Ланда, Семён Семёнович

Ланда Семён Семёнович
Дата рождения:	17 ноября 1926(1926-11-17)
Место рождения:	Одесса, УССР, СССР
Дата смерти:	28 марта 1990(1990-03-28) (63 года)
Место смерти:	Ленинград, СССР
Страна:	СССР СССР
Научная сфера:	история России, литературоведение
Место работы:	Всесоюзный музей А. С. Пушкина</br>ЛГИК им. Н. К. Крупской
Учёная степень:	доктор исторических наук
Учёное звание:	профессор
Известен как:	музеевед</br> пушкинист</br> историк-декабристовед

Семён Семёнович Ланда (17 ноября 1926, Одесса, Украинская ССР — 28 марта 1990, Ленинград) — советский историк-декабристовед, литературовед — пушкинист и полонист. Доктор исторических наук, профессор. Автор известных научных работ и монографий. Публикатор и комментатор произведений польских авторов. Музеевед, создатель многих музейных экспозиций и выставок, в том числе, посвященных жизни и творчеству поэтов А. С. Пушкина и А. Мицкевича.

Биография

Родился 17 ноября 1926 года в Одессе.

В 1941 году после начала войны добровольцем, приписав к своему возрасту три года, вступил в армию. Участник боевых действий.

16 марта 1954 года С. С. Ланда был принят на работу во Всесоюзный музей музея А. С. Пушкина, который в декабре 1953 года был выделен в самостоятельное научно-просветительское учреждение.

Музейная деятельность

Первой подготовленной им экспозицией стала открытая в декабре 1955 года в залах Русского музея выставка, посвященная 100-летию со дня смерти Адама Мицкевича.

Назначенный заведующим экспозиционным отделом Всесоюзного музея А. С. Пушкина, С. С. Ланда возглавил творческую рабочую группу по проектированию его центральной историко-литературной экспозиции и руководил созданием многих тематических выставок музея.

В 1965 году он завершил работу над новой экспозицией мемориального музея в последней квартире А. С. Пушкина.

В 1967 году была открыта постоянная литературно-монографическая экспозиция «Пушкин. Личность, жизнь и творчество», которая 20 лет размещалась на трёх этажах церковного флигеля Екатерининского дворца в Пушкине. В ней С. С. Ланде удалось достоверным языком экспонатов показать пушкинскую «великую отзывчивость на все большие события современной жизни…».

Деятельность С. С. Ланды во Всесоюзном музее А. С. Пушкина была отмечена созданием временных и передвижных выставок — «Гроза Двенадцатого года», «Пушкин и Байрон», «Пушкин и Мицкевич». Выставка «В те дни ты знал меня, Кавказ» (1972) была показана в городах Тбилиси, Сухуми, Баку, Ереване.

В январе — феврале 1990 года в ленинградском Центральном выставочном зале «Манеж» работала (последняя из подготовленных с участием С. С. Ланды) временная выставка, — «Мир Пушкина», которая по его замыслу могла бы стать основой постоянной пушкинской экспозиции. Газета «Правда» откликнулась на это событие культурной жизни страны репортажем «Бездомно вещее перо…»

Заведующая отделом «Пушкин и современность» Всероссийского музея А. С. Пушкина, член оргкомитета выставки «Пушкин. Два века русской культуры» (ЦВЗ «Манеж», 1999), Т. С. Мишина, вспоминая пушкинскую экспозицию Ланды в Екатериниском дворце, говорила: «Все мы начинали работать у Семена Семеновича Ланды, но там было намного сложнее — это была философия истории, а теперь мы сделали только выставочный конспект».

Об исторической честности и трепете, с которыми «интерпретатор пушкинской темы» относился к своим экспонатам, свидетельствуют воспоминания сотрудницы музея-квартиры А. С. Пушкина на Мойке об эпизоде, когда, после приведения в порядок пострадавших от наводнения конца 1960-х годов экспонатов, С. С. Ланда говорил: «Это уже другой жилет, не тот, что был раньше, это уже жилет без пятен пушкинской крови. Уже и не реликвия почти».

С. С. Ланда неоднократно участвовал в работе Пушкинских конференций, выступал на Пушкинских чтениях в Михайловском.

В 1962 году во Всесоюзном музее А. С. Пушкина был подготовлен первый выпуск сборника «Пушкин и его время» — с проблемными и источниковедческими статьями, тематически связанными с изучением историко-литературной ситуации и мемориальных свидетельств для экспозиций, посвящённых культурной жизни России начала XIX века. В сборнике были напечатаны две работы сотрудника музея и учёного по призванию С. С. Ланды, обозначавшие круг его главных научных предпочтений — «Пушкин и Мицкевич в воспоминаниях А. А. Скальковского» и «О некоторых особенностях формирования революционной идеологии в России: 1816—1821 (Из политической деятельности П. А. Вяземского, Н. И. и С. И. Тургеневых и М. Ф. Орлова)».

Полонистика

Интересом к польской литературе обусловлено проведение С. С. Ландой фундаментальных исследований в области связей и взаимовлияния русской и польской литератур. Благодаря его работам, в историю российско-польских культурных отношений были введены новые источники о жизни и связях Адама Мицкевича в России.

В 1956 году С. С. Ланда опубликовал статью о влиянии А. С. Пушкина на польскую культуру и о «признании в Польше творчества великого русского поэта… друга декабристов и А. Мицкевича», сопроводив её подробной библиографией переводов на польский язык произведений поэта и работ о нём польских исследователей периода 1949—1954 годов.

В 1958 году С. С. Ланда в Институте славяноведения АН СССР получил степень кандидата филологических наук за выполненную им работу «Мицкевич и филоматы, 1819—1821». Его рукопись «Мицкевич в России: годы изгнания: 1824—1829» (1600 страниц) осталась неопубликованной.

В 1971 году с его предисловием и примечаниями был опубликован роман Яна Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе», переведённый литературоведом Д. А. Горбовым на русский язык с последнего выверенного варшавского издания. В своём предисловии С. С. Ланда объяснял необходимость издания нового перевода тем, что «только в 1965 году вышло первое критическое издание романа Потоцкого, подготовленное польским исследователем Л. Кукульским, исправившим перевод Хоецкого по прижизненным изданиям и авторским рукописям, частично обнаруженным в польских архивах».

В 1976 году в академической серии «Литературные памятники» вышло двуязычное издание сонетов А. Мицкевича, составленное С. С. Ландой и с его примечаниями и заключительной статьёй, которую составитель завершил словами: «Пронизанная духом гуманных идей, вся обращенная в будущее, поэзия Мицкевича ни в чём не утратила своего звучания. Взволнованное искреннее слово поэта во всей своей непосредственности доходит и к современному читателю».

Своим вкладом в российскую полонистику С. С. Ланда заслужил признание коллег — польских филологов, которые в Кракове, после просмотра театральной постановки пьесы «Брат Господа нашего», представили учёного её автору — Каролю Войтыле.

Декабристоведение

Исследуя творчество А. Мицкевича, в своих работах конца 1950-х годов С. С. Ланда отметил важную роль поэта в общественных движениях первой четверти XIX века — участие в создании в 1817 году в Вильне просветительского Общества филоматов и последующей его реорганизации. По мнению Ланды политическая активность бывших филоматов привела к созданию в 1825 году в Отдельном Литовском корпусе Общества военных друзей, идейно связанного с Северным обществом декабристов.

В 1971 году С. С. Ланда получил степень доктора исторических наук за представленную в Институт истории АН СССР диссертационную работу «Формирование революционной идеологии декабристов 1816—1825», темой которой было исследование процесса становления концепции революционного захвата власти и республиканского государственного устройства в российских в тайных обществах на этапах их зарождения и структурных реорганизаций.

Итоги декабристоведческих исследований были подведены автором в изданной в 1975 году монографии «Дух революционных преобразований… Из истории формирования идеологии и политической организации декабристов 1816—1825».

На выводы и авторитет С. С. Ланды ссылались в своих работах известные учёные О. И. Киянская, Ю. М. Лотман, В. С. Непомнящий, Н. Я. Эйдельман.

Педагогическая деятельность

Более 17 лет профессор С. С. Ланда работал на кафедре истории ЛГИК имени Н. К. Крупской. Преподавал историю и читал циклы лекций по музейному делу. Один из его спецкурсов о научном подходе к созданию музейной экспозиции и её восприятию посетителями назывался «Романтика музейного поиска».

Тесно сотрудничал с просветительским обществом «Знание», подготовив для него более 50 тематических лекций по русской истории и литературе, которые пользовались неизменной популярностью среди слушателей.

Профессор Д. А. Эльяшевич, выпускник ЛГИК 1985 года, писал, что С. С. Ланда — «лучший лектор, которого мне пришлось в жизни слышать… Семён Семёнович был прирожденным актёром, и его лекции по русской истории первой половины XIX в., которые он читал для всего курса в актовом зале на втором этаже, превращались в моноспектакль».

Память

Умер 28 марта 1990 года в Ленинграде. Похоронен на кладбище в посёлке Комарово.

Всего через 2 месяца после кончины С. С. Ланды из печати вышел альбом «Мир Пушкина», посвященный его главной экспозиции «Пушкин. Личность, жизнь и творчество».

В 1991 году годовщина его смерти была отмечена коллегами памятной книжной выставкой.

В 1999 году среди экспонатов выставки «Пушкин. Два века русской культуры» была представлена картина художника Г. А. Израилевича с изображением профиля Пушкина, в который вписан профиль С. С. Ланды.

Литературовед В. С. Непомнящий посвятил памяти С. С. Ланды — «незабвенного друга — историка, полониста, пушкиниста, чьи знания, советы и упреки много помогли мне» — статью «Условие Клеопатры. К творческой истории повести „Египетские ночи“: Пушкин и Мицкевич» (Новый мир, 2005, № 10-11).

Семья

Жена — Юна Яковлевна Зек. После смерти мужа она передала в дар библиотеке музея его книжное собрание.

Дочь — Марианна Семёновна Ланда. Она стала составителем изданного в 1999 году посмертного сборника статей С. С. Ланды — «Я вижу некий свет…»

Библиография

С. С. Ланда написал около 60 работ по истории, филологии, музейному делу.

Пушкинистика

• Одесса. 1820—1824 // Здесь жил Пушкин : Пушкинские места Советского Союза — Л.: Лениздат, 1963. — С. 267—271.
• Разговор Пушкина с императором Николаем I в Кремле — доклад на XVIII Пушкинской конференции, Ленинград, 1966.
• К вопросу о знакомстве Пушкина с поэмой Шота Руставели "Витязь в тигровой шкуре — доклад на XXI Пушкинской конференции, Тбилиси, 1971.
• Рылеев и Кюхельбекер на рисунке Пушкина // Пушкинский праздник : [газета]. — 1972.
• Последний поэтический отклик Пушкина на казнь декабристов // «Я вижу некий свет…» — СПб., 1999. — С. 183—192.

Российско-польские культурные связи

• А. С. Пушкин в печати Польской Народной Республики в 1949—1954 годах // Пушкин. Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — М.; Л. : Изд-во АН СССР, 1956. — Т. 1. — С. 408—472.
• У истоков «Оды к юности» // Литература славянских народов. — М. : АН СССР, 1956. — Вып 1. Адам Мицкевич: к столетию со дня смерти. — С. 5-64.
• Пушкин и Густав Олизар — сообщение на X Пушкинской конференции, Ленинград, 1958.
• Мицкевич накануне восстания декабристов (Из истории русско-польских общественных и литературных связей) // Литература славянских народов. — М. : АН СССР, 1959. — Вып. 4. Из истории литератур Польши и Чехословакии. — С. 91-187.
• Пушкин и Мицкевич в воспоминаниях А. А. Скальковского // Пушкин и его время. — Л. : Гос. Эрмитаж, 1962. — Вып. 1. — С. 274—280
• Ян Потоцкий и его роман «Рукопись, найденная в Сарагосе» // Потоцкий Я. Рукопись, найденная в Сарагосе. — М. : Худож. лит., 1971.
• «Сонеты» Адама Мицкевича // Мицкевич А. Сонеты. — Л., 1976. — С. 225—300.
• Неизвестная импровизация Адама Мицкевича // «Путь романтичный совершил…» — М.: Институт славяноведения и балканистики РАН, 1996.

Движение декабристов

• О некоторых особенностях революционной идеологии в России // Пушкин и его время. — Л.: Гос. Эрмитаж, 1962. — Вып. 1. — С. 67-231.
• Дух революционных преобразований… : Из истории формирования идеологии и политической организации декабристов 1816—1825. — М.: Мысль, 1975. — 384 с.
• Г. В. Плеханов в работе над историей движения декабристов // Исторические записки. — М.: Наука, 1975. — т. 96. — С. 288—314.

Музейное дело

• Краткий путеводитель. Всесоюз. музей А. С. Пушкина. Выставка памяти Адама Мицкевича. 1798—1855 — М.: Искусство, 1955. — 28 с.
• Каталог. Всесоюз. музей А. С. Пушкина. Выставка памяти Адама Мицкевича. 1798—1855 — Л.: Искусство, 1957. — 186 с.
• Концепция литературного музея // Ланда С. С. «Я вижу некий свет…» — СПб., 1999.

Редакторская деятельность

• Пушкин и его время. Вып. 1. Исследования и материалы. Всесоюзный музей А. С. Пушкина. Сборник статей / ред.: М. М. Калаушин, А. Ю. Вейс, А. М. Гордин, С. С. Ланда — Л.: Гос. Эрмитаж, 1962, 602 с.
• Королева Н. В. Декабристы и театр / научн. ред. и авт. вступ. ст. С. С. Ланда — Л.: Искусство, 1975, 261 с.

Примечания

Комментарии

Отрывок, характеризующий Ланда, Семён Семёнович

Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации и самый пожар Москвы не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей армии, ни действий неприятеля, ни блага народов России, ни управления долами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях мира.


В военном отношении, тотчас по вступлении в Москву, Наполеон строго приказывает генералу Себастиани следить за движениями русской армии, рассылает корпуса по разным дорогам и Мюрату приказывает найти Кутузова. Потом он старательно распоряжается об укреплении Кремля; потом делает гениальный план будущей кампании по всей карте России. В отношении дипломатическом, Наполеон призывает к себе ограбленного и оборванного капитана Яковлева, не знающего, как выбраться из Москвы, подробно излагает ему всю свою политику и свое великодушие и, написав письмо к императору Александру, в котором он считает своим долгом сообщить своему другу и брату, что Растопчин дурно распорядился в Москве, он отправляет Яковлева в Петербург. Изложив так же подробно свои виды и великодушие перед Тутолминым, он и этого старичка отправляет в Петербург для переговоров.
В отношении юридическом, тотчас же после пожаров, велено найти виновных и казнить их. И злодей Растопчин наказан тем, что велено сжечь его дома.
В отношении административном, Москве дарована конституция, учрежден муниципалитет и обнародовано следующее:
«Жители Москвы!
Несчастия ваши жестоки, но его величество император и король хочет прекратить течение оных. Страшные примеры вас научили, каким образом он наказывает непослушание и преступление. Строгие меры взяты, чтобы прекратить беспорядок и возвратить общую безопасность. Отеческая администрация, избранная из самих вас, составлять будет ваш муниципалитет или градское правление. Оное будет пещись об вас, об ваших нуждах, об вашей пользе. Члены оного отличаются красною лентою, которую будут носить через плечо, а градской голова будет иметь сверх оного белый пояс. Но, исключая время должности их, они будут иметь только красную ленту вокруг левой руки.