихий голос произнес что то оттуда. Непонятные для нее самой слезы стояли в груди Наташи, и радостное и томительное чувство волновало ее.
«Научи меня, что мне делать, как мне исправиться навсегда, навсегда, как мне быть с моей жизнью… – думала она.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
– «Миром господу помолимся».
«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.
Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.
Окончив ектенью, дьякон перекрестил вокруг груди орарь и произнес:
– «Сами себя и живот наш Христу богу предадим».
«Сами себя богу предадим, – повторила в своей душе Наташа. – Боже мой, предаю себя твоей воле, – думала она. – Ничего не хочу, не желаю; научи меня, что мне делать, куда употребить свою волю! Да возьми же меня, возьми меня! – с умиленным нетерпением в душе говорила Наташа, не крестясь, опустив свои тонкие руки и как будто ожидая, что вот вот невидимая сила возьмет ее и избавит от себя, от своих сожалений, желаний, укоров, надежд и пороков.
Графиня несколько раз во время службы оглядывалась на умиленное, с блестящими глазами, лицо своей дочери и молилась богу о том, чтобы он помог ей.
Неожиданно, в середине и не в порядке службы, который Наташа хорошо знала, дьячок вынес скамеечку, ту самую, на которой читались коленопреклоненные молитвы в троицын день, и поставил ее перед царскими дверьми. Священник вышел в своей лиловой бархатной скуфье, оправил волосы и с усилием стал на колена. Все сделали то же и с недоумением смотрели друг на друга. Это была молитва, только что полученная из Синода, молитва о спасении России от вражеского нашествия.
– «Господи боже сил, боже спасения нашего, – начал священник тем ясным, ненапыщенным и кротким голосом, которым читают только одни духовные славянские чтецы и который так неотразимо действует на русское сердце. – Господи боже сил, боже спасения нашего! Призри ныне в милости и щедротах на смиренные люди твоя, и человеколюбно услыши, и пощади, и помилуй нас. Се враг смущаяй землю твою и хотяй положити вселенную всю пусту, восста на ны; се людие беззаконии собрашася, еже погубити достояние твое, разорити честный Иерусалим твой, возлюбленную тебе Россию: осквернити храмы твои, раскопати алтари и поругатися святыне нашей. Доколе, господи, доколе грешницы восхвалятся? Доколе употребляти имать законопреступный власть?