Литературные памятники
Поделись знанием:
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.
Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.
В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.
Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.
Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.
Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.
Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.
Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.
Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.
| Литературные памятники | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Страна: | |
| Язык оригинала: | |
| Издательство: |
«Наука» (Москва, Санкт-Петербург), |
| Даты публикации: |
1948 — настоящее время |
«Литерату́рные па́мятники» (ЛП, разг. — Литпамятники; 1948 — н.в.) — советская, с 1992 российская книжная серия академической художественной и документальной литературы, классической поэзии. Издаётся с 1948 года под эгидой Академии наук СССР; с 1992 года — РАН. Инициаторами создания серии были А. К. Дживелегов и А. М. Эфрос. Активное содействие оказал Президент АН СССР С. И. Вавилов[1].
Жёстко определённой программы издания серии не существует, в неё включаются «отдельные, наиболее выдающиеся или примечательные в каком-либо отношении произведения русской и мировой литературы»[2]. Часть произведений серии широко известна читателям, но прежде не издавалась академически или издавалась недобросовестно. Тип большинства изданий серии предполагает включение в состав справочного аппарата фундаментальной сопроводительной статьи и комплекса статей, текстологического, историко-литературного и других комментариев, указателей и разного рода приложений. В состав серии входят отдельные произведения, авторские и коллективные сборники. По мнению издателей, «серия специфически академична, и её книги рассчитаны на читателя, стремящегося к глубокому и всестороннему пониманию выдающихся произведений разных эпох и народов мира»[2].
Состав серии
- Репринты (кроме переработанных изданий) указаны уменьшенным шрифтом
- Принятые сокращения:
- Пер. = Перевод [имя переводчика/переводчиков в родительном падеже]
- Под ред. = Под редакцией [имя редактора перевода в родительном падеже]
- Изд. подг. = Издание подготовил(а / и) [имя/имена подготовителя/подготовителей в именительном падеже]
- Отв. ред. = Ответственный редактор [имя редактора издания в именительном падеже]
1948
- 1. Никитин, Афанасий. Хожение за три моря Афанасия Никитина, 1466—1472 гг. 232 с. + 7 вкл. + карта. Твёрдый переплет. Увеличенный формат Тираж 8000 экз.
- 2. Цезарь, Гай Юлий. Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о Галльской войне, о гражданской войне, об Александрийской войне, об Африканской войне. — 559 с. Тираж 5000 экз.
1949
- 3. Воинские повести Древней Руси. — 358 с. Тираж 10 000 экз.
- 4. Низам ал-Мульк. Сиасет-намэ. — 379 с. Тираж 5000 экз.
- 5. Цицерон, Марк Туллий. Письма Марка Туллия Цицерона к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту. I. Годы 68—51. — 536 с. Тираж 5000 экз.
1950
- 6. Катон, Марк Порций. Земледелие. — 220 с. Тираж 4000 экз.
- 7. Махабхарата. Кн. 1: Адипарва. — 738 с. Тираж 3000 экз.
- 8. Письма Плиния Младшего. — 578 с. Тираж 5000 экз.
- 9. Повесть временных лет. В 2 чч. Ч. 1. — 405 с. Тираж 10 000 экз.
- 10. Повесть временных лет. В 2 чч. Ч. 2. — 557 с. Тираж 10 000 экз.
- 11. Сказки и легенды пушкинских мест. — 342 с. Тираж 10 000 экз.
- 12. Слово о полку Игореве. — 483 с. Тираж 10 000 экз.
- 13. Цицерон, Марк Туллий. Письма Марка Туллия Цицерона к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту. II. Годы 51—46. — 502 стр. Тираж 5000 экз.
1951
- 14. Бестужевы М. А., Н. А., П. А., Е. А. Воспоминания Бестужевых. — 891 с. Тираж 7000 экз.
- 15. Иван IV Васильевич Грозный. Послания Ивана Грозного / Подготовка текста Д. С. Лихачёва и Я. С. Лурье. Под редакцией В. П. Андриановой-Перетц. — 715 с. Тираж 4000 экз.
- 16. Ксенофонт. Анабасис / Под редакцией И. И. Толстого. — 299 с. Тираж 5000 экз.
- 17. Лукан, Марк Анней. Фарсалия, или Поэма о гражданской войне. — 349 с. Тираж 5000 экз.
- 18. Посошков И. Т. Книга о скудости и богатстве и другие сочинения. — 411 с. Тираж 5000 экз.
- 19. Тимофеев Иван. Временник Ивана Тимофеева. — 512 с. Тираж 3000 экз.
- 20. Цицерон, Марк Туллий. Письма Марка Туллия Цицерона к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту. III. Годы 46—43. — 827 с. Тираж 4000 экз.
- 21. Записки, статьи, письма декабриста И. Д. Якушкина. — 739 с. Тираж 8000 экз.
1952
- 22. Ла Боэси, Этьен де. Рассуждение о добровольном рабстве. — 199 c. Тираж 3000 экз.
1953
- 23. Кабус-Намэ. — 276 с. Тираж 5000 экз.
- 24. Симеон Полоцкий. Избранные сочинения. — 281 с. Тираж 5000 экз.
1954
- 25. Бэкон, Френсис. Новая Атлантида. Опыты и наставления нравственные и политические. — 242 c. Тираж 8000 экз.
- 26. Демосфен. Речи. — 608 с. Тираж 5000 экз.
- 27. Монтень, Мишель. Опыты. В 3 кн. — Кн.1. — 557 с. Тираж 4000 экз.
- 28. Путешествия русских послов XVI—XVII вв. Статейные списки. — 490 с. Тираж 5000 экз.
- 29. Русская демократическая сатира XVII века. — 292 с. Тираж 5000 экз.
- 30. Удивительные истории нашего времени и древности. Избранные рассказы из сборника XVII в. «Цзинь гу цигуань» / Перевод и примечания И. Э. Циперович. — 316 с. Тираж 10 000 экз.
- 31. Харитон. Повесть о любви Херея и Каллирои. — 214 c. Тираж 10 000 экз.
1955
- 32. Вишенский Иван. Сочинения. — 372 с. Тираж 5000 экз.
- 33. Жихарев С. П. Записки современника / Редакция, статьи и комментарии Б. М. Эйхенбаума. — 835 с. Тираж 10 000 экз.[imwerden.de/pdf/zhicharev_zapiski_sovremennika_1955.pdf]
- 34. Русская сатирическая сказка в записях середины XIX — начала XX века. — 286 с. Тираж 20 000 экз.
- 35. Танские новеллы. — 228 с. Тираж 15 000 экз.
1956
- 36. Апулей. Апология. Метаморфозы. Флориды. — 435 с. Тираж 30 000 экз.
- 37. Крылов И. А. Басни. — 635 с. Тираж 18 000 экз.
- 38 — 40. Марат Ж. П. Избранные произведения. В 3 тт. — 360+316+420 с. Тираж 7000 экз.
- 41. Эпические сказания народов южного Китая. — 202 с. Тираж 10 000 экз.
1957
- 42. Корнилович А. О. Сочинения и письма. — 550 с. Тираж 7500 экз.
- 43. Нарты. Эпос осетинского народа. — 401 с. Тираж 6000 экз.
- 44. Повесть о Скандербеге. — 244 с. Тираж 6000 экз.
- 45. Фирдоуси. Шахнаме. В 6 тт. — Т. 1. — 675 с. Тираж 16 000 экз.
- 46. Шицзин. — 611 с. Тираж 3500 экз.
1958
- 47. Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. — 665 с. Тираж 3000 экз.
- 48. Илья Муромец. — 557 с. Тираж 10 000 экз.
- 49. Легенда о докторе Фаусте. — 574 с. Тираж 10 000 экз.
- 50. Монтень М. Опыты. В 3 кн. — Кн. 1 (2-е изд.). — 526 с. Тираж 15 000 экз.
- 51. Монтень М. Опыты. В 3 кн. — Кн. 2. — 652 с. Тираж 15 000 экз.
- 52. Афанасий Никитин. Хожение за три моря Афанасия Никитина, 1466—1472 гг. (2-е изд, доп. и перераб.). — 284 с. Тираж 20 000 экз.
- 53. Панчатантра. — 373 с. Тираж 12 000 экз.
- 54. Феокрит, Мосх, Бион. Идиллии и эпиграммы. — 326 с. Тираж 15 000 экз.
1959
- 55. Абеляр Пётр. История моих бедствий / Издание подготовили Д. А. Дрбоглав, Н. А. Сидорова, В. А. Соколов, В. С. Соколов. — 256 с. Тираж 10 000 экз.
- 56. Апулей. Апология. Метаморфозы. Флориды (2-е изд.). — 435 с. Тираж 110 000 экз.
- 57. Артхашастра, или Наука политики. — 793 с. Тираж 4000 экз.
- 58. Вишакхадатта. Мудраракшаса, или Перстень Ракшасы. — 173 с. Тираж 3000 экз.
- 59. Ли Жу-чжэнь. Цветы в зеркале. — 787 с. Тираж 10 000 экз.
- 60. Песнь о Сиде. — 255 с. Тираж 5000 экз.
- 61. Повести о Куликовской битве. — 511 с. Тираж 4000 экз.
- 62. Пополь-Вух. Родословная владык Тотоникапана. Перевод с языка Киче / Издание подготовил Р. В. Кинжалов, отв. ред. Ю. В. Кнорозов. — 252 с. Тираж 4000 экз.
- 63. Харитон. Повесть о любви Херея и Каллирои (2-е изд.). — 200 c. Тираж 100 000 экз.
1960
- 64. Айни С. Воспоминания. — 1087 с. Тираж 4000 экз.
- 65. Аксаков С. Т. История моего знакомства с Гоголем. — 294 с. Тираж 12 000 экз.
- 66. Воровский В. В. Фельетоны. — 376 с. Тираж 15 000 экз.
- 67. Дигенис Акрит / Перевод, статьи и комментарии А. А. Сыркина. — 218 с. Тираж 3500 экз.
- 68. Кохановский Ян. Избранные произведения. — 372 с. Тираж 3500 экз.
- 69. Монтень М. Опыты. В 3 кн. — Кн. 1 (3-е изд.). — 526 с. Тираж 10 000 экз.
- 69а. Монтень М. Опыты. В 3 кн. — Кн. 2 (2-е изд.). — 652 с. Тираж 10 000 экз.
- 70. Монтень М. Опыты. В 3 кн. — Кн. 3. — 495 с. Тираж 25000 экз.
- 71. Полярная звезда, изданная А. Бестужевым и К. Рылеевым. — 1014 с. Тираж 5000 экз.
- 72. Фирдоуси. Шахнаме. В 6 тт. — Т. 2. — 643 с. Тираж 8000 экз.
- 72a. Литературные памятники. Справочник.
1961
- 73. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. В 3 тт. — Т. 1. — 503 с. Тираж 35 000 экз.
- 74. Эпос о Гильгамеше («О всё видавшем»). — 214 с. Тираж 10 000 экз.
1962
- 75. Бэкон, Фрэнсис. Новая Атлантида. Опыты и наставления нравственные и политические (2-е изд.). — 238 c. Тираж 12 000 экз.
- 76. Длугош Ян. Грюнвальдская битва. — 214 с. Тираж 8000 экз.
- 77. Книга моего деда Коркута. Огузский героический эпос / Перевод академика В. В. Бартольда. Издание подготовили В. М. Жирмунский, А. Н. Кононов. — 299 с. Тираж 3100 экз.
- 78. Ла Боэси Этьен де. Рассуждение о добровольном рабстве (2-е изд.). — 148 c. Тираж 3000 экз.
- 79. Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени. — 228 с. Тираж 3500 экз.
- 80. Махабхарата. Кн. 2: Сабхапарва, или Книга о собрании. — 253 с. Тираж 2800 экз.
- 81. Саккетти Франко. Новеллы. — 392 с. Тираж 48 000 экз.
- 82. Торо Г. Д. Уолден, или Жизнь в лесу. — 240 с. Тираж 12 000 экз.
- 83. Федр, Бабрий. Басни. — 263 с. Тираж 22 000 экз.
- 84. Цезарь Гай Юлий. Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о Галльской войне, о гражданской войне, об Александрийской войне, об Африканской войне (2-е изд.). — 418 с. Тираж 6500 экз.
- 85 — 86. Цицерон Марк Туллий. Речи. В 2 тт. — 443+400 с. Тираж 10 000 экз.
1963
- 87. Байрон Дж. Дневники. Письма. — 440 с. Тираж 15 000 экз.
- 88. Вяземский П. А. Записные книжки / Издание подготовила В. С. Нечаева. — 507 с. Тираж 10 000 экз. [imwerden.de/pdf/vyazemsky_zapisnye_knizhki_1963.pdf]
- 89. Гоголь Н. В. Тарас Бульба. — 256 с. Тираж 5500 экз.
- 90. Горбачевский И. И. Записки. Письма. — 354 с. Тираж 3000 экз.
- 91. Зайн ал-Абидин Марагаи. Дневник путешествия Ибрахим-бека, или Его злоключения по причине фанатической любви к родине. — 267 с. Тираж 3000 экз.
- 92. Орлов М. Ф. Капитуляция Парижа. Политические сочинения. Письма / Издание подготовили С. Я. Боровой и М. И. Гиллельсон. — 374 с. Тираж 6000 экз. [imwerden.de/pdf/orlov_kapitulyatsiya_parizha_1963.pdf]
- 93. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. В 3 тт. — Т. 2. — 548 с. Тираж 30 000 экз.
- 94. Н. А. Серно-Соловьевич. Публицистика. Письма. — 432 с. Тираж 5000 экз.
- 95. Старшая Эдда. — 259 с. Тираж 3000 экз.
- 96. Толстой Л. Н. Казаки. — 415 с. Тираж 10 000 экз.
- 97. Элиан Клавдий. Пёстрые рассказы. — 186 с. Тираж 30 000 экз.
- 98. Эпос сербского народа / Издание подготовил И. Н. Голенищев-Кутузов. — 354 с. Тираж 2600 экз.
1964
- 99. Лафонтен, Жан де. Любовь Психеи и Купидона. — 138 c. Тираж 45 000 экз.
- 100. Лихтенберг Г. К. Афоризмы. — 207 c. Тираж 22 000 экз.
- 101. Мантейффель П. Досуг при свете лучины. — 129 с. Тираж 4400 экз.
- 102. Песнь о Роланде. — 192 с. Тираж 15 000 экз.
- 103. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. В 3 тт. — Т. 3. — 546 с. Тираж 27 000 экз.
- 104. Прево А. Ф. История кавалера де Гриё и Манон Леско. — 287 с. Тираж 125 000 экз.
- 105. Пушкин А. С. Капитанская дочка. — 284 с. Тираж 28 000 экз.
- 106. Светоний Г. Т. Жизнь двенадцати цезарей. — 375 с. Тираж 50 000 экз.
- 107. Толстой Л. Н. Воскресение. — 579 с. Тираж 28 000 экз.
- 108. Тургенев А. И. Хроника русского. Дневники (1825—1826 гг.). — 624 с. Тираж 30 000 экз.
1965
- 109. Александрия. Роман об Александре Македонском по русской рукописи XV века. — 269 с. Тираж 4000 экз.
- 110. Византийская любовная проза. — 156 с. Тираж 30 000 экз.
- 110а. Крижанич Юрий. Политика. — 735 с. Тираж 2500 экз. (Книга готовилась для серии, но вышла вне её.)
- 111. Лихтенберг Г. К. Афоризмы (2-е изд.). — 344 c. Тираж 70 000 экз.
- 112. Мишле Ж. Народ. — 207 с. Тираж 10 500 экз.
- 113—115. Робеспьер М. Избранные произведения. В 3 тт. — 378+399+318 с. Тираж 9000 экз.
- 116—117. Тютчев Ф. И. Лирика. В 2 тт. — 447+511 с. Тираж 40 000 экз.
- 118. Фирдоуси. Шахнаме. В 6 тт. — Т. 3. — 591 с. Тираж 6200 экз.
- 119. Шодерло де Лакло. Опасные связи. — 356 с. Тираж 15 000 экз.
1966
- 120. де Бальзак О. Неведомый шедевр. Поиски абсолюта = Le Chef-d'œuvre inconnu. La Recherche de l'absolu / Отв. ред. Балашов Н. И.. — М.: «Наука», 1966. — 236 с. — 35 000 экз.
- 121. Гарибальди Дж. Мемуары = Memorie / Пер. В. С. Бондарчука, Ю. А. Фридмана; отв. ред. С. Д. Сказкин. — М.: «Наука», 1966. — 468 с. — 23 000 экз.
- 122. О возвышенном. — 149 с. Тираж 21 000 экз.
- 123. Светоний Г. Т. Жизнь двенадцати цезарей (2-е изд.). — 375 с. Тираж 50 000 экз.
- 124. Тютчев Ф. И. Лирика. В 2 тт. / Изд. подг. К. В. Пигарёв; отв. ред. Д. Д. Благой. — 2-е изд. — М.: «Наука», 1966. — Т. 1. — 448 с. — 200 000 экз.
- 125. Тютчев Ф. И. Лирика. В 2 тт. / Изд. подг. К. В. Пигарёв; отв. ред. Д. Д. Благой. — 2-е изд. — М.: «Наука», 1966. — Т. 2. — 512 с. — 200 000 экз.
- 126. Цицерон. Диалоги. — 224 с. Тираж 20 000 экз.
- 127. Шамфор. Максимы и мысли. Характеры и анекдоты. — 291 с. Тираж 30 000 экз.
1967
- 128. Аполлинер Г. Стихи / Перевод М. П. Кудинова, статья и примечания Н. И. Балашова. — 335 с. Тираж 115 000 экз.
- 129. Гриммельсгаузен Г. Я. К. Симплициссимус. — 672 с. Тираж 30 000 экз.
- 130. Данте Алигьери. Божественная комедия = La Divina Commedia / Пер. М. Лозинского; изд. подг. И. Н. Голенищев-Кутузов; отв. ред. М. П. Алексеев, И. Н. Голенищев-Кутузов. — М.: «Наука», 1967. — 628 с. — 50 000 экз.
- 131. Маргарита Наваррская. Гептамерон. — 420 с. Тираж 50 000 экз.
- 132. Махабхарата. Кн.4: Виратапарва, или Книга о Вирате. — 212 с. Тираж 10 000 экз.
- 133. Остин Дж. Гордость и предубеждение. — 624 с. Тираж 20 000 экз.
- 134. Уолпол Г. Замок Отранто. Казот Ж. Влюблённый дьявол. Бекфорд У. Ватек. — 294 с. Тираж 50 000 экз.
- 134a. Литературные памятники. Итоги и перспективы серии.
1968
- 135. Басни Эзопа = Μυθοι Αισωπειοι = Fabvlae aesopicae / Изд. подг. М. Л. Гаспаров; отв. ред. Ф. А. Петровский. — М.: «Наука», 1968. — 320 с. — 30 000 экз.
- 136. Боккаччо, Джованни. Фьямметта. Фьезоланские нимфы / Издание подготовили И. Н. Голенищев-Кутузов, А. Д. Михайлов. — 325 с. Тираж 50 000 экз.
- 137. Виньи А. де. Неволя и величие солдата. — 187 с. Тираж 50 000 экз.
- 138. Данте Алигьери. Малые произведения = Opera minora / Изд. подг. И. Н. Голенищев-Кутузов; отв. ред. М. П. Алексеев, И. Н. Голенищев-Кутузов. — М.: «Наука», 1968. — 652 с. — 25 000 экз.
- 139. Ирвинг В. История Нью-Йорка. — 363 с. Тираж 25 000 экз.
- 140. Лас Касас Б. де. История Индий. — 471 с. Тираж 15 000 экз.
- 141. Потоцкий Я. Рукопись, найденная в Сарагосе = Rękopis znaleziony w Saragossie / Пер. А. С. Голембы; отв. ред. И. Ф. Бэлза. — М.: «Наука», 1968. — 624 с. — 30 000 экз.
1969
- 142. Вега Карпио, Лопе Феликс де. Новеллы. — 311 с. Тираж 120 000 экз.
- 143. Грибоедов А. С. Горе от ума. — 399 с. Тираж 50 000 экз.
- 144. Никита Евгениан. Повесть о Дросилле и Харикле. — 157 с. Тираж 60 000 экз.
- 145. Руссо Ж. Ж. Трактаты. — 704 с. Тираж 30 000 экз.
- 146. Сталь Ж. де. Коринна, или Италия. — 439 с. Тираж 50 000 экз.
- 147. Стефанит и Ихнилат. Средневековая книга басен по русским рукописям XV—XVII веков. — 251 с. Тираж 40 000 экз.
- 148. Тацит П. К. Сочинения в двух томах = Opera tomi duo. — Том первый: Анналы. Малые произведения = Tomus prior: Annales. Opera minora / Пер. А. С. Бобовича; изд. подг. А. С. Бобович, Я. М. Боровский, М. Е. Сергеенко; отв. ред. С. Л. Утченко. — Л.: «Наука», 1969. — 444 с. — 30 000 экз.
- 149. Тацит П. К. Сочинения в двух томах = Opera tomi duo. — Том второй: История = Tomus posterior: Historiae / Пер. Г. С. Кнабе; изд. подг. Г. С. Кнабе, М. Е. Грабарь-Пассек, И. М. Тронский; отв. ред. С. Л. Утченко. — Л.: «Наука», 1969. — 371 с. — 30 000 экз.
- 150. Фирдоуси. Шахнаме. В 6 тт. — Т. 4. — 458 с. Тираж 10 000 экз.
1970
- 151. Бебель Г. Фацетии. — 328 с. Тираж 50 000 экз.
- 152. Бодлер Ш. Цветы зла = Les Fleurs du Mal / Изд. подг. Н. И. Балашов, И. С. Поступальский; отв. ред. Н. И. Балашов. — М.: «Наука», 1970. — 480 с. — 50 000 экз.
- 153. Добролюбов Н. А. Русские классики. — 616 с. Тираж 15 000 экз.
- 154. Достоевский Ф. М. Преступление и наказание. — 808 с. Тираж 35 000 экз.
- 155. Мариво. Удачливый крестьянин, или Мемуары господина *** = Le paysan parvenu, ou Les memoires de M *** / Пер. А. А. Поляк, Н. А. Поляк; изд. подг. А. Д. Михайлов, А. А. Поляк, Н. А. Поляк; отв. ред. Н. И. Балашов. — М.: «Наука», 1970. — 388 с. — 30 000 экз.
- 156. Парни Э. Война богов: Поэма в десяти песнях с эпилогом = La Guerre des Dieux: Poème en dix chants avec épilogue / Пер. В. Г. Дмитриева; отв. ред. Е. Г. Эткинд. — Л.: «Наука», 1970. — 244 с. — 80 000 экз.
- 157. По Э. Полное собрание рассказов = The complete tales / Изд. подг. А. А. Елистратова, А. Н. Николюкин; отв. ред. А. А. Елистратова. — М.: «Наука», 1970. — 800 с. — 55 000 экз.
- 158. Снорри Стурлусон. Младшая Эдда. — 138 с. Тираж 15 000 экз.
- 158а. Снорри Стурлусон. Младшая Эдда. — 254 c. Тираж 30 000 экз.
- 159. Толстой Л. Н. Анна Каренина. — 911 с. Тираж 40 000 экз.
1971
- 160. Борель П. Шампавер. — 207 с. Тираж 30 000 экз.
- 161. Вернер Садовник. Крестьянин Гельмбрехт. М., «Наука», 1971. — 111 с. Тираж 25 000 экз.
- 162. Ларошфуко Ф. де. Мемуары. Максимы. — 280 с. Тираж 50 000 экз.
- 163. Фет А. А. Вечерние огни / Изд. подг. Д. Д. Благой, М. А. Соколова; отв. ред. Д. Д. Благой. — М.: «Наука», 1971. — 800 с. — 50 000 экз.
- 164. Честерфилд. Письма к сыну. Максимы. Характеры. — 351 с. Тираж 85 000 экз.
- 165. Шоу Дж. Б. Письма. — 398 с. Тираж 30 000 экз.
- 166. Поль Элюар. Стихи. — 424 с. Тираж 25 000 экз.
1972
- 167. Аполлодор. Мифологическая библиотека. — 215 с. Тираж 50 000 экз.
- 168. Византийские легенды. — 303 с. Тираж 15 000 экз.
- 169. Гофман Э. Т. А. Крейслериана. Житейские воззрения кота Мурра. Дневники = Kreisleriana. Lebensansichten des Katers Murr. Tagebücher / Изд. подг. И. Ф. Бэлза, А. С. Големба, О. К. Логинова; отв. ред. И. Ф. Бэлза. — М.: «Наука», 1972. — 668 с. — 35 000 экз.
- 170. Немецкие волшебно-сатирические сказки / Изд. подг. А. А. Морозов; отв. ред. А. В. Фёдоров. — Л.: «Наука», 1972. — 216 с. — 30 000 экз.
- 171. Песнь о Нибелунгах. — 343 с. Тираж 20 000 экз.
- 172. Питти, Бонаккорсо. Хроника. — 248 с. Тираж 50 000 экз.
- 173. Рейтер К. Шельмуфский = Schelmuffsky / Пер. Г. С. Слободкина под ред. М. Е. Грабарь-Пассек; изд. подг. Г. С. Слободкин; отв. ред. Б. И. Пуришев. — М.: «Наука», 1972. — 216 с. — 30 000 экз.
- 174. Ретиф де ла Бретон Н. Э. Совращённый поселянин. Жизнь отца моего. — 663 с. Тираж 30 000 экз.
- 175. Троянские сказания. — 232 с. Тираж 30 000 экз.
- 176. Шелли. Письма. Статьи. Фрагменты. — 534 с. Тираж 25 000 экз.
- 177. Эджворт Мария. Замок Рэкрент. Вдали отечества. — 399 с. Тираж 35 000 экз.
1973
- 178. Английские и шотландские баллады. — 158 с. Тираж 50 000 экз.
- 179. Гийераг. Португальские письма = Les Lettres portugaises / Пер. А. Я. Левинсона; изд. подг. А. Д. Михайлов, А. А. Энгельке; отв. ред. Н. И. Балашов. — М.: «Наука», 1973. — 288 с. — 50 000 экз.
- 180. Лирика русской свадьбы / Издание подготовила Н. П. Колпакова. — 323 с. Тираж 30 000 экз.
- 181. Мелвилл Г. Белый бушлат = White jacket or The World in a Man-of-War / Пер. И. А. Лихачёва; изд. подг. И. А. Лихачёв, Ю. В. Ковалёв; отв. ред. Б. Б. Томашевский. — Л.: «Наука», 1973. — 392 с. — 40 000 экз.
- 182. Мор Томас. Эпиграммы. История Ричарда III. — 254 с. Тираж 30 000 экз.
- 183. де Эредиа Ж. М. Трофеи = Les Trophees / Изд. подг. И. С. Поступальский, Н. И. Балашов; отв. ред. Н. И. Балашов. — М.: «Наука», 1973. — 328 с. — 50 000 экз.
- 183a. Литературные памятники (каталог серии). — 116 с. Тираж 20 000 экз.
1974
- 184. Валлес Ж. Парижская коммуна = La Commune de Paris / Пер. О. В. Моисеенко; изд. подг. О. В. Моисеенко, Ю. И. Данилин; отв. ред. Ю. И. Данилин. — М.: «Наука», 1974. — 400 с. — 45 000 экз.
- 185. Инка Гарсиласо де ла Вега. История государства инков / Издание подготовили Ю. В. Кнорозов и В. А. Кузьмищев. — 747 с. Тираж 50 000 экз.
- 186. Голдсмит О. Гражданин мира, или Письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на Востоке. — 383 с. Тираж 40 000 экз.
- 187. Дефо Д. Счастливая куртизанка, или Роксана. — 302 с. Тираж 50 000 экз.
- 188. Добрыня Никитич и Алёша Попович / Издание подготовили Ю. И. Смирнов и В. Г. Смолицкий. — 447 с. Тираж 75 000 экз.
- 189. Ковалевская С. В. Воспоминания. Повести / Отв. ред. П. Я. Кочина. — М.: «Наука», 1974. — 560 с. — 50 000 экз.
- 190. Кольридж С. Т. Стихи. — 280 с. М Тираж 40 000 экз.
- 191. Кребийон-сын. Заблуждения сердца и ума, или Мемуары г-на де Мелькура. — 344 с. Тираж 50 000 экз.
- 192. Мэлори Томас. Смерть Артура. — 899 с. Тираж 40 000 экз.
- 193. Некрасов Н. А. Последние песни / Изд. подг. Г. В. Краснов; отв. ред. Д. Д. Благой, И. Л. Степанов. — М.: «Наука», 1974. — 328 с. — 75 000 экз.
- 194. Блэз С. По всему миру и вглубь мира = Du monde entier au coeur du monde / Пер. М. П. Кудинова; отв. ред. Н. И. Балашов. — М.: «Наука», 1974. — 231 с. — 50 000 экз.
- 195. Таллеман де Рео Ж. Занимательные истории. — 316 с. Тираж 50 000 экз.
- 196. Феофраст. Характеры. — 123 с. Тираж 50 000 экз.
- 197. Цицерон Марк Туллий. О старости. О дружбе. Об обязанностях. — 247 с. Тираж 40 000 экз.
1975
- 198. Вилье де Лиль-Адан О. Жестокие рассказы / Издание подготовили Н. И. Балашов, Е. А. Гунст. — 239 с. Тираж 100 000 экз.
- 199. де Костер Ш. Фламандские легенды = Légendes flamandes / Пер. М. Н. Черневич; изд. подг. М. Н. Черневич; отв. ред. А. А. Елистратова. — М.: «Наука», 1975. — 280 с. — 100 000 экз.
- 200. Манн Т. Письма. — 463 с. Тираж 50 000 экз.
- 201. Одоевский В. Ф. Русские ночи / Изд. подг. Б. Ф. Егоров, Е. А. Маймин, М. И. Медовой; отв. ред. Б. Ф. Егоров. — Л.: «Наука», 1975. — 320 с. — 50 000 экз.
- 202. Поэзия вагантов = Carmina Goliardica / Пер. М. Л. Гаспарова, С. С. Аверинцева, Ф. А. Петровского, О. Б. Румера, Ф. И. Луцкой, Б. И. Ярхо; изд. подг. М. Л. Гаспаров; отв. ред. Ф. А. Петровский. — М.: «Наука», 1975. — 607 с. — 50 000 экз.
- 203. Прево А.-Ф. История одной гречанки = Histoire d'une Grecque moderne / Пер. Е. А. Гунста под ред. М. В. Вахтеровой; отв. ред. Б. Г. Реизов. — М.: «Наука», 1975. — 320 с. — 100 000 экз.
- 204. Рылеев К. Ф. Думы / Издание подготовил Л. Г. Фризман. — 254 с. Тираж 50 000 экз.
- 205. Чернышевский Н. Г. Что делать?: Из рассказов о новых людях / Изд. подг. Т. И. Орнатская, С. А. Рейсер; отв. ред. С. А. Рейсер. — Л.: «Наука», 1975. — 872 с. — 25 000 экз.
1976
- 206. Боткин В. П. Письма об Испании. — 343 с. Тираж 40 000 экз.
- 207. Достоевский Ф. М., Достоевская А. Г. Переписка / Изд. подг. С. В. Белов, В. А. Туниманов; отв. ред. Д. С. Лихачёв. — М.: «Наука», 1979. — 484 с. — 25 000 + 25 000 экз.
- 208. Ксенофонт. Киропедия = Κυρου παιδεια / Пер. В. Г. Боруховича, Э. Д. Фролова; изд. подг. В. Г. Борухович, Э. Д. Фролов; отв. ред. С. Л. Утченко. — М.: «Наука», 1976. — 335 с. — 50 000 экз.
- 209. Легенда о Тристане и Изольде. — 735 с. Тираж 50 000 экз.
- 210. Махабхарата. Кн. 5: Удьйогапарва, или Книга о старании. — 592 с. Тираж 25 000 экз.
- 211. Метьюрин Ч. Р. Мельмот Скиталец. — 740 с. Тираж 100 000 экз.
- 212. Мицкевич А. Сонеты. — 343 с. Тираж 50 000 экз.
- 213. Сага о Греттире / Издание подготовили О. А. Смирницкая и М. И. Стеблин-Каменский. — 175 с. Тираж 100 000 экз.
- 214. Софроний Врачанский. Жизнеописание. — 148 с. Тираж 140 000 экз.
- 215. Твардовский А. Василий Тёркин. Книга про бойца / Издание подготовил А. Л. Гришунин. — 527 с. Тираж 100 000 экз.
1977
- 216. Батюшков К. Н. Опыты в стихах и прозе / Изд. подг. И. М. Семенко; отв. ред. Д. Д. Благой. — М.: «Наука», 1977. — 608 с. — 50 000 экз.
- 217. Вельтман А. Ф. Странник / Изд. подг. Ю. М. Акутин; отв. ред. А. Л. Гришунин. — М.: «Наука», 1977. — 344 с. — 75 000 экз.
- 218. Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым (2-е изд.). — 487 с. Тираж 25 000 экз.
- 219. Конгрив, Уильям. Комедии. — 359 с. Тираж 50 000 экз.
- 220. Мерсье Л. С. Год две тысячи четыреста сороковой. — 240 с. Тираж 25 000 экз.
- 221. Расин Ж. Трагедии / Издание подготовили Н. А. Жирмунская, Ю. Б. Корнеев. — 431 с. Тираж 25 000 экз.
- 222. Рильке Р. М. Новые стихотворения. Новых стихотворений вторая часть = Neue cedichte. Der neuen cedichte anderer teil / Изд. подг. К. П. Богатырёв, Г. И. Ратгауз, Н. И. Балашов; отв. ред. Н. И. Балашов. — М.: «Наука», 1977. — 544 с. — 50 000 экз.
- 223. Русская демократическая сатира XVII века (2-е изд., доп.). — 254 с. Тираж 50 000 экз.
- 224. Сенека Л. А. Нравственные письма к Луцилию = Ad Lucilium epistulae morales / Пер. С. А. Ошерова; изд. подг. С. А. Ошеров; отв. ред. М. Л. Гаспаров. — М.: «Наука», 1977. — 384 с. — 50 000 экз.
- 225. Фолкнер У. Собрание рассказов = Collected stories / Изд. подг. А. М. Зверев; отв. ред. А. А. Елистратова. — М.: «Наука», 1977. — 632 с. — 50 000 экз.
1978
- 226. Виланд К. М. История абдеритов / Издание подготовили Г. С. Слободкин, Р. Ю. Данилевский; ответственный редактор Б. И. Пуришев. — 271 с., 3 л., ил. Тираж 50 000 экз.
- 227. Гейне Г. Атта Троль: Сон в летнюю ночь = Atta Troll: Ein Sommernachtstraum / Пер. П. М. Карпа; изд. подг. Н. А. Жирмунская, П. М. Карп; отв. ред. В. Г. Адмони. — Л.: «Наука», 1978. — 160 с. — 50 000 экз.
- 228. Кэрролл Л. Приключения Алисы в Стране чудес. Сквозь зеркало и что там увидела Алиса, или Алиса в Зазеркалье = Alice's Adventures in Wonderland. Through the Looking-Glass, and What Alice Found There / Пер. Н. М. Демуровой; изд. подг. Н. М. Демурова; отв. ред. Б. И. Пуришев. — М.: «Наука», 1978. — 360 с. — 50 000 экз.
- 229. Легенда о докторе Фаусте / Издание подготовили В. М. Жирмунский (2-е изд., испр.). — 423 с., факс., 3 л. ил. Тираж 100 000 экз.
- 230. Новгородские былины / Издание подготовили Ю. И. Смирнов, В. Г. Смолицкий; ответственный редактор Э. В. Померанцева — 456 с., ил. Тираж 50 000 экз.
- 231. Овидий. Скорбные элегии. Письма с Понта / Издание подготовили М. Л. Гаспаров, С. А. Ошеров; Ответственный редактор Ф. А. Петровский. — 271 с. Тираж 50 000 экз.
- 232. Прево А.-Ф. История кавалера де Грие и Манон Леско = Histoire du chevalier des Grieux et de Manon Lescaut / Пер. М. А. Петровского под ред. М. В. Вахтеровой; изд. подг. М. В. Вахтерова, Е. А. Гунст; отв. ред. Е. А. Гунст. — 2-е изд.. — М.: «Наука», 1978. — 288 с. — 50 000 экз.
- 233. Пушкин А. С. Медный всадник / Издание подготовили Н. В. Измайлов. — 288 с., 1 л. портр. Тираж 50 000 экз.
- 234. Скандинавская баллада / Издовила Г. В. Воронкова и др.; ответственный редактор М. И. Стеблин-Каменский. — 271 с. Тираж 50 000 экз.
- 235. Страпарола да Караваджо Д. Приятные ночи / Издание подготовили А. С. Бобович, А. А. Касаткин, Н. Я. Рыкова. — 447 с., ил. Тираж 50 000 экз.
- 236. Толстой Л. Н. Детство. Отрочество. Юность / Изд. подг. Л. Д. Опульская; отв. ред. Д. Д. Благой. — М.: «Наука», 1978. — 528 с. — 50 000 + 50 000 экз.
- 237. Фолкнер У. Собрание рассказов / Подготовка издания, послесловие и примечания А. М. Зверева (2-е изд.). — 631 с., 7 л. ил. Тираж 50 000 экз.
- 238. Честерфилд. Письма к сыну. Максимы. Характеры / Издание подготовил М. П. Алексеев, А. М. Шадрин (2-е изд.). — 327 с., 3 л. ил. Тираж 50 000 экз.
- 239. Швейцер А. Письма из Ламбарене / Издание подготовили Д. А. Ольдерогге, В. А. Петрицкий, А. М. Шадрин — 390 с., карт., 7 л. ил. Тираж 50 000 экз.
- 239a. Литературные памятники: Справочник / Составитель Д. В. Ознобишин. — 126 c.
1979
- 240. Анненский И. Ф. Книги отражений / Издание подготовили Н. Т. Ашимбаева, И. И. Подольская, А. В. Фёдоров. — М. — 679 с., факс., 5 л. ил. Тираж 50 000 экз.
- 241. де Вентадорн Б. Песни = Cansos / Пер. В. А. Дынник; изд. подг. В. А. Дынник; отв. ред. А. Д. Михайлов. — М.: «Наука», 1979. — 312 с. — 50 000 экз.
- 242. Исэ Моногатари / Перевод, статья и примечания Н. И. Конрада; Издание подготовил В. С. Санович. — М. — 287 с. Тираж 100 000 экз.
- 243. Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи / Издание подготовили Н. В. Королёва, В. Д. Рак. — 789 с., 1 л. портр. Тираж 25 000 экз.
- 244. Лэм Ч. Очерки Элии / Издание подготовили К. А. Афанасьев, А. С. Бобович, Н. Я. Дьяконова и др. — 264 с., 5 л. ил. Тираж 100 000 экз.
- 245. Монтень М. Опыты: В 3-х кн. Кн. 1 и 2. / Издание подготовили А. С. Бобович, Ф. А. Коган-Бернштейн, Н. Я. Рыкова и др. (3-е изд.). — 703 с. 3 л. ил., 1 л. портр. Тираж 200 000 экз.
- 246. Монтень М. Опыты: В 3-х кн. Кн. 3. / Изд. подгот. А. С. Бобович, Ф. А. Коган-Бернштейн, Н. Я. Рыкова и др. (2-е изд.). — 535 с., 1 л. портр. Тираж 200 000 экз.
- 247. Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским / Текст подготовили Я. С. Лурье, Ю. Д. Рыков; Ответственный редактор Д. С. Лихачёв. — 431 с., факс., 7 л. ил. Тираж 75 000 экз.
- 248. Поэзия скальдов / Изд. подготовили С. В. Петров, М. И. Стеблин-Каменский. — 183 с. Тираж 50 000 экз.
- 249. Сказки и повести Древнего Египта / Перевод и комментарии И. Г. Лившица; Ответственный редактор Д. А. Ольдерогге. — 287 с. Тираж 200 000 экз.
- 250. Торо Г. Д. Уолден, или Жизнь в лесу = Walden or Life in the Woods / Пер. З. Е. Александровой; изд. подг. З. Е. Александрова, А. И. Старцев, А. А. Елистратова; отв. ред. А. А. Елистратова. — 2-е изд.. — М.: «Наука», 1979. — 456 с. — 100 000 экз.
- 250а. Фет А. А. Вечерние огни / Издание подготовили Д. Д. Благой, М. А. Соколова (2-е изд.). — 816 с., 3 л. ил. Тираж 100 000 экз.
1980
- 251. Артемий Араратский. Жизнь Артемия Араратского / Изд. подгот. Григорьян К. Н., Орбели Р. Р.; Отв. ред. Акопян П. О. — 222 с, 5 л. ил. Тираж 50 000 экз.
- 252—253. Бенуа А. Н. Мои воспоминания: В 5-ти кн. / Изд. подгот. Александрова Н. И., Гришунин А. Л., Савинов А. Н. и др.; Отв. ред. Лихачев Д. С. — Т. 1. Кн. 1—3. — 711 с. 19 л. ил.; Т. 2. Кн. 4—5. — 743 с. 19 л. ил. Тираж 45 000 экз.
- 254. Веневитинов Д. В. Стихотворения. Проза / Изд. подгот. Маймин Е. А., Чернышев М. А. — 608 с., ил., 9 л. ил. Тираж 25 000 экз.
- 255. Григорьев А. А. Воспоминания / Изд. подгот. Егоров Б. Ф.; Отв. ред. Рейсер С. А. — 439 с. 7 л. ил. Тираж 100 000 экз.
- 256. Кретьен де Труа. Эрек и Энида. Клижес = Erec et Enide. Cliges / Пер. Н. Я. Рыковой, В. Б. Микушевича; изд. подг. В. Б. Микушевич, А. Д. Михайлов, Н. Я. Рыкова; отв. ред. Е. А. Гунст. — М.: «Наука», 1980. — 512 с. — 100 000 экз.
- 257. Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты = Ωιδαι = Carmina et fragmenta / Пер. М. Л. Гаспарова; изд. подг. М. Л. Гаспаров; отв. ред. Ф. А. Петровский. — М.: «Наука», 1980. — 504 с. — 50 000 экз.
- 258. Северные цветы на 1832 год / Изд. подг. Л. Г. Фризман; отв. ред. А. Л. Гришунин. — М.: «Наука», 1980. — 400 с. — 100 000 экз.
- 259. Снорри Стурлусон. Круг Земной / Изд. подгот. Гуревич А. Я., Кузьменко Ю. К., Смирницкая О. А., Каменский М. И. — 687 с. л. карт. Тираж 25 000 экз.
- 260. Средневековые латинские новеллы XIII в. / Изд. подгот. Полякова С. В.; Отв. ред. Доватур А. И. — 384 с. Тираж 100 000 экз.
- 261. Шиллер Ф. Валленштейн: Драматическая поэма = Wallenstein: Ein dramatisches Gedicht / Пер. Н. А. Славятинского; изд. подг. Н. А. Славятинский; отв. ред. Б. И. Пуришев. — М.: «Наука», 1980. — 592 с. — 100 000 экз.
1981
- 262. Белый А. Петербург: Роман в восьми главах с прологом и эпилогом / Издание подготовил Л. К. Долгополов; Отв. ред. акад. Д. С. Лихачев. — М.: Наука, 1981. — 696 с. 3 л. ил. Тираж 25 000 экз.
- 263. Бертран А. Гаспар из тьмы: Фантазии в манере Рембрандта и Калло = Gaspard de la nuit: Fantaisies à la manière de Rembrandt et de Callot / Пер. Е. А. Гунста; изд. подг. Н. И. Балашов, Е. А. Гунст, Ю. Н. Стефанов; отв. ред. Н. И. Балашов. — М.: «Наука», 1981. — 352 с. — 100 000 экз.
- 264. Гёте И. В. Театральное призвание Вильгельма Мейстера. — 296 с. Тираж 100 000 экз.
- 265. Грасиан Бальтасар. Карманный оракул. Критикон / Подгот. Лысенко Е. М., Пинский Л. Е. — 632 с. ил. Тираж 50 000 экз.
- 266. Джеймс Г. Женский портрет / Изд. подгот. Полякова Л. Е., Шерешевская М. А. — 589 с. ил., 1 л. портр. Тираж 50 000 экз.
- 267. Хинес Перес де Ита. Повесть о Сегри и Абенсеррахах, мавританских рыцарях из Гранады / Изд. подгот. Сипович А. Э., Сергиевский М. В., Балашов Н. И. — 287 с. Тираж 50 000 экз.
- 268. «Свисток». Собрание литературных, журнальных и других заметок: Сатир. прил. к журн. «Современник», 1859—1863 / Изд. подгот. Жук А. А., Демченко А. А. — 591 с. ил. Тираж 50 000 экз.
- 269. Свифт Д. Дневник для Стеллы / Изд. подгот. Ингер А. Г., Микушевич В. Б.; Отв. ред. Михальская Н. П. — 623 с. 9 л. портр. Тираж 100 000 экз.
- 269а. Фет А. А. Вечерние огни / Издание подготовили Д. Д. Благой, М. А. Соколова. — 2-е изд. — М.: Наука, 1981. — 816 с. Тираж 100 000 экз.
- 270. Фукидид. История / Изд. подгот. Стратановский Г. А., Нейхардт А. А., Боровский Я. М. — 543 с. 2 л. ил. Тираж 100 000 экз.
1982
- 271. Баратынский Е. А. Стихотворения. Поэмы. — 720 с. Тираж 50 000 экз.
- 272. Древнеанглийская поэзия / Изд. подгот. Смирницкая О. А., Тихомиров В. Г. — 320 с. 4 л. ил. Тираж 40 000 экз.
- 273. Менандр. Комедии. Фрагменты = Κωμωιδιαι. Αποσπασματα / Пер. С. К. Апта, А. В. Парина, Г. Ф. Церетели, О. В. Смыки; изд. подг. В. Н. Ярхо; отв. ред. М. Л. Гаспаров. — М.: «Наука», 1982. — 576 с. — 40 000 экз.
- 274—275. Письма Плиния Младшего: Кн. I—X / Изд. подгот. Сергеенко М. Е., Доватур А. И. — 2-е изд., перераб. — 407 с. Тираж 40 000 экз.
- 276. Повесть о победах Московского государства / Изд. подгот. Енин Г. П. — 160 с. 2 л. ил. Тираж 40 000 экз.
- 277. Артюр Рембо. Стихи; Последние стихотворения; Озарения; Одно лето в аду / Изд. подгот. Балашов Н. И., Кудинов М. П., Поступальский И. С. — 495 с. 5 л. ил. Тираж 50 000 экз.
- 278. Сидни Ф. Астрофил и Стелла. Защита поэзии = Astrophel and Stella. An Apologie for Poetrie / Изд. подг. Л. И. Володарская; отв. ред. Б. И. Пуришев. — М.: «Наука», 1982. — 368 с. — 25 000 экз.
- 279. Сказание и повести о Куликовской битве / Изд. подгот. Дмитриев Л. А., Лихачева О. П. — 422 с. 8 л. ил. Тираж 30 000 экз.
- 280. Тёпфер Р. Женевские новеллы = Nouvelles genevoises / Пер. М. Н. Черневич, З. Е. Александровой; изд. подг. З. Е. Александрова, В. Д. Седельник, М. Н. Черневич; отв. ред. С. И. Великовский. — М.: «Наука», 1982. — 456 с. — 50 000 экз.
1983
- 281. Андерсен Х. К. Сказки, рассказанные детям. Новые сказки = Eventur, fortalte for Børn. Nye Eventur / Пер. А. В. Ганзена, П. Г. Ганзена; изд. подг. Л. Ю. Брауде, И. П. Стеблова; отв. ред. И. П. Куприянова. — М.: «Наука», 1983. — 368 с. — 100 000 экз.
- 282. Анненков П. В. Парижские письма. — 608 с. Тираж 40 000 экз.
- 283. Юсуф Баласагунский. Благодатное знание / Пер. С. Н. Иванова; изд. подг. С. Н. Иванов; отв. ред. А. Н. Кононов. — М.: «Наука», 1983. — 560 с. — 40 000 экз.
- 283а. Баратынский Е. А. Стихотворения. Поэмы / Издание подготовил Л. Г. Фризман. — М.: Наука, 1983. — 720 с. Тираж 50 000 экз.
- 284. Кудруна = Kudrun / Пер. Р. В. Френкель; изд. подг. Р. В. Френкель; отв. ред. Б. И. Пуришев, А. Д. Михайлов. — М.: «Наука», 1983. — 400 с. — 100 000 + 50 000 экз.
- 285. Лев Африканский. Африка — третья часть света. — 512 с. Тираж 25 000 экз.
- 286. Макферсон Дж. Поэмы Оссиана / Издание подготовил Ю. Д. Левин. — 589 с. Тираж 30 000 экз.
- 287. Метьюрин Ч. Р. Мельмот Скиталец. — 2-е изд. — 703 с. Тираж 75 000
- 288. Сенека Л. А. Трагедии. — 431 с. Тираж 100 000 экз.
- 289. Стефаник Василь. Новеллы. — 288 с. Тираж 50 000 экз.
- 290. Фламенка = Flamenca / Пер. А. Г. Наймана; изд. подг. А. Г. Найман; отв. ред. Г. В. Степанов. — М.: «Наука», 1983. — 320 с. — 200 000 экз.
- 291. Эразм Роттердамский. Стихотворения; Иоанн Секунд. Поцелуи. — 318 с. Тираж 100 000 экз.
1984
- 292. Гальфрид Монмутский. История бриттов. Жизнь Мерлина. — 288 с. Тираж 100 000 экз.
- 293—294. Гофман Э. Т. А. Эликсиры сатаны = Die Elixiere des Teufels / Пер. Н. А. Славятинского; изд. подг. Н. А. Жирмунская, А. Г. Левинтон, Н. А. Славятинский; отв. ред. Н. А. Жирмунская. — Л.: «Наука», 1984. — 288 с. — 100 000 экз.
- 295. Карамзин Н. М. Письма русского путешественника / Изд. подг. Ю. М. Лотман, Н. А. Марченко, Б. А. Успенский; отв. ред. Д. С. Лихачёв. — Л.: «Наука», 1984. — 720 с. — 100 000 экз.
- 296. Народные русские сказки А. Н. Афанасьева. В 3 тт. / Издание подготовили Л. Г. Бараг и Н. В. Новиков. — Т. 1. — 511 с. Тираж 50 000 экз.
- 297. Новеллино = Il Novellino / Пер. И. А. Соколовой; изд. подг. М. Л. Андреев, И. А. Соколова; отв. ред. Р. И. Хлодовский. — Л.: «Наука», 1984. — 319 с. — 50 000 + 50 000 экз.
- 298. Повесть о Горе-Злочастии / Издание подготовили Д. С. Лихачев, Е. И. Ванеева. — Л.: Наука, 1984. — 110 с. Тираж 100 000 экз.
- 299. Пушкин А. С. Капитанская дочка. — 2-е изд., доп. — 319 с. Тираж 50 000 экз.
- 300. Северная лира на 1827 год. — 415 с. Тираж 100 000 экз.
- 301. Фирдоуси. Шахнаме. В 6 тт. — Т.5. — 390 с. Тираж 100 000 экз.
- 301а. Литературные памятники. Справочник / Сост. Д. В. Ознобишин. — М., 138 с.
1985
- 302. Марк Аврелий Антонин. Размышления. — 245 с. Тираж 25 000 экз.
- 303. Аиссе. Письма к госпоже Каландрини = Letters de Mademoiselle Aïssé à Madame Calandrini / Пер. А. Л. Андрес, В. Е. Васильева (стихи); изд. подг. А. Л. Андрес, П. Р. Заборов; отв. ред. П. Р. Заборов. — Л.: «Наука», 1985. — 224 с. — 100 000 экз.
- 304. Барбюс А. Огонь. — 503 с. Тираж 50 000 экз.
- 305. Бюргер Г. А., Распе Р. Э. Удивительные путешествия на суше и на море, военные походы и весёлые приключения Барона Фон Мюнхгаузена, о которых он обычно рассказывает за бутылкой в кругу своих друзей = Wunderbare Reisen zu Wasser und Lande, Feldzüge und lustige Abenteuer des Freyherrn von Münchhausen. Baron Munchausen's Narrative of his marvellous Travels and Campaigns in Russia / Пер. В. С. Вальдман под ред. А. Н. Макарова; изд. подг. А. Н. Макаров; отв. ред. Б. И. Пуришев. — М.: «Наука», 1985. — 368 с. — 100 000 экз.
- 306. фон дер Фогельвейде В. Стихотворения = Gedichte / Пер. В. В. Левика, В. Б. Микушевича, О. Б. Румера, А. Голембы; изд. подг. В. В. Левик, В. Б. Микушевич, Б. И. Пуришев, Д. Л. Чавчанидзе; отв. ред. Б. И. Пуришев. — М.: «Наука», 1985. — 382 с. — 50 000 экз.
- 307. Народные русские сказки А. Н. Афанасьева В 3 тт. — Т.2. — 463 с. Тираж 50 000 экз.
- 308. Народные русские сказки А. Н. Афанасьева В 3 тт. — Т.3. — 495 с. Тираж 50 000 экз.
- 309. Песни о Гильоме Оранжском. — 575 с. Тираж 50 000 экз.
- 310. Похищение быка из Куальнге / Пер. Т. А. Михайловой, С. В. Шкунаева; изд. подг. Т. А. Михайлова, С. В. Шкунаев; отв. ред. Н. Я. Рыкова. — М.: «Наука», 1985. — 496 с. — 100 000 экз.
- 311. Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. — 328 с. Тираж 50 000 экз.
1986
- 312. Византийский сатирический диалог / Пер. С. В. Поляковой, И. В. Феленковской; изд. подг. С. В. Полякова, И. В. Феленковская; отв. ред. Я. Н. Любарский. — Л.: «Наука», 1986. — 192 с. — 100 000 экз.
- 313. Гончаров И. А. «Фрегат „Паллада“»: Очерки путешествия в двух томах / Изд. подг. Т. И. Орнатская; отв. ред. Д. В. Ознобишин. — Л.: «Наука», 1986. — 880 с. — 50 000 экз.
- 314. Державин Г. Р. Анакреонтические песни. — 471 с. Тираж 25 000 экз.
- 315. Дружинин А. В. Повести. Дневник / Издание подготовили Б. Ф. Егоров, В. А. Жданов. — 511 с. Тираж 30 000 экз.
- 316. Катулл Г. В. Книга стихотворений = Catulli veronensis liber / Пер. С. В. Шервинского; Изд. подг. С. В. Шервинский, М. Л. Гаспаров; отв. ред. М. Л. Гаспаров. — М.: «Наука», 1986. — 304 с. — 50 000 экз.
- 317. Китс, Джон. Стихотворения. — 391 с. Тираж 25 000 экз.
- 318. Хожение за три моря Афанасия Никитина. 1466—1472 гг. — 3-е изд., перер. — 213 с. Тираж 150 000 экз.
- 319. Прекрасная Магелона. Фортунат. Тиль Уленшпигель. — 311 с. Тираж 50 000 экз.
- 320. Пушкин А. С. Письма к жене. — 260 с. Тираж 100 000 экз.
- 321. Сент-Бев Ш. Жизнь, стихотворения и мысли Жозефа Делорма. — 406 с. Тираж 25 000 экз.
- 322. Суворов А. В. Письма. — 808 с. Тираж 100 000 экз.
- 323. Чехов А. П. В сумерках: Очерки и рассказы / Изд. подг. Г. П. Бердников, А. Л. Гришунин; отв. ред. Г. П. Бердников. — М.: «Наука», 1986. — 576 с. — 100 000 экз.
1987
- 324. Гончаров И. А. Обломов. — 696 с. Тираж 75 000 экз.
- 325. Грибоедов А. С. Горе от ума. — 2-е изд., дополненное. — 479 с. Тираж 50 000 экз.
- 326. Григорий Турский. История франков. — 462 с. Тираж 50 000 экз.
- 327. Делиль Ж. Сады. — 231 с. Тираж 100 000 экз.
- 328. Добужинский М. В. Воспоминания / Изд. подг. Г. И. Чугунов; отв. ред. Г. Ю. Стернин. — М.: «Наука», 1987. — 478 с. — 50 000 экз.
- 329. Лунин М. С. Письма из Сибири. — 495 с. Тираж 100 000 экз.
- 330. Некрасов Н. А. Стихотворения. — 526 с. Тираж 100 000 экз.
- 331. Тик Л. Странствия Франца Штернбальда = Franz Sternbalds Wanderungen / Пер. С. С. Белокриницкой; изд. подг. С. С. Белокриницкая, В. Б. Микушевич, А. В. Михайлов; отв. ред. Б. И. Пуришев. — М.: «Наука», 1987. — 360 с. — 100 000 экз.
1988
- 332. Аксаков И. С. Письма к родным. 1844—1849. — 704 с. Тираж 25 000 экз.
- 333. Вовенарг Люк де Клапье де. Введение в познание человеческого разума. Фрагменты. Критические замечания. Размышления и максимы / Издание подготовили Н. А. Жирмунская, Ю. Б. Корнеев, Э. Л. Линецкая. — Л.: Наука. — 439 с. Тираж 100 000 экз.
- 334. Волошин М. Лики творчества. — 848 с. Тираж 50 000 экз.
- 335. ван ден Вондел Й. Трагедии = Tteurspelen / Пер. Е. В. Витковского; изд. подг. Е. В. Витковский, В. В. Ошис, Ю. А. Шичалин; отв. ред. Н. И. Балашов. — М.: «Наука», 1988. — 574 с. — 50 000 экз. — ISBN 5—02—012705—1.
- 336. Гельдерлин Ф. Гиперион. Стихи. Письма; Гонтар С. Письма Диотимы. — 718 с. Тираж 25 000 экз.
- 337. Гёте И. В. Западно-восточный диван. — 895 с. Тираж 50 000 экз.
- 338. Григорьев А. Воспоминания. — 2-е изд. — 439 с. Тираж 50 000 экз.
- 339. Лабе Л. Сочинения = Oeuvres / Пер. М. З. Гордона, Н. Д. Шаховской-Шик, Э. М. Шапиро, Ю. Н. Верховского, Ю. М. Денисова, М. Л. Гаспарова, А. В. Парина; изд. подг. И. Ю. Подгаецкая; отв. ред. Н. И. Балашов. — М.: «Наука», 1988. — 348 с. — 50 000 экз. — ISBN 5—02—012711—6.
- 340. Пикок Т. Л. Аббатство кошмаров. Усадьба Грилла. — 423 с. Тираж 50 000 экз.
- 341. Сага о Сверрире. — 279 с. Тираж 30 000 экз.
- 342. Салтыков-Щедрин М. Е. Сказки. — 279 с. Тираж 100 000 экз.
- 343. Сармьенто Д. Ф. Цивилизация и варварство [Факундо]. — 272 с. Тираж 40 000 экз.
1989
- 344. Блок А. А. Изборник. — 288 с. Тираж 50 000 экз.
- 345. Волошин М. А. Лики творчества. — 2-е изд. — 848 с. Тираж 50 000 экз.
- 346. Европеец. Журнал И. В. Киреевского. 1832. — 536 с. Тираж 15 000 экз.
- 347—348. Кальдерон де ла Барка Педро. Драмы. — В 2 кн. — 861+751 с. Тираж 25 000 экз.
- 349. Рассказы бабушки: Из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные её внуком Д. Благово / Изд. подг. Т. И. Орнатская; отв. ред. А. Л. Гришунин. — Л.: «Наука», 1989. — 472 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-02-027938-2.
- 350. Ригведа. Мандалы I—IV. — 767 с. Тираж 40 000 экз.
- 351. Смирнова-Россет А. О. Дневник. Воспоминания. — 789 с. Тираж 40 000 экз.
- 352. Сухово-Кобылин А. В. Картины прошедшего. — 359 с. Тираж 50 000 экз.
- 353. Фирдоуси. Шахнаме. — В 6 тт. — Т. 6. — 655 с. Тираж 30 000 экз.
- 354. Швейцер А. Письма из Ламбарене. — 2-е изд. — 473 с. Тираж 50 000 экз.
- 355. Эсхил. Трагедии = Τραγωιδιαι / Пер. Вяч. И. Иванова; изд. подг. Н. И. Балашов, Дим. Вяч. Иванов, М. Л. Гаспаров, Г. Ч. Гусейнов, Н. В. Котрелёв, В. Н. Ярхо; отв. ред. Н. И. Балашов. — М.: «Наука», 1989. — 590 с. — 30 000 экз. — ISBN 5-02-012688-8.
1990
- 356—357. Бенуа А. Н. Мои воспоминания. — В 2 тт. — 2-е изд, доп. — 711+743 с. Тираж 50 000 экз.
- 358. Бонавентура. Ночные бдения = Nachtwachen / Пер. В. Б. Микушевича; изд. подг. А. В. Гулыга, В. Б. Микушевич, А. В. Михайлов; отв. ред. А. В. Гулыга. — М.: «Наука», 1990. — 256 с. — 50 000 экз. — ISBN 5-02-012726-4.
- 359. Гомер. Илиада = Ιλιας / Пер. Н. И. Гнедича; изд. подг. А. И. Зайцев; отв. ред. Я. М. Боровский. — Л.: «Наука», 1990. — 572 с. — 50 000 экз. — ISBN 5-02-027982-X.
- 360. Кафка Ф. Замок / Издание подготовили А. В. Гулыга и Р. Я. Райт-Ковалева. — М.: Наука, 1990. — 222 с. Тираж 25 000 экз.
- 361. Мандельштам О. Э. Камень. — 398 с. Тираж 150 000 экз.
- 362. Плутарх. Застольные беседы. — 592 с. Тираж 100 000 экз.
- 363. Софокл. Драмы = Τραγωιδιαι = Tragoediae / Пер. Ф. Ф. Зелинского; изд. подг. М. Л. Гаспаров, В. Н. Ярхо; отв. ред. М. Л. Гаспаров. — М.: «Наука», 1990. — 608 с. — 50 000 экз. — ISBN 5-02-012672-1.
- 364. де ла Мотт Фуке Ф. Ундина = Undine / Пер. Н. А. Жирмунской, В. А. Дымшиц (стихи); изд. подг. С. Р. Брахман, Н. А. Жирмунская, Е. В. Ланда, С. В. Тураев, Д. Л. Чавчанидзе; отв. ред. С. В. Тураев. — М.: «Наука», 1990. — 557 с. — 30 000 экз. — ISBN 5-02-012741-8.
1991
- 365. Джусти Джузеппе. Шутки. — 352 с. Тираж 25 000 экз.
- 366. Мериме П. Письма к незнакомке = Lettres à une inconnue / Пер. Н. Н. Кудрявцевой; изд. подг. Н. Н. Кудрявцева, А. Д. Михайлов; отв. ред. А. Д. Михайлов. — М.: «Наука», 1991. — 415 с. — 140 000 экз. — ISBN 5-02-012725-6.
- 367. Руис Х. Книга Благой любви. — 415 с. Тираж 50 000 экз.
- 368. Стаций Публий Папиний. Фиваида / Издание подготовили С. В. Шервинский, Ю. А. Шичалин, Е. Ф. Шичалина. — 352 с. Тираж 10 000 экз.
- 369. Тургенев И. С. Записки охотника. — 678 с. Тираж 20 000 экз.
- 370. Физиология Петербурга. — 283 с. Тираж 25 000 экз.
1992
- 371. Махабхарата: Адипарва. — Кн. 1. — 2-е изд., репр. 1950. — 736 стр. Тираж 1000 экз.
- 372. Махабхарата. — Кн. 2. — Сабхапарва, или Книга о собрании. — 2-е изд., репр. 1962. — 253 стр. Тираж 1000 экз.
- 373. Петрарка Ф. Африка. — 368 с. Тираж 10 000 экз.
- 374. Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей. — 348 с. Тираж 12 000 экз.
- 375. Радищев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву. Вольность. — 671 с. Тираж 20 000 экз.
- 376. Путешествие стольника П. А. Толстого по Европе. 1697—1699. — М.: Наука, 1992. — 382 с. Тираж 10 000 экз.
- 376а. Махабхарата: Книга седьмая. Дронапарва, или книга о Дроне. — М.: Ладомир; Наука, 1992. — 648 с. Тираж 5118 экз. (сделана под ЛП, но не памятник : нет 2-й страницы со словами Литературные Памятники; тем не менее, была включена в официальный каталог серии, вышедший в 2012 году, под номером 373)
1993
- 377. Аврелий Марк Антонин. Размышления. — 2-е изд., испр. и доп. — 247 с. Тираж 30 000 экз.
- 378. Авсоний. Стихотворения. — 356 с. Тираж 10 000 экз.
- 379. Аполлодор. Мифологическая библиотека. — 2-е изд, репр. 1972. — 214 с. Тираж 15 000 экз.
- 380. Апулей. Апология. Метаморфозы. Флориды. — 3-е изд., репр. 1956. — 435 с. Тираж 30 000 экз.
- 381. Ариосто Л. Неистовый Роланд. Песни I—XXV. — 574 с. Тираж 20 000 экз.
- 382. Ариосто Л. Неистовый Роланд. Песни XXVI-XLVI. — 544 с. Тираж 20 000 экз.
- 383. Артхашастра, или Наука политики. — 2-е изд., репр. 1959. — 793 с. Тираж 5000 экз.
- 384. Басни Эзопа. — 2-е изд, репр. 1968. — 320 с. Тираж 1000 экз.
- 385—386. Бенуа А. Н. Мои воспоминания. — В 2 тт. — 3-е изд., репр. 1990. — 711+743 с.
- 387. Борель П. Шампавер. — 2-е изд, репр. 1971. — 207 с. Тираж 20 000 экз.
- 388. Гофман Э. Т. А. Эликсиры сатаны. — 2-е изд., репр. 1984. — 287 с. Тираж 10050 экз.
- 389. Греческая эпиграмма. — 448 с. Тираж 17 000 экз.
- 390. Дефо Д. Счастливая куртизанка, или Роксана. — 2-е изд., репр. 1974. — 303 с. Тираж 20 000 экз.
- 391. Достоевская А. Г. Дневники 1867 года. — 454 с. Тираж 30 000 экз.
- 392. Жизнеописания трубадуров / Издание подготовил М. Б. Мейлах. — 736 с. Тираж 15 000 экз.
- 393. Вега Карпио Лопе Феликс де. Доротея. — 279 с. Тираж 13 000 экз.
- 394. Ксенофонт. Киропедия. — 2-е изд., репр. 1977. — 2-го завода тиража изд. 1976. — 333 с. Тираж 1000 экз.
- 395. Ларошфуко Ф. де. Мемуары. Максимы. — 2-е изд., репр. 1971. — 280 с. Тираж 30 000 экз.
- 396. Лукан Марк Анней. Фарсалия, или Поэма о гражданской войне. — 2-е изд., репр. 1951. — 349 с. Тираж 1000 экз.
- 397. Махабхарата. Кн. 4. Виратапарва, или Книга о Вирате. — 2-е изд., репр. 1967. — 211 с. Тираж 5000 экз.
- 398. Мэлори Т. Смерть Артура. — 2-е изд., репр. 1974. — 899 с. Тираж 5000 экз.
- 399. Навои А. Язык птиц. — 383 с. Тираж 3000 экз.
- 400. Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. — 2-е изд., репр. 1981. — допечатки изд. 1979. — 431 с. Тираж 20 000 экз.
- 401. Пополь-Вух. Родословная владык Тотоникапана / Перевод с языка Киче. Издание подготовил Р. В. Кинжалов. — 2-е изд., репр. 1959. — М.: Ладомир; Наука, 1993. — 252 с. Тираж 1 000 экз.
- 402. Светоний Г. Т. Жизнь двенадцати цезарей. — 3-е изд. — 368 с. Тираж 25 000 экз.
- 403. Сенека Л. А. Нравственные письма к Луцилию. — 2-е изд., репр. 1977. — 383 с. Тираж 1000 экз.
- 404. Страпарола да Караваджо Д. Приятные ночи. — 2-е изд., репр. 1978. — 447 с. Тираж 20 000 экз.
- 405. Тацит Корнелий. Сочинения. — 2-е изд., испр. и перераб. — 735 с. Тираж 15 000 экз.
- 406—407. Тацит Корнелий. Сочинения в 2 тт. — 3-е изд., репр. 1969. — 444+376 с. Тираж 15 000 экз.
- 408. Феофраст. Характеры. — 2-е изд., репр. 1974. — 123 с.
- 409. Фирдоуси. Шахнаме. В 6 тт. — Т.1. — 2-е изд., испр. — 675 с. Тираж 3000 экз.
- 410. Фукидид. История. — 2-е изд., репр. 1981. — 543 с. Тираж 1000 экз.
- 411. Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о Галльской войне, о гражданской войне, об Александрийской войне, об Африканской войне. — 3-е изд., репр. 1948. — 559 с. Тираж 1000 экз.
- 412. Цельтис К. Стихотворения. — 408 с.
- 413. Цицерон Марк Туллий. О старости. О дружбе. Об обязанностях. — 2-е изд., репр. 1974. — 247 с. Тираж 25 000 экз.
- 414—415. Цицерон Марк Туллий. Речи. — В 2 тт. — 2-е изд., репр. 1962. — 443+400 с. Тираж 35 000 экз.
- 416. Шамфор. Максимы и мысли. Характеры и анекдоты. — 2-е изд., репр. 1966. — 291 с. Тираж 1000 экз.
1994
- 417. Аксаков И. С. Письма к родным. 1849—1856. — 653 с. Тираж 3000 экз.
- 418. Дигенис Акрит. — 2-е изд., репр. 1960. — 218 с. Тираж 3000 экз.
- 419. Домострой. — 400 с. Тираж 10 000 экз.
- 420. Лихтенберг Г. К. Афоризмы. — 3-е изд., репр. 1965. — 344 с. Тираж 3000 экз.
- 421. О возвышенном. — 2-е изд., репр. 1966. — 149 с. Тираж 3000 экз.
- 422—423. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. — В 2 тт. — 2-е изд., испр. и доп. — 702+672 с. Тираж 10 000 экз.
- 424. Снорри Стурлусон. Младшая Эдда. — 2-е изд., репр. 1970. — 264 с. Тираж 3000 экз.
- 425. Фирдоуси. Шахнаме. В 6 тт. — Т.2. — 2-е изд., испр. — 643 с. Тираж 3000 экз.
- 426. Фирдоуси. Шахнаме. В 6 тт. — Т.3. — 2-е изд., испр. — 592 с. Тираж 3000 экз.
- 427. Фирдоуси. Шахнаме. В 6 тт. — Т.4. — 2-е изд., испр. — 458 с. Тираж 3000 экз.
- 428. Цицерон. Диалоги. — 2-е изд., репр. 1966. — 223 с. Тираж 5000 экз.
1995
- 429. Андерсен Х. К. Сказки. Истории. Новые сказки и истории. — 734 с. Тираж 3000 экз.
- 430. Бестужев-Марлинский А. А. Кавказские повести. — 703 с. Тираж 3000 экз.
- 431. Византийская любовная проза: Аристенет. Любовные письма. Евмафий Макремволит. Повесть об Исминии и Исмине. — 2-е изд. — 309 с. Тираж 2000 экз.
- 432. Гоголь Н. В. Петербургские повести. — 296 с. Тираж 1800 экз.
- 433. Йейтс У. Б. Избранные стихотворения лирические и повествовательные. — 406 с. Тираж 3000 экз.
- 434. Пушкин А. С. Дневники. Записки. — 336 с. Тираж 5000 экз.
- 435. Ригведа. Мандалы V—VIII. — 743 с. Тираж 2500 экз.
- 436. Сен-Жюст Л. А. Речи. Трактаты. 472 с. Тираж 10 000 экз.
- 436a. Смит Дж. и Г. Отвергнутые послания. — 360 с. Тираж 3000 экз.
- 437. Снорри Стурлусон. Круг Земной. — 2-е изд., репр. 1980. — 687 с. Тираж 3000 экз.
- 438. Федр, Бабрий. Басни. — 2-е изд., репр. 1962. — 263 с. Тираж 2000 экз.
- 439. Чехов А. П. Степь. — 288 с. Тираж 2350 экз.
- 440. Шенье А. Сочинения. 1819. — 608 с. Тираж 2500 экз.
- 441. Элиан Клавдий. Пёстрые рассказы. — 2-е изд., репр. 1963. — 192 с. Тираж 2000 экз.
1996
- 442. Жанен Ж. Мертвый осёл и гильотинированная женщина. — 359 с. Тираж 2000 экз.
- 443. Одоевский В. Ф. Пёстрые сказки / Издание подготовила М. А. Турьян. — СПб.: Наука, 1996. — 204 с. Тираж 4000 экз.
- 444. Повесть временных лет. — 2-е изд., испр. и доп. М. Б. Свердловым. — 668 с. Тираж 3000 экз. Дополнительный тираж 2000 экз. в 1999 г.
- 445. Физиолог. — 168 с. Тираж 1000 экз.
- 446. Филдинг Г. Амелия. — 535 с. Тираж 4000 экз.
1997
- 447. Бана. Кадамбари. — М.: Ладомир; Наука, 1997. — 664 с. Тираж 3000 экз.
- 448. Белый Андрей. Собрание стихотворенй. 1914. — 456 с. Тираж 1000 экз.
- 449. Дефо Д. Дневник Чумного Года. — 475 с. Тираж 2000 экз.
- 450. Долгоруков И. М. Капище моего сердца, или Словарь всех тех лиц, с коими я был в разных отношениях в течение моей жизни / Подгот., послеслов. В. И. Коровина. — 392 с. Тираж 1700 экз.
- 451. Екатерина II и Г. А. Потёмкин. Личная переписка 1769—1791 / Подготовил В. С. Лопатин. — М.: Наука, 1997. — 990 с. Тираж 3000 экз. Суперобложка.[imwerden.de/pdf/ekaterina_vtoraya_i_potemkin_perepiska_1997.pdf]
- 452. Льюль Р. Книга о Любящем и Возлюбленном. Книга о рыцарском ордене. Книга о животных. Песнь Рамона. — 283 с. Тираж 1500 экз.
- 453—454. Причитанья Северного края, собранные Е. В. Барсовым. — В 2 тт. — 500+655 с. Тираж 1000 экз.
- 455. Стихотворения Александра Пушкина. — 639 с. Тираж 1500 экз.
- 456. Рец де, кардинал. Мемуары. — 832 с. Тираж 3000 экз.
- 457. Ростан Э. Сирано де Бержерак. — 391 с. Тираж 3000 экз.
1998
- 458. Аннотированный каталог. — 378 с. Основной тираж 2320 экз.
- 459. Катон Марк Порций. Земледелие. — 2-е изд., репр. с 1950. — М.: Ладомир; Наука, 1998. — 220 с. Тираж 1000 экз.
- 460. Мор Томас. Утопия; Эпиграммы; История Ричарда III / Издание подготовили М. Л. Гаспаров и др.; Отв. ред. И. Н. Осиновский. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Ладомир; Наука, 1998. — 463 с., портр. Тираж 1500 экз.
- 461. Урания на 1826 год / Вступительная статья Т. М. Гольц. Составление А. Л. Гришунина. Примечания Г. М. Гольц и А. Л. Гришунина. — М.: Наука, 1998. — 352 с. Тираж 1000 экз.
1999
- 462. Феокрит, Мосх, Бион. Идиллии и эпиграммы / Пер. и коммент. М. Е. Грабарь-Пассек. — Репринт 1958. — 326 с. Тираж 1000 экз.
- 463. Видьяпати. Испытание человека (Пуруша-Парикша) / Подготовил С. Д. Серебряный. — М.: Наука, 1999. — 256 с. Тираж 1100 экз. Суперобложка.
- 464. Иоганн Вольфганг Гёте. Страдания юного Вертера / Изд. подг. Г. В. Стадников. Отв. редактор Р. Ю. Данилевский. — СПб.: Наука, 1999. — 252 c. Тираж 2000 экз. Дополнительный тираж (2002) 1000 экз.
- 465. Григорьев А. Письма / Изд. подг. Р. Виттакер, Б. Ф. Егоров. — М.: Наука, 1999. — 476 с. Тираж 1150 экз.
- 466. Древнерусские патерики: Киево-Печерский патерик. Волоколамский патерик. — Тираж 2500 экз.
- 467. Еврипид. Трагедии. — В 2 томах. Т. 1. — М.: Ладомир; Наука, 1999. — 644 с.
Настоящее издание впервые дает полного Еврипида в подлинном переводе И. Анненского (при этом снята правка Ф. Ф. Зелинского прежних изданий). Тираж 2000 экз.
- 468. Еврипид. Трагедии. — В 2 томах. Т. 2. — М.: Ладомир; Наука, 1999. — 704 с. Тираж 1000 экз.
- 469. Повесть временных лет / Подг. текста, перевод, статьи и комм. Д. С. Лихачёва; под ред. В. П. Адриановой-Перетц. — 3-е изд., испр. и доп. — 668 c. Тираж 3000 экз.
- 470. Ригведа. Мандалы I—IV. — 2-е изд., испр. — Тираж 2500 экз.
- 471. Ригведа. Мандалы V—VIII. — 2-е изд., испр. — Тираж 2500 экз.
- 472. Ригведа. Мандалы IX—X. — Тираж 2500 экз.
- 473. Абу Тахер Турсуси. Дараб-Наме или Книга о Дарабе / Изд. подгот. Кондырева Н. Б. — М.: Ладомир; Наука, 1999. — 532 c. Тираж 1000 экз.
- 474. Энгельгардт А. Н. Из деревни. 12 писем 1872—1887. — М.: Наука, 1999. — Тираж 2000 экз.
2000
- 475. Андерсен, Шервуд. В ногу. — 464 с. Тираж 1500 экз.
- 476. Аристофан. Комедии и фрагменты. — М.: Ладомир; Наука, 2000. — 1034 с. Тираж 2500 экз.
- 477. Гомер. Одиссея. — М.: Наука, 2000. — 482 с. Тираж 5000 экз.
- 478. Джеймс Г.: Послы. — М.: Ладомир; Наука, 2000. — 374 с. Тираж 3000 экз.
- 479. Домострой / Издание подготовили В. В. Колесов, В. В. Рождественская; Отв. редактор В. Л. Дмитриев. — 2-е изд. — СПб.: Наука, 2000. — 400 стр. Тираж 1500 экз.
- 480. де Квинси Т. Исповедь англичанина, любителя опиума / Изд. подг. Н. Я. Дьяконова, С. Л. Сухарев, Г. В. Яковлева. — М.: Наука, 2000. — 424 с. Тираж 1000 экз.
- 481. Юлия Крюденер. Валери или письма Густава де Линара Эрнесту де Г. — М.: Наука, 2000. — 429 с. Тираж 1900 экз.
- 482. Мережковский Д. С. Л. Толстой и Достоевский / Изд. подгот. Е. А. Андрущенко. — М.: Наука, 2000. — 588 с. Тираж 1650 экз.
- 483. Анна Радклиф. Итальянец, или Исповедальня Кающихся Облачённых в Чёрное. — М.: Ладомир; Наука, 2000. — 528 с.
- 484. Скотт В. Мармион. Повесть о битве при Флоддене в шести песнях. — СПб.: Наука, 2000. — 358 с. Тираж 2000 экз.
- 485. Валафрид Страбон. Садик, Вандальберт Прюмский О названиях, знаках Зодиака, культурах и климатических свойствах двенадцати месяцев, Марбод Реннский. Лапидарий / Изд. подг. Ю. Ф. Шульц. — М.: Наука, 2000. — 176 с. Тираж 2550 экз.
2001
- 486. Аполлоний Родосский. Аргонавтика. — М.: Наука, 2001. — 238 с. Тираж 2500 экз.
- 487. Беккет Самюэль. Никчемные тексты. — СПб.: Наука, 2001. Тираж 3000 экз.(в 2003 г. была допечатка тиража)
- 488. Агриппа д’Обинье. Приключения барона де Фенеста. Жизнь, рассказанная его детям. — М.: Наука, 2001. — 455 с. 8 вкл. илл., Тираж 3000 экз.
- 489. Ознобишин Д. П. Стихотворения. Проза. — В 2-х книгах. — Кн. 1. — 567 с. Тираж 1550 экз.
- 490. Ознобишин Д. П. Стихотворения. Проза. — В 2-х книгах. — Кн. 2. — 632 с. Тираж 1550 экз.
- 491. Чосер Д. Троил и Крессида, Хенрисон Р. Завещание Крессиды, Шекспир У. Троил и Крессида. — М.: Наука, 2001. — 747 с. Тираж 1340 экз.
2002
- 492. Георг Гейм. Вечный день. Umbra vitae. Небесная трагедия. — СПб.: Наука, 2002. — 527 с. Тираж 1040 экз.
- 493. Записки Александра Ивановича Кошелёва (1812—1883 годы). — 480 с. Тираж 1750 экз.
- 494. Муравьев-Апостол. Письма из Москвы в Нижний Новгород. — СПб.: Наука, 2002. — 270 с. Тираж 3000 экз.
- 495. Снорри Стурлусон. Круг земной. — 3-е изд, репр. 1980. — М.: Ладомир; Наука, 2002. — 685 с. Тираж 2000 экз
- 496. Людвиг Тик. Виттория Аккоромбона / Издание подготовили Е. В. Соколова, С. В. Тураев, И. В. Карташова,Т. Н. Потницева, отв. ред. И. В. Карташова, С. В. Тураев. — М.: Наука, 2002. — 436 с. Тираж 1440 экз.
- 497. Мигель де Унамуно. Житиё Дон Кихота и Санчо по Мигелю де Сервантесу Сааведре, объяснённое и комментированное Мигелем де Унамуно / Изд. подг. К. С. Корконосенко, Отв. редактор В. Е. Багно. — СПб.: Наука, 2002. — ??? с. Тираж 3000 экз.
- 498. Физиолог / Издание подготовила Е. И. Ванеева. Отв. редактор Л. А. Дмитриев. — СПб.: Наука, 2002. — 168 с. (Доп. тираж 1000 экз. из 1996)
- 499. Эренбург И. Г. Портреты русских поэтов / Издание подготовил А. И. Рубашкин. — СПб.: Наука, 2002. — 352 с. Тираж 2000 экз.
2003
- 500. Афиней. Пир мудрецов. В 15 книгах. Книги 1 — 8 / Перевод Н. Т. Голинкевич. Издание подготовили Н. Т. Голинкевич, М. Г. Витковская, А. А. Григорьева, О. Л. Левинская, Б. М. Никольский, отв. редактор М. Л. Гаспаров. — М.: Наука, 2003. — 655 с. Тираж 1310 экз.
- 501. Брекер, Ульрих. История жизни бедного человека из Токкенбурга. — СПб.: Наука, 2003. — ??? с. Тираж 2000 экз.
- 502. Рамон Льюль. Книга о любящем и возлюбленном, Книга о рыцарском ордене, Книга о животных, Песнь Рамона. — 2-е изд. — СПб.: Наука, 2003. — 282 с.
- 502a. Махабхарата. Кн. 14. Ашвамедхикапарва, или Книга о жертвоприношении коня / Издание подготовили Я. В. Васильков и С. Л. Невелева. — 330 с. Тираж 2000 экз.
- 503. Новалис. Генрих фон Офтердинген. — М.: Ладомир; Наука, 2003. — 280 с. Тираж 2500 экз.
- 504. Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский. С прибавлением Лжедонкихота Авельянеды: В 2 томах. Т. 1. — М.: Наука, 2003. — 719 с. Тираж 2000 экз.
- 505. Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский. С прибавлением Лжедонкихота Авельянеды: В 2 томах. Т. 2. — М.: Наука, 2003. — 790 с. Тираж 2000 экз.
- 506. Сэр Гавейн и Зелёный Рыцарь / Пер. с англ. В. П. Бетаки. — М.: Наука, 2003. — 250 с. — Тираж 2000 экз.
- 507. Фольклор Тверской губернии. — СПб.: Наука, 2003. — 648 с. Тираж 1800 экз.
2004
- 508. Белый А. Петербург. — репр. 1981. — СПб.: Наука, 2004. — 705 с. Тираж 2000 экз.
- 509. Византийские легенды / Издание подготовила С. В. Полякова. — репр. 1972. — 302 с. Тираж 2000 экз.
- 510. Альфред де Виньи. Дневник поэта. Письма последней любви. — 644 с. Тираж 2000 экз.
- 511. Временник Ивана Тимофеева. — репр. 1951. — 508 с. Тираж 2000 экз.
- 512. Долгоруков И. М. Повесть о рождении моем, происхождении и всей жизни: В 2 т. Т. 1 / Издание подготовили Н. В. Кузнецова, М. О. Мельцин; отв. ред. В. П. Степанов. — СПб.: Наука, 2004. — 816 с. Тираж 2000 экз.
- 513. Песнь о Нибелунгах. — репр. 1972. — 344 с. Тираж 2000 экз.
- 514. Симеон Полоцкий. Избранные сочинения / Подготовка текста, статья и комментарии И. П. Еремина. — репр. 1953. — СПб.: Наука, 2004. — 282 с. Тираж 2000 экз.
- 515. Посошков И. Т. Книга о скудности и богатстве / Редакция и комментарии доктора истор. наук, проф. Каренгауза. — репр. 1951. — СПб.: Наука, 2004. — 410 с. Тираж 2000 экз.
- 516. Поэзия скальдов / Издание подготовили С. В. Петров, М. И. Стеблин-Каменский. — репр. 1979. — СПб.: Наука, 2004. — 183 с. Тираж 2000 экз.
- 517. Игорь Северянин. Громокипящий кубок. Ананасы в шампанском. Соловей. Классические розы. — М.: Наука, 2003. — 870 с. Тираж 3000 экз.
- 518. Сказки и легенды пушкинских мест. Записи на местах наблюдения и исследования члена-корреспондента АН СССР В. И. Чернышева. — репр. 1950. — 342 с. Тираж 2000 экз.
- 519. Сказки и повести Древнего Египта / Пер. и коммент. Лившица И. Г.; Отв. ред. Ольдерогге Д. А. — репр. 1979. — 287 с. Тираж 2000 экз.
- 520. Скандинавская баллада. — репр. 1978. — СПб.: Наука, 2004. — 272 с. Тираж 2000 экз.
- 521. Вальтер Скотт. Обручённая / Издание подгот. З. Е. Александрова, Т. Г. Чеснокова, Отв. редактор А. Н. Горбунов. — М.: Ладомир; Наука, 2004. — 320 с. Тираж 2000 экз.
- 522. Сологуб Ф. Мелкий бес / Изд. подг. М. М. Павлова. — СПб.: Наука, 2004. — 890 с. Тираж. 3000 экз.
2005
- 523. Андреевский С. А. Книга о смерти. — М.: Наука, 2005. — 670 с. Тираж 1350 экз.
- 524. Анненков П. В. Письма к Тургеневу (1852—1874): В 2 т. Том 1. — СПб.: Наука, 2005. — 534 с. Тираж 1500 экз.
- 525. Анненков П. В. Письма к Тургеневу (1875—1883): В 2 т. Том 2. — СПб.: Наука, 2005. — 424 с. Тираж 1500 экз.
- 526. де Бовуар Симона. Мандарины. — М.: Ладомир; Наука, 2005. — 620 с. Тираж 2000 экз.
- 527. Воспоминания Бестужевых. — репр. 1951. — 902 с. Тираж 1500 экз.
- 528. Грильпарцер Ф. Автобиография. — М.: Наука, 2005. — 395 с. Тираж 1100 экз.
- 529. Долгоруков И. М. Повесть о рождении моем, происхождении и всей жизни: В 2 т. Т. 2 / Издание подготовили Н. В. Кузнецова, М. О. Мельцин; отв. ред. В. П. Степанов. — СПб.: Наука, 2005. — 728 с. Тираж 2000 экз.
- 530. Домострой / Издание подготовили В. В. Колесов, В. В. Рождественская; отв. ред. В. Л. Дмитриев. — 2-е изд. — СПб.: Наука, 2005. — 400 с. Тираж 1500 экз. (в 2007 г. дополнительный тираж 1500 экз.)
- 531. Махабхарата. Заключительные книги XV—XVIII / Издание подготовили С. Л. Невелева, Я. В. Васильков; отв. ред. И. М. Стеблин-Каменский. — СПб.: Наука, 2005. — 236 с. Тираж 2000 экз.
- 532. Младшая Эдда / Издание подготовили О. А. Смирницкая, М. И. Стеблин-Каменский. — репр. 1970. — СПб.: Наука, 2005. — 144 с. Тираж 1500 экз.
- 533. Мартурель Ж., де Галба М.-Ж. Тирант Белый. — М.: Ладомир; Наука, 2005. — 828 с. Тираж 2000 экз.
- 534. Мэлори Томас. Смерть Артура. — репр. 1974. — М. — СПб.: Наука, 2005. — 900 с. Тираж 1500 экз.
- 535. Осипович-Новодворский А. О. Эпизоды из жизни ни павы, ни вороны. — СПб.: Наука, 2005. — 542 с. Тираж 1500 экз.
- 536. Послания Ивана Грозного. — репр. 1951. — СПб.: Наука, 2005. — 720 с. Тираж 2000 экз.
- 537. Старшая Эдда. Древнеисландские песни о богах и героях / Перевод А. И. Корсуна. Ред., вступ. статья и коммент. М. И. Стеблин-Каменского. — репр. 1963. — СПб.: Наука, 2005. — 260 с. Тираж 1500 экз.
- 538. Шторм Т. Всадник на белом коне. — М.: Ладомир; Наука, 2005. — 288 с. Тираж 2000 экз.
2006
- 539. Элий Аристид. Священные речи. Похвала Риму. — М.: Ладомир; Наука, 2006. — 288 с. Тираж 2000 экз.
- 540. Балашши Балинт. Стихотворения / Изд. подгот. Е. В. Витковский, Ю. П. Гусев, И. Хорват; отв. ред. Н. И. Балашов, Ю. П. Гусев. — М.: Наука, 2006. — 400 с. Тираж 1600 экз.
- 541. Бельман К. Послания Фредмана. Песни Фредмана. — СПб.: Наука, 2006. — 372 с. Тираж 2000 экз.
- 542. Девять ступеней вака. Японские поэты об искусстве поэзии. — М.: Наука, 2006. — 429 с. Тираж 400 экз.
- 543. Ибсен Х. Кесарь и Галилеянин. Росмерсхольм. — СПб.: Наука, 2006. — 745 с. Тираж 2000 экз.
- 544. Клодель Поль. Благая весть Марии. — М.: Наука, 2006. — 624 с. Тираж 2000 экз.
- 545. Кребийон-сын. Шумовка, или Танзай и Неадарне. — М.: Наука, 2006. — 368 с. Тираж 2000 экз.
- 546. Лихачев Д. С. Письма о добром. — СПб.: Наука, 2006. — 316 с. Тираж 300 экз.
- 547. Махабхарата. Адипарва. Книга первая. — 3-е изд. — СПб.: Наука, 2006. — 744 с. Тираж 2000 экз.
- 548. Мильтон Д. Потерянный рай. Возвращенный рай. Другие поэтические произведения. — Илл. Г. Доре. — М.: Наука, 2006. — 864 с. Тираж 2000 экз.
- 549. Рамаяна. — Кн. 1, 2. — М.: Ладомир; Наука 2006. — 896 с. Тираж 1000 экз.
- 550. Солженицын А. И. В круге первом: Роман. — М.: Наука, 2006. — 798 с. + 8 c. илл., портрет. Тираж 3000 экз.
- 551. Сулье Ф. Мемуары дьявола. — М.: Ладомир; Наука, 2006. — 833 с. Тираж 2000 экз.
- 552. Эпос о Гильгамеше. — Репр. 1961. — СПб.: Наука, 2006. — 216 c. Тираж 3000 экз.
2007
- 553. Ассиро-вавилонский эпос / Изд. подгот. В. В. Емельянов; пер. с шумерского и аккадского языков В. К. Шилейко; отв. ред. М. И. Стеблин-Каменский. — СПб.: Наука, 2007. — 650 с. Тираж 3000 экз.
- 554. Дикинсон Эмили. Стихотворения. Письма / Перевод Аркадия Гаврилова. Изд. подгот. Т. Д. Венедиктова, А. Г. Гаврилов, С. Б. Джимбинов. Отв. ред. А. Г. Горбунов, И. Г. Птушкина. — М.: Наука, 2007. — 549 с. Тираж 650 экз.
- 555. Длугош Ян. Грюнвальдская битва / Издание подготовили Г. А. Стратановский, Б. В. Казанский, Л. В. Разумовская. — 2-е изд., репр. 1962. — 214 с. Тираж 3000 экз.
- 556. Книга моего деда Коркута. Огузский героический эпос / Перевод академика Бартольда. Издание подготовили В. М. Жирмунский, А. Н. Кононов. — 2-е изд., репр. 1962. — СПб.: Наука, 2007. — 304 с. Тираж 2000 экз.
- 557. де Лас Касас Бартоломе. История Индий / Изд. подг. В. Л. Афанасьев, З. И. Плавскин, Д. П. Прицкер, Г. В. Степанов. — 2-е изд., репр. 1968. — СПб.: Наука, 2007. — 471 с. Тираж 2000 экз.
- 558. де Лафайет Мари Мадлен. Сочинения / Перевод О. Е. Ивановой, Л. А. Сифуровой, Ю. А. Гинзбург, Н. А. Световидовой, И. И. Кузнецовой, Д. Д. Литвинова. Издание подготовили Н. В. Забабурова, Л. А. Сифурова, К. А. Чекалов. Отв. ред. А. Д. Михайлов. — М.: Ладомир; Наука, 2007. — 524 с. Тираж 2000 экз.
- 559. Махабхарата. Кн.2. Сабхапарва, или Книга о собрании / Пер.с санскр. и комм. В. И. Кальянова. Отв. ред. Б. А. Ларин. — 3-е изд., репр. 1962. — СПб.: Наука, 2007. — 253 с. Тираж 2000 экз.
- 560. Махабхарата. Книга четвёртая. Виратапарва, или Книга о Вирате / Пер. с санскр. и коммент. В. Кальянова. Отв. редактор В. В. Струве. — 3-е изд., репр. 1967. — СПб.: Наука, 2007. — 212 с. Тираж 2000. экз
- 561. Мачадо Антонио. Полное собрание стихотворений: 1936 г. / Отв. ред. В. Е. Багно; сост. В. Н. Андреев, А. Ю. Миролюбова. — СПб.: Наука, 2007. — 856 c. Тираж 2000 экз.
- 562. Мережковский Д. С. Вечные спутники. Портреты из всемирной литературы / Издание подготовила Е. А. Андрущенко. — СПб.: Наука, 2007. — 902 с.
- 563. Муравьев А. Н. Таврида. — СПб.: Наука, 2007. — 518 с. Тираж 2000 экз.
- 564. Навои А. Язык птиц / Издание подготовили С. Н. Иванов и А. Н. Мелехова, Пер. С. Иванова. — 2-е изд., репр. 1993. — СПб.: Наука, 2007. — 383 с. Тираж 2000 экз.
- 565. Повесть временных лет / Подготовка текста, перевод, статьи и комментарии Д. С. Лихачева, под ред. В. П. Андриановой-Перетц. — 3-е изд. — СПб.: Наука, 2007. — 672 с. Тираж 3000 экз.
- 566. Семенов Л. Д. Стихотворения. Проза / Отв. ред. М. Л. Гаспаров. — М.: Наука, 2007. Тираж 650 экз.
- 567. Сен-Симон А. Мемуары. 1691—1701. — М.: Ладомир; Наука, 2007. — 992 с. 159 илл. Тираж 2000 экз. Приложение: 8 генеалогических таблиц в комплекте с книгой.
- 568. Стихотворения Александра Пушкина / Издание подготовил Л. С. Сидяков. Отв. редакторы Ю. М. Лотман и С. А. Фомичев. — 2-е изд. — СПб.: Наука, 2007. — 639 с. Тираж 1000 экз.
- 569. Уэллс Герберт. Опыт автобиографии: Открытия и заключения одного вполне заурядного ума (начиная с 1866 года) / Перевод В. Р. Закревской, Ю. И. Кагарлицкого, Р. Е. Облонской и др. Издание подготовила Р. Е. Облонская. — М.: Ладомир; Наука, 2007. — 718 c. Тираж 2000 экз.
- 570. Феофраст. Характеры / Перевод, статья и примечания Г. А. Стратановского. — 3-е изд., репр. 1974. — СПб.: Наука, 2007. — 123 с. Тираж 2000 экз.
- 571. Записки, статьи, письма декабриста И. Д. Якушкина / Редакция и комментарии С. Я. Штрайха. Отв. редактор М. В. Нечкина. — Репр. 1951. — СПб.: Наука, 2007. — 744 с. Тираж 2000 экз.
2008
- 572. Аристофан. Комедии и фрагменты. — 2-е изд., репр. 2000 / Пер. Адриана Пиотровского. Издание подготовил В. Н. Ярхо. — М.: Ладомир; Наука, 2008. — 1034 с. Тираж 1000 экз.
- 573. Бобров С. С. Рассвет полночи. Херсонида. В 2 т. Т. 1 / Издание подготовил В. Л. Коровин. — М.: Наука, 2008. — 656 с. Тираж 2000 экз.
- 574. Бобров С. С. Рассвет полночи. Херсонида. В 2 т. Т. 2 / Издание подготовил В. Л. Коровин. — М.: Наука, 2008. — 624 с. Тираж 2000 экз.
- 575. Гомер. Илиада. — 2-е изд., репр. 1990. Тираж 2000 экз.
- 576. Хождение в Святую землю московского священника Иоанна Лукьянова 1701—1703 гг. — М.: Наука, 2008. — 672 с. Тираж 1200 экз. (?) — тираж в книге не указан
- 577. Плат Сильвия. Собрание стихотворений. В редакции Теда Хьюза / Изд. подготовили В. П. Бетаки, Т. Д. Венедиктова, Е. В. Кассель. Отв. ред. Т. Д. Венедиктова, Е. В. Халтрин-Халтурина. — М.: Наука, 2008. — 411 с. илл., портрет. Тираж 650 экз. (?) — тираж в книге не указан
- 578. Элий Аристид. Священные речи. Похвала Риму. — 2-е изд., испр. и доп. / Изд. подг. С. И. Межерицкая, М. Л. Гаспаров. Отв. редактор Н. А. Чистякова. — М.: Ладомир; Наука, 2008. — 288 с. Тираж 2000 экз.
- 579. Мехтильда Магдебургская. Струящийся Свет Божества. — М.: Наука, 2008. — 360 с. Тираж 1100 экз. (?) — тираж в книге не указан
- 580 Тургенев И. С. Отцы и дети / Издание подготовили С. А. Батюто и Н. С. Никитина. — СПб.: Наука, 2008. — 624 с. Тираж 3000 экз.
- 581. Путешествия русских послов XVI—XVII вв. Статейные списки. — Репр. 1954 / Ответственный редактор Д. С. Лихачев. — СПб.: Наука, 2008. — 490 с. Тираж 2000 экз.
- 582. Письма Марка Туллия Цицерона к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту. I. Годы 68-51. — Репр. 1949 / Перевод и комментарии В. О. Горенштейна. Ответственный редактор И. И. Толстой. — СПб.: Наука, 2008. — 536 с. Тираж 2000 экз.
- 583. Письма Марка Туллия Цицерона к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту. II. Годы 51-46. — Репр. 1950 / Перевод и комментарии В. О. Горенштейна. Ответственный редактор И. И. Толстой. — СПб.: Наука, 2008. — 502 с. Тираж 2000 экз.
- 584. Марк Порций Катон. Земледелие. — Репр. 1950 / Перевод и комментарии М. Е. Сергеенко. Отв. редактор И. И. Толстой. — СПб.: Наука, 2008. — 224 с. Тираж 2000 экз.
2009
- 585. Махабхарата. Кн.6. Бхишмапарва, или книга о Бхишме / Издание подготовил В. Г. Эрман. — М.: Ладомир; Наука, 2009. — 480 с. Тираж: 2000 экз.
- 586. Батлер Самуэль. Путь всякой плоти / Изд. подготовил И. И. Чекалов. Пер. с англ. Л. А. Чернышевой и А. К. Тарасовой. Отв. ред. А. Н. Горбунов. — М.: Ладомир; Наука, 2009. — 460с. Тираж 1000 экз.
- 587. Донн Джон. Стихотворения и поэмы / Издание подготовили А. Н. Горбунов, Г. М. Кружков, И. И. Лисович, В. С. Макаров. — М.: Наука, 2009. — 567 с. Тираж 1300 экз.
- 588. Шиллер Фридрих. Духовидец; Гроссе Карл. Гений; Цшокке Генрих. Абеллино, великий разбойник. — М.: Ладомир; Наука, 2009. — 496 с. Тираж 2000 экз.
- 589. Гоголь Н. В. Арабески. — СПб.: Наука, 2009. — 512 с. Тираж 3000 экз.
- 590. Тредиаковский В. К. Сочинения и переводы как стихами, так и прозою / Подгот. изд. Н. Ю. Алексеева, В. П. Степанов. — СПб.: Наука, 2009. — 668 с. Тираж 1000 экз.
- 591. По, Эдгар Аллан. Ворон. — М.: Наука, 2009. — 401 с. Тираж в книге не указан.
- 592. Гиляров-Платонов Н. П. Из пережитого. Автобиографические воспоминания: В 2 т. Т. 1. — СПб.: Наука, 2009. — 613 с. Тираж 3000 экз.
- 593. Гиляров-Платонов Н. П. Из пережитого. Автобиографические воспоминания: В 2 т. Т. 2. — СПб.: Наука, 2009. — 715 с. Тираж 3000 экз.
- 594. Рифа`а Рафи` ат-Тахтави. Извлечение чистого золота из краткого описания Парижа, или Драгоценный диван сведений о Париже / Пер. с арабского В. Н. Кирпиченко. — М.: Наука, 2009. — 270 с. Тираж в книге не указан.
2010
- 595. Хэзлитт Уильям. Застольные беседы / Издание подготовили Н. Я. Дьяконова, А. Ю. Зиновьева, А. А. Липинская. — М.: Ладомир; Наука, 2010. — 685 c. Тираж 1500 экз.
- 596. Погорельский Антоний. Сочинения. Письма / Издание подготовил М. А. Турьян. Ответственный редактор Б. Ф. Егоров. — СПб.: Наука, 2010. — 755 с. Тираж 1000 экз.
- 597. Шелли Мэри. Франкенштейн, или Современный Прометей. Последний человек / Издание подготовили Антонов С. А. и др. — М.: Ладомир; Наука, 2010. — 667 с. Тираж 2000 экз.
- 598. Бюсси-Рабютен Р. Любовная история галлов / Издание подготовили Т. О. Кожанова, Л. Г. Ларионова, М. Н. Морозова, Л. А. Сифурова. — М.: Ладомир; Наука, 2010. — 322 с. + карта. Тираж 2000 экз.
- 599. Майстер Экхарт. Трактаты. Проповеди / Издание подготовил М. Ю. Реутин. Ответственный редактор Н. А. Бондаренко. — М.: Наука, 2010. — 438 с.
- 600. Письма Марка Туллия Цицерона к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту. III. Годы 46-43. — репр. 1951 / Перевод и комментарии В. О. Горенштейна. Ответственный редактор И. И. Толстой. — СПб.: Наука, 2010. — 827 с. Тираж 1000 экз.
2011
- 601. Песнь о крестовом походе против альбигойцев. — М.: Ладомир; Наука, 2011. — 440 с. Тираж 2000 экз.
- 602. Дёблин Альфред. Берлин, Александерплац. / Пер. с нем. — М.: Ладомир; Наука, 2011. — 634 с. Тираж 2000 экз.
- 603. Каштелу Бранку Камилу. Падший ангел. / Издание подготовил К. В. Ковалев. — СПб.: Наука, 2011. — 296 с. Тираж 1000 экз.
- 604. Кид Т. Испанская трагедия / Издание подготовили Н. Э. Микеладзе, М. М. Савченко. — М.: Ладомир, 2011. — 328 с. Тираж 1500 экз.
- 605. Мадач И. Трагедия человека / Издание подготовил Ю. П. Гусев. — М.: Наука, 2011. — 621 с.
- 606. Ремизов А. М. КУКХА. Розановы письма. — СПб.: Наука, 2011. — 610 с. Тираж 1000 экз.
- 607. Толстой Л. Н. и Толстая А. А. Переписка (1857—1903). — М.: Наука, 2011. — 975 с. Тираж 1250 экз. (РГНФ — 300)
- 608. Сервантес М., де. Восемь комедий и восемь интермедий. — СПб.: Наука, 2011. — 1262 с. Тираж 1000 экз.[3]
- 609. Китс Дж. Письма / Перевод и примечания С. Л. Сухарева. — СПб.: Наука, 2011. — 646 с. Тираж 1200 экз.[4]
2012
- 610. Конрад Д. Тайный агент. На взгляд Запада. — М.: Ладомир, 2012. — 598 с. Тираж 1500 экз.
- 611. Литературные памятники. Аннотированный каталог 1948—2011. — М.: Наука, 2012. — 606 с.
- 612. Чосер Д. Кентерберийские рассказы. — М.: Наука, 2012. — 952 с.
- 613. Готье Теофиль. Романическая проза: В 2 т. Т. 1: Фортунио. Царь Кандавл. Невинные распутники. Милитона. Двое на двое. — М.: Ладомир, 2012. — 707 с. Тираж 2000 экз.
- 614. Готье Теофиль. Романическая проза: В 2 т. Т. 2: Жан и Жанетта. Аватара. Джеттатура. Роман о мумии. Спирита. — М.: Ладомир, 2012. — 696 с. Тираж 2000 экз.
- 615. Рив Клара. Старый английский барон. — М.: Ладомир, 2012. — 270 с. Тираж 1200 экз.
- 616. Толстой А. Н. Хождение по мукам / Издание подготовила Г. Н. Воронцова. — М.: Наука, 2012. — 478 с.
- 617. Баратынский Е. А., Пушкин А. С. Две повести в стихах: «Бал», «Граф Нулин» / Издание подготовила М. Н. Виролайнен. — СПб.: Наука, 2012. — 282 с. Тираж 1000 экз.
- 618. Из ранней валлийской поэзии / Издание подготовил А. И. Фалилеев. — СПб.: Наука, 2012. — 367 с. Тираж 1000 экз.
- 619. Вулф Вирджиния. Обыкновенный читатель / Издание подготовила Н. И. Рейнгольд. — М.: Наука, 2012. — 776 с.
- 620. Иванов Всеволод. Тайное тайных / Издание подготовила Е. А. Папкова. — М.: Наука, 2012. — 566 с.
- 621. Сологуб Ф. Полное собрание стихотворений и поэм: В 3 т. Т. 1: 1877—1892 гг. / Изд. подг. М. М. Павлова. — СПб.: Наука, 2012. — 1206 с. Тираж 1000 экз.
2013
- 622. Ал-Мувайлихи Мухаммад. Рассказ Исы ибн Хишама, или Период времени / Издание подготовил В. Н. Кирпиченко. — М.: Наука, 2013. — 305 с.
- 623. Августин Блаженный. Исповедь / Издание подготовил Н. Н. Казанский. — СПб.: Наука, 2013. — 376 с. Тираж 1500 экз.
- 624. Гоголь Н. В. Миргород / Издание подготовил В. Д. Денисов. — СПб.: Наука, 2013. — 570 с. Тираж 500 экз.
- 625. Гюго В. Ган Исландец; Бюг Жаргаль: Романы. — М.: Ладомир; Наука, 2013. — 710 с. Тираж 2000 экз.
- 626. Капнист В. В. Опыт перевода и подражания Горациевых од / Изд. подгот. А. О. Дёмин. — СПб.: Наука, 2013. — 432 с. Тираж 800 экз.
- 627. Путешествие по Европе боярина Б. П. Шереметева. 1697—1699 / Издание подготовили Л. А. Ольшевская и др. — М.: Наука, 2013. — 511 с. Тираж 1300 экз.
- 628. Воинские повести Древней Руси. Репр. 1949. / Под редакцией чл.-корр. АН СССР В. П. Адриановой-Перетц. — СПб.: Наука, 2013. — 360 с.
- 629. Тредиаковский В. К. Сочинения и переводы как стихами, так и прозою. 2-е изд. / Подгот. изд. Н. Ю. Алексеева, В. П. Степанов. — СПб.: Наука, 2013. — 668 с. Тираж 500 экз.
- 630. Екатерина Сиенская. Письма. — М.: Ладомир; Наука, 2013. — 520 с. Тираж 1300 экз.
- 631. Чичибабин Б. В стихах и прозе / Издание подготовил Л. Г. Фризман. — М.: Наука, 2013. — 567 с.
- 632. Шекспир У. Король Лир. — М.: Наука, 2013. — 373 с.
2014
- 633. Мистерии Йоркского цикла / Издание подготовили А. Н. Горбунов, В. С. Сергеева. — М.: Ладомир; Наука, 2014. — 872 с. Тираж 1200 экз.[5]
- 634. Вулф, Вирджиния. День и ночь. — М.: Ладомир; Наука, 2014. — 502 с., илл. Тираж 1200 экз.[6]
- 635. Московский сборник. — СПб.: Наука, 2014. — 1308 с.
- 636. Андрей Белый. Собрание стихотворений. 1914. — М.: Наука, 2014. — 464 стр. Суперобложка. Уменьшенный формат. Репринт 1997-го года. Тираж 520 экз.
- 637. Рамаяна. Книга третья: Араньяканда (Книга о лесе) / Изд. подг. П. А. Гринцер. — М.: Ладомир; Наука, 2014. — 400 с. Тираж 1500 экз.
- 638. Савонарола, Джироламо. Цикл проповедей на книгу пророка Аггея. — М.: Наука, 2014. — 312 с. Тираж 230 экз.
- 639. Верлен, Поль. Стихотворения: В 2 т. Том 1. Стихотворения. — СПб.: Наука, 2014. — 776 с., вкл., портр. Переплет (ледерин), суперобложка.
- 640. Верлен, Поль. Стихотворения: В 2 т. Том 2. Дополнения. — СПб.: Наука, 2014. — 524 с., вкл., портр. Переплет (ледерин), суперобложка.
- 641. Сузо, Генрих. Exemplar. — М.: Ладомир; Наука, 2014. — 600 с., илл.
- 642. Альгаротти, Франческо. Путешествие в Россию / Издание подготовили И. П. Володина и А. Ю. Миролюбова. Ответственный редактор М. Л. Андреев. — СПб.: Наука, 2014. — 400 с., илл. Тираж 1000 экз.
- 643. Сологуб, Федор. Полное собрание стихотворений и поэм: В 3 т. Том 2 (Кн. 1). Стихотворения и поэмы 1893—1899. — СПб.: Наука, 2014. — 992 с., вкл.
- 644. Элиот, Томас Стернз. Бесплодная земля / Издание подготовили В. М. Толмачев, А. Ю. Зиновьева. Ответственный редактор В. М. Толмачев. — М.: Ладомир, 2014. — 528 с., илл.
- 645. Свербеев, Дмитрий Николаевич. Мои записки. — М.: Наука, 2014. — 942 с., илл.
- 646. Луве де Кувре, Жан Батист. Любовные похождения шевалье де Фобласа / Изд. подг. Е. П. Гречаная, Е. В. Трынкина. — М.: Ладомир; Наука, 2014. — 864 с., илл. Тираж 1200 экз.
- 646а. Луве де Кувре, Жан Батист. Любовные похождения шевалье де Фобласа. Дополнительный том. / Изд. подг. Е. В. Трынкина. — М.: Ладомир, 2014. — 280 с.[7]
- 647. Сологуб, Федор. Полное собрание стихотворений и поэм: В 3 т. Том 2 (Кн. 2). Стихотворения и поэмы 1900—1915. — СПб.: Наука, 2014. — 806 с.[8]
- 648. Андрей Белый. Начало века. Берлинская редакция (1923). — СПб.: Наука, 2014. — 1063 с.[8]
2015
- 649. Погодин М. П. Марфа, Посадница Новгородская. — М.: Наука, 2015. — 368 с.
- 650. Достоевский Ф. М. Бедные люди / Изд. подгот. К. А. Баршт. — М.: Ладомир, Наука, 2015. — 807 с.
- 651. Младшая Эдда / Изд. подгот. О. А. Смирницкая и М. И. Стеблин-Каменский [Репр. изд. 1970]. — СПб.: Наука, 2015. — 140 с.
- 652. Старшая Эдда. Древнеисландские песни о богах и героях / Перевод А. И. Корсуна. Редакция, вступительная статья и комментарии М. И. Стеблин-Каменского [Репр. изд. 1963]. — СПб.: Наука, 2015. — 260 с. — 1200 экз.
- 653. Эпос о Гильгамеше [Репр. изд. 1961]. — СПб.: Наука, 2015. — 216 с.
- 654. Курбский А. М.. История о делах великого князя московского / Пер. А. А. Алексеева; изд. подг. К. Ю. Ерусалимский. — М.: Наука, 2015. — 943 с.
- 655. Травен Б. Корабль мертвецов. История американского моряка / Изд. подгот. Г. Е. Потапова. — СПб.: Наука, 2015. — 486 с.
- 656. Мадам д’Онуа. Кабинет фей / Изд. подгот. М. А. Гистер. — М.: Ладомир, Наука, 2015. — 1000 с. — 1200 экз.
- 657. Лесков Н. С. Чёртовы куклы / Изд. подг. А. А. Шелаева. — СПб.: Наука, 2015. — 364 с.
- 658. Дизраэли Б.. Сибилла / Изд. подгот. А. А. Фридман, И. И. Чекалов, Г. А. Велигорский, М. А. Козлова. — М.: Ладомир, 2015. — 836 с.
- 658а. Альбом «Лондон XVIII—XIX века». Приложение к № 658
- 659. Булгаков М. А. Белая Гвардия / Изд. подг. Е. А. Яблоков — М.: Ладомир; Наука, 2015. — 824 с. — 1200 экз.
- 660 Иванов Вяч. И. Повесть о Светомире царевиче. — М.: Ладомир, 2015. — 824 с. — 1000 экз.
2016
- 661. Несчастный Никанор, или Приключение жизни российского дворянина Н*****. / Сост. Т. Е. Автухович; Ред. Н. Д. Блудилина. — СПб.: Наука, 2016. — 336 с. — 500 экз.
- 662. Гасьен Куртиль де Сандра. Мемуары M. L. C. D. R. / Перевод Яна Семченкова. — М.: Ладомир; Наука, 2016. — 472 с. — 1200 экз.
- 663. Поэзия скальдов. — репр. 1979. / Изд. подготовили С. В. Петров, М. И. Стеблин-Каменский. — М.: Наука, 2016. — 183 с. — 1000 экз.
- 664. Исландские пряди. / Изд. подготовила Е. А. Гуревич; Отв. ред. О. А. Смирницкая. — М.: Наука, 2016. — 1004 с. — 500 экз.
- 665. Льюль, Рамон. Книга о любящем. — 3-е изд. — СПб.: Наука, 2016. — 288 с. Переплёт (ледерин), суперобложка.
- 666. Толстой, Алексей Константинович. Полное собрание стихотворений. Том 1. — СПб.: Наука, 2016. — 1072 с.
- 667. Толстой, Алексей Константинович. Полное собрание стихотворений. Том 2. — СПб.: Наука, 2016. — 768 с.
Редакционная коллегия
Председателями редколлегии «Литературных памятников» были акад. С. И. Вавилов (1948—1951, как председатель Редакционно-издательского совета АН СССР), акад. В. П. Волгин (1951—1962), акад. Н. И. Конрад (1962—1970), акад. Д. С. Лихачёв (1971—1990), д.фил.н. Б. Ф. Егоров (1991—2002), акад. Н. И. Балашов (2003—2006), член-корр. РАН А. Д. Михайлов (2006—2009), акад. А. Б. Куделин (с 2010)[9].
В нынешний состав редколлегии входят: член-корр. РАН М. Л. Андреев, член-корр. РАН В. Е. Багно (зам. председателя), член-корр. РАН В. И. Васильев, д.фил.н. А. Н. Горбунов, д.фил.н. Р. Ю. Данилевский, д.фил.н. Б. Ф. Егоров (зам. председателя), акад. Н. Н. Казанский, член-корр. РАН Н. В. Корниенко (зам. председателя), акад. А. В. Лавров, акад. А. М. Молдован, член-корр. РАН С. И. Николаев, акад. Ю. С. Осипов, акад. М. А. Островский, к.фил.н. И. Г. Птушкина, акад. Ю. А. Рыжов, акад. И. М. Стеблин-Каменский, д.фил.н. Е. В. Халтрин-Халтурина (учёный секретарь), д.фил.н. К. А. Чекалов[10].
Библиография
- Каталог серии (см. выше под № 458)
- [lpamyatniki.narod.ru/Index.htm Литературные памятники после 1997 года]
- Муравьев Д. П. [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke4/ke4-3121.htm «Литературные памятники»] // Краткая литературная энциклопедия / Гл. ред. А. А. Сурков. — М.: Сов. энцикл., 1962—1978. Т. 4: Лакшин — Мураново. — 1967. — Стб. 312—313
- Хождения в страны и века: обсуждаем проблемы издания «Литературных памятников» // Иностранная литература. — 1983. — № 3. — С. 188—199.
- Казнина О. А. [forfar.ru/cat1/kniga26775.html «Литературные памятники» как тип книжной серии: опыт и проблемы издания. Диссертация… канд. филол. наук] М., 1986.
- Литературные памятники: Аннотированный каталог, 1948—2011. — М., 2012. — 608 с. — ISBN 978-5-02-037394-5.
См. также
- Литературные памятники Сибири
- Литературное наследство
- Памятники исторической мысли
- Памятники философской мысли
Напишите отзыв о статье "Литературные памятники"
Примечания
- ↑ Карайченцева С. А. Книговедение: Литературно-художественная и детская книга. Издания по филологии и искусству: Учебник для вузов. — М.: МГУП, 2004. — С. 76.
- ↑ 1 2 Гаспаров М. Л., Гришунин А. Л., Михайлов А. Д., Птушкина И. Г. Предисловие. // Литературные памятники. 1948—1998: Аннотированный каталог. — М.: Наука, 1998. — С. 9.
- ↑ Фактически книга поступила в продажу в марте 2012 г.
- ↑ Фактически книга поступила в продажу в сентябре 2012 г. На титульном листе книги указан 2011 г., а дата сдачи в печать 26.12.2011
- ↑ Фактически книга поступила в продажу в ноябре 2013 г. Дата сдачи в печать 01.10.2013
- ↑ Фактически книга поступила в продажу в декабре 2013 г. Дата сдачи в печать — 23.10.2013
- ↑ Дополнительный том с иллюстрациями вышел в марте 2015 г. тиражом 200 экз. Книга в серийном оформлении, но в выходных сведениях отсутствует рекомендация редколлегии
- ↑ 1 2 Фактически книга поступила в продажу в феврале 2015 г.
- ↑ [litpamyatniki.ru/library/category/redkollegiya/predsedateli Председатели редакционной коллегии] на неофициальном сайте серии
- ↑ [litpam-ras.org/ Официальный сайт серии]
Ссылки
- [litpam-ras.org/ Официальный сайт]. Проверено 7 августа 2016. [web.archive.org/web/20160630200008/litpam-ras.org/ Архивировано из первоисточника 30 июня 2016].
- [bookinistic.narod.ru/links/series/lit_pam.html Книжная серия — Литературные памятники]
- [litpamyatniki.ru/ Литературные памятники — Общество друзей]
Отрывок, характеризующий Литературные памятники
– Ничего, – отвечал князь Андрей.Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.
Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.
В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.
Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.
Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.
Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.
Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.
Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.
Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.
