Эпос о Гильгамеше

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эпос о Гильгамеше
аккад. ša nagba imuru

Глиняная табличка с фрагментом «Эпоса о Гильгамеше». Британский музей
Жанр:

Эпос

Язык оригинала:

аккадский

Дата написания:

XVIIIXVII века до н. э.

Дата первой публикации:

18841891

Текст произведения в Викитеке

«Э́пос о Гильгаме́ше», или поэма «О всё видавшем» (аккад. ša nagba imuru) — одно из старейших сохранившихся литературных произведений в мире, самое крупное произведение, написанное клинописью, одно из величайших произведений литературы Древнего Востока. «Эпос» создавался на аккадском языке на основании шумерских сказаний на протяжении полутора тысяч лет, начиная с XVIIIXVII веков до н. э. Его наиболее полная версия была обнаружена в середине XIX века при раскопках клинописной библиотеки царя Ашшурбанипала в Ниневии. Она была записана на 12 шестиколонных табличках мелкой клинописью, включала около 3 тысяч стихов и была датирована VII веком до н. э. Также в XX веке были найдены фрагменты других версий эпоса, в том числе и на хурритском и хеттском языках.

Главными героями эпоса являются Гильгамеш и Энкиду, о которых также дошли отдельные песни на шумерском языке, некоторые из них были созданы ещё в конце первой половины III тысячелетия до н. э. У героев был один и тот же противник — Хумбаба (Хувава), охраняющий священные кедры. За их подвигами следят боги, которые в шумерских песнях носят шумерские имена, а в эпосе о Гильгамеше — аккадские. Однако в шумерских песнях отсутствует связующий стержень, найденный аккадским поэтом. Сила характера аккадского Гильгамеша, величие его души — не во внешних проявлениях, а в отношениях с человеком Энкиду. «Эпос о Гильгамеше» — это гимн дружбе, которая не просто способствует преодолению внешних препятствий, но преображает, облагораживает.

Также в эпосе отражены многие взгляды философии того времени на окружающий мир (элементы космогонии, история о «Большом потопе» в поздней редакции), этику, место и судьбу человека (поиски бессмертия). Во многом «Эпос о Гильгамеше» сравнивают с произведениями Гомера — «Илиадой», которой он старше на тысячу лет, и «Одиссеей».





История находки «Эпоса»

В 1849 году английский археолог Остин Генри Лэйярд в результате раскопок обнаружил ассирийский город Ниневию. Во время дальнейших раскопок в городе была найдена клинописная библиотека царя Ашшурбанипала. Клинописные таблички из этой библиотеки ассистент Лэйярда, Ормузд Рассам, раскопавший в 1852 году вторую часть библиотеки, передал в Британский музей[1].

Позже исследованиями найденных табличек занимался талантливый самоучка, ассистент египетско-ассирийского отделения музея Джордж Смит. 3 декабря 1872 года он выступил с докладом в «Обществе библейской археологии». В докладе он заявил, что обнаружил миф о потопе, сходный с изложенным в Библии. Это сообщение вызвало сенсацию и всеобщий интерес. Газета «Дейли телеграф» даже пообещала 1000 фунтов тому, кто найдёт отсутствующие фрагменты сказания. Джордж Смит воспользовался этим и отправился в Месопотамию[2][3][4][5].

Продолжая дешифровку табличек, Смит обнаружил, что сообщение о потопе является частью какой-то большой поэмы, называемой вавилонянами «Сказаниями о Гильгамеше». По утверждениям писцов, «Сказания» состояли из 12 песен, каждая из которых составляла около 300 строк. Вскоре он понял, что части рассказа не хватает, поскольку несколько табличек отсутствуют. В результате организованной им в 1873 году экспедиции удалось найти 384 таблички, среди которых оказалась и недостающая часть «Эпоса»[2][3][4][5].

В начале и середине XX века был найден ряд других табличек, содержащих фрагменты «Эпоса» на разных языках[3][6].

В 2015 году знаменитый эпос расширился ещё на 20 новых строк. Это произошло после того как сотрудники музея истории Ирака купили у контрабандиста, не подозревавшего об их истинном содержании, несколько десятков глиняных табличек. Как оказалось позже, на одной из табличек был зафиксирован неизвестный до этого момента фрагмент эпоса[7].

Описание «Эпоса»

Ранние сказания о Гильгамеше

«Эпос о Гильгамеше» создавался на протяжении полутора тысяч лет. До нашего времени дошли клинописные таблички, в которых песни о Гильгамеше, являющиеся частью «Эпоса», записаны на четырёх языках Древнего Востока — шумерском, аккадском, хурритском и хеттском. Древнейшие из текстов написаны на шумерском языке. При этом наиболее важной считается версия на аккадском языке, являющаяся огромным художественным достижением[6].

С. Лэнгдон в 1932 году в работе «Шумерский эпос о Гильгамеше» высказал предположение о существовании шумерского эпоса о Гильгамеше. С. Крамер также считал, что все шумерские песни были соединены между собой. Однако И. М. Дьяконов предполагал, что каждая песня о Гильгамеше является самостоятельным произведением[8].

Сохранившиеся шумерские сказания о Гильгамеше не объединены в какую-то группу произведений. Всего их сохранилось девять, и все они относятся к категории эпических памятников. Три сказания известны только по пересказам, остальные шесть сохранились и были изданы[9].

Ранние сказания относятся к так называемому Ниппурскому канону, который был частью аккадо-шумерского эпоса. Изначально их протографы, вероятно, являлись частью цикла, повествующего о правителях города Урук из Первой династии Урука. Кроме эпоса о Гильгамеше, который был пятым правителем Урука, до нашего времени дошли сказания об Энмеркаре, втором правителе Урука, и Лугальбанде, четвёртом правителе и отце Гильгамеша[9].

Аккадо-шумерские сказания, связанные с Гильгамешем, сохранились в списках, датированных началом II тысячелетия до н. э. (около XVIII века до н. э.)[10]. Однако на основании многочисленных описок и неточностей писцов, а также на основании характера языка, выглядевшего архаичным для этого времени, исследователи считают, что поэма была создана значительно раньше. С учётом того, что поэма, судя по всему, была создана до установления царями Ура единства божественного пантеона, а также на основании данных о распространении аккадского языка на юге Месопотамии, создание поэмы относят к XXIII—XXI векам до н. э.[11]

В настоящее время известны следующие сказания:

  • Гильгамеш и Агга — повествует о конфликте Акки, царя Киша, с Гильгамешем. В отличие от других произведений о Гильгамеше, царь не наделяется волшебно-сказочными чертами. Данная поэма не была включена в «Эпос о Гильгамеше»[10][12][13].
  • Гильгамеш и Гора Бессмертного (Гильгамеш и Страна живых, Гильгамеш и Гора живых, Гильгамеш и Хувава) — повествует о походе Гильгамеша к исполину Хуваве, который защищал священные кедры[10][13].
  • Гильгамеш и Небесный Бык — описываются любовь к Гильгамешу богини Иннин (Иштар), которую тот отверг, и битва Гильгамеша и его раба Энкиду с небесным быком, посланным разгневанной богиней. Конец поэмы не сохранился[10][13].
  • Гильгамеш и Подземный мир (Гильгамеш, Энкиду и подземное царство, Гильгамеш и ива) — повествует о том, как Гильгамеш по просьбе богини Иннин изгнал из ивы поселившихся там львиноголового орла и лилит, после чего сделал для богини из дерева кресло и ложе, а для себя — барабан и палочку (по новейшему толкованию — деревянные мяч и биту для игры[14]). Позже барабан провалился в преисподнюю, а посланный за ним раб Энкиду не смог вернуться, так как нарушил несколько запретов. Только после просьбы Гильгамеша боги позволили ему пообщаться с духом Энкиду[10][13].
  • Смерть Гильгамеша — описывает, как Гильгамеш ищет бессмертие, но узнаёт, что оно недостижимо. Поэма сохранилась только во фрагментах[13].
  • Потоп — содержит рассказ о сотворении человека, возникновении царской власти, потопе, а также о том, как царь Зиусудра спасся от потопа, построив корабль, и стал бессмертным. Конец таблички был разрушен[15].

Никто уже не помнил о Гильгамеше как об историческом лице, когда создавались эти сказания. Написанные в жанре эпической поэмы, они примитивны по содержанию и архаичны по форме, чем сильно отличаются от аккадской поэмы о Гильгамеше, которая была создана ненамного позже[10].

Создание «Эпоса»

По мнению исследователей «Эпоса», первые песни о Гильгамеше были созданы ещё в конце первой половины III тысячелетия до н. э. Первые дошедшие до нашего времени таблички были созданы на 800 лет позже. Примерно к этому времени относят и создание аккадской версии поэмы, которая, вероятно, окончательно сложилась в последней трети III тысячелетия до н. э. Во втором тысячелетии до н. э. в Палестине и Малой Азии была создана другая версия аккадской поэмы — «периферийная». К этому же времени относят и перевод «Эпоса» на хурритский и хеттский языки. От конца второго тысячелетия и до VII—VI веков до н. э. был создан окончательный вариант «Эпоса» — «ниневийский», который и был найден в библиотеке Ашшурбанипала[6].

В основу «Эпоса» были положены как мифологические мотивы, основанные на религиозных верованиях шумеров, так и исторические легенды. Гильгамеш был исторической личностью — лугалем шумерского города Урука около 2800—2700 годов до н. э. Его имя, которое на шумерском языке условно передаётся как «Бильгамес» (Bil-ga-mes), упоминается в шумерской табличке со списком шумерских правителей, датированной началом II тысячелетия до н. э. Однако достаточно рано Гильгамеш стал обожествляться. С XVIII века до н. э. его имя в форме «Бильгемес» или «Бильгамес» упоминается среди шумерских божеств. Вокруг него возникли многочисленные легенды, в которых он представлялся божественным героем, сыном богини Нинсун и героя Лугальбанды (по другой версии — духа «лилу́»). Позже имя Гильгамеша стало очень популярно в Вавилонии, Хеттском царстве и Ассирии, с ним связывался образ героя, борющегося со зверями, его спутником являлся герой полубык-получеловек. Позже считалось, что Гильгамеш — божество, защищающее людей от демонов, судья загробного мира. Его изображения помещали у входа в дом, поскольку считалось, что таким образом жильё защищалось от злых духов. В то же время в официальном культе Гильгамеш какой-то особой роли не играл[16][17].

Сюжет

Главными героями «Эпоса» являются полубог Гильгамеш — могучий воин, царь Урука, а также Энкиду — дикий человек, которого богиня Аруру создала из глины. Богиня создала Энкиду в ответ на просьбы жителей Урука, недовольных их правителем — Гильгамешем, которого они обвиняют в том, что буйство его не знает предела. Энкиду должен противостоять Гильгамешу, а возможно, и победить его[18].

Энкиду с цивилизованной жизнью не знаком, живёт в степи среди диких животных и не подозревает о том, для чего он создан. При этом у Гильгамеша возникают видения, из которых он понимает, что ему суждено найти друга[18].

Однажды в Урук пришло известие о том, что в степи появился какой-то могучий человек, который не даёт охотиться, защищая животных. Гильгамеш решает послать к нему блудницу, считая, что это заставит зверей покинуть Энкиду. Цели своей он добился — Энкиду был соблазнён, после чего блудница забирает его с собой в город, где он приобщается к цивилизации и впервые вкушает хлеб и вино[18].

В городе Энкиду встречается с Гильгамешем. Между ними происходит поединок, но победить никому из них не удаётся. После этого они становятся друзьями и вдвоём начинают совершать подвиги. Они сразились со свирепым Хумбабой, который охраняет горные кедры, затем их соперником становится чудовищный бык, посланный богиней Иштар, разъярённой на Гильгамеша за его отказ разделить с ней любовь. Убийство Хумбабы вызывает гнев богов, который обрушивается на Энкиду, в результате чего тот умирает[18].

Смерть Энкиду потрясла Гильгамеша, от горя он бежит в пустыню, тоскует по другу, его отчаяние огромно. Гильгамеш в первый раз понимает, что он смертен, и осознаёт, что смерть — это судьба всех людей[18].

В результате своих скитаний Гильгамеш оказывается на острове блаженных, где живёт Ут-напиштим — человек, который единственный из всех стал бессмертным. Гильгамеш желает понять, как это удалось Ут-напиштиму, который рассказывает об истории всемирного потопа, после которого он оказался единственным выжившим. После этого Ут-напиштим говорит Гильгамешу, что ради него вторично совет богов не станет собираться. Далее он предлагает Гильгамешу найти способ побороть сон, однако это оказывается неисполнимым[18].

Жена Ут-напиштима, пожалевшая героя, уговорила мужа сделать ему на прощание подарок. Гильгамеш получает знание о цветке вечной молодости, который очень тяжело найти. Гильгамешу удалось найти, но не отведать цветок: когда он решил искупаться, змея съедает цветок, сбрасывает кожу и становится молодой[18].

После произошедшего герой возвратился в Урук, где предложил своему кормчему Уршанаби прогуляться с ним по стенам города, которые были построены самим Гильгамешем. Гильгамеш показывает стены и высказывает надежду, что потомки будут помнить о его деяниях[18].

XII песня, которая имеет более позднее происхождение и была механически присоединена к «Эпосу», является дословным переводом на аккадский язык второй части шумерской поэмы «Гильгамеш и ива». Она повествует о том, как Энкиду решает спуститься в подземный мир, чтобы вернуть барабан, но при этом нарушает магические запреты и не может вернуться обратно. Гильгамеш обращается с просьбой к богам, и в результате ему было позволено пообщаться с духом Энкиду, рассказавшим, как безрадостна судьба мёртвых. Данная часть, несмотря на то, что она не увязана с предыдущим сюжетом, позволила подчеркнуть мысль о том, что смерти никому избежать не удастся[19].

Структура и варианты «Эпоса»

«Старовавилонская» версия

До нашего времени дошло 3 различных варианта «Эпоса о Гильгамеше» на аккадском языке. Старейшим из них является так называемая «старовавилонская» версия. Она сохранилась в 6 отрывках на табличках, датируемых XVIII—XVII веками до н. э.[20]

  • Пенсильванская таблица. Соответствует I и II песням из позднейшей версии «Эпоса». Опубликована Стивеном Лэнгдоном[en].
  • Йельская таблица. Соответствует II и III песням из позднейшей версии «Эпоса». Возможно, она восходит к тому же списку, что и «Пенсильванская таблица». Опубликована Моррисом Ястровым и Альбертом Клеем[en].
  • Первый фрагмент из Телль-Хармаля. Соответствует IV песне из позднейшей версии «Эпоса». Опубликована Ван Дейком.
  • Второй фрагмент из Телль-Хармаля.
  • Таблица Бауэра. Соответствует V песне из позднейшей версии «Эпоса».
  • Таблица Мейснера. Соответствует X (и, возможно, VIII) песне из позднейшей версии «Эпоса».

Данные таблички не относятся к одному и тому же месту «Эпоса», из-за чего нет полной уверенности в том, что они все восходят к одному и тому же списку «Эпоса». Однако при этом у них есть схожесть стиля и языка. Почерк во всех табличках беглый и плохо разбирается, их язык труден для понимания. Кроме того, большинство из табличек плохо сохранились — только от «Пенсильванской таблицы» осталось 4/5 текста. Кроме того, только «Пенсильванская», «Йельская таблицы», а также «Таблица Мейснера» содержат текст, который есть в позднейшей версии. Остальной текст в позднейшей версии не сохранился[20].

«Периферийная» версия

Эта версия поэмы дошла до нашего времени на небольшом фрагменте, который был найден на раскопках в городище Богазкёй, бывшем в своё время столицей Хеттского царства. Данный фрагмент содержит несколько песен, соответствующих VI и VII песням позднейшей версии «Эпоса», однако они изложены короче. Также был найден другой фрагмент на месте древнего города Мегиддо в Палестине, который соответствует VII песне позднейшей версии «Эпоса». Оба фрагмента датируют XV—XIV веками до н. э.[20]

К «периферийной» версии относят также хеттский и хурритский переводы «Эпоса». От них до нашего времени дошло несколько фрагментов, соответствующих I, V и X песням позднейшей версии «Эпоса». Эти фрагменты датированы XIV веком до н. э.[20]

«Ниневийская» версия

Данная версия получила своё название по месту находки. Иногда её также называют «ассирийской». Для данной версии исследователи выделяют 4 группы списков[20].

  • Фрагменты, найденные при раскопках города Ашшура. Они содержат хорошо сохранившийся текст VI песни. Эти фрагменты датированы XIII—XII веками до н. э.
  • Более сотни фрагментов, найденных при раскопках библиотеки Ашшурбанипала в Ниневии. В них содержатся фрагменты всех песен, причём тексты песен I, VI, XI и XII сохранились полностью и имеют только незначительные повреждения. 8 фрагментов на настоящее время не опубликованы. Все фрагменты датированы VII веком до н. э.
  • Ученическая копия, найденная при раскопках городища Султан-Тепе (Северная Месопотамия). Содержит фрагменты VII и VIII песен. Датирована VII веком до н. э.
  • Фрагменты, найденные при раскопках города Урука. Ориентировочно датированы VI веком до н. э.

По сравнению со «старовавилонской» версией, в «ниневийской» присутствует вступление, по первому стиху которого и появилось новое название поэмы — «О всё видавшем». Кроме того, вероятно, у поэмы появилось и заключение[20].

Первоначально «ниневийская» версия заканчивалась XI песней, окончание которой было заключением поэмы. Однако позже к ней была механически присоединена XII песня, которая имеет более позднее происхождение. Она является дословным переводом на аккадский язык шумерской поэмы «Гильгамеш и ива»[20].

Различия версий

«Старовавилонская» и «ниневийская» версии в целом схожи между собой. Их текст во многом совпадает. Главные различия заключаются в замене ряда слов (в основном устаревшие слова заменяются более современными синонимами), а также в расширении или сокращении текста песен. Расширение происходило либо за счёт умножения эпических формул (причём некоторые заимствовались из других произведений), либо за счёт повторов. Также в ряде случаев происходила перестановка некоторых кусков текста[20].

«Периферийная» версия существенно отличается от двух других — она короче. По сути, она представляет не просто перевод «старовавилонской» версии, а полную её переработку. В ней присутствуют сокращения — вероятно, в ней отсутствуют эпизоды, которые имели специфическое для Вавилона значение (например, эпизоды, происходившие до появления Энкиду в Уруке, беседы со старейшинами и т. п.). Кроме того, из неё были изъяты моменты, неприемлемые с религиозной точки зрения (в частности, посрамление богини Иштар). В результате «периферийная» версия фактически представляет собой новую поэму про Гильгамеша[20].

Состав и развитие поэмы

Наиболее полная версия «Эпоса» записана на 12 шестиколонных табличках мелкой клинописью и включает около 3 тысяч стихов[21]. В современных переводах текста поэмы принято делить её на 12 частей, каждая из которой обозначается римской цифрой (от I до XII). Каждая часть, называемая таблицей или песней, соответствует отдельной табличке в «ниневийской» версии[17][22].

Подобное деление изначально проводилось механически — когда не оставалось места на одной табличке, начиналась новая. Однако в «ниневийской» версии деление на таблицы более стройное, на каждой из таблиц записана отдельная песня[23]:

Таблица Песня
I Буйство Гильгамеша и создание Энкиду
II Приход Энкиду в Урук и дружба героев
III Приготовления к походу против Хумбабы
IV Поход против Хумбабы
V Битва с Хумбабой
VI Иштар и Гильгамеш. Борьба с небесным быком
VII Болезнь и смерть Энкиду
VIII Оплакивание и похороны Энкиду
IX Странствие Гильгамеша до берега Мирового Океана
X Переправа Гильгамеша через Океан
XI Гильгамеш на острове Утнапишти. Возвращение
XII Вызов духа Энкиду из преисподней

В составе поэмы можно выделить 4 песни, которые, по предположению некоторых исследователей, первоначально были самостоятельными[24]:

  • «Энкидиада», которая повествует о герое-дикаре Энкиду, а также о том, как он был приобщён к культуре;
  • поход против Хумбабы (Хувавы);
  • эпизод с Иштар, прототипом которой была шумерская богиня Иннин, а также бой с быком;
  • путешествие Гильгамеша в попытке обрести бессмертие.

В настоящее время известны прототипы песен о походе против Хумбабы и о бое с быком, написанные на шумерском языке. Однако при создании «Эпоса» эти песни не могли быть механически соединены, поскольку связь между ними с точки зрения идеи и композиции хорошо продумана и имеет глубокий философский смысл. При этом ряд песен о Гильгамеше, которые автор «Эпоса», вероятно, посчитал неподходящими для своих целей, включены не были. Так не была использована песня о Гильгамеше и Агге[24][25].

Кроме песен из героического эпоса при создании поэмы использовался и мифологический эпос. В частности, использовался текст из поэмы «Хождение Иштар в преисподнюю»[24].

Исследования и переводы «Эпоса»

Литературные произведения Двуречья изучаются в основном двумя группами специалистов:

  • ассирологами и шумерологами, которые своё основное внимание сосредотачивают на филологической интерпретации произведений;
  • литературоведами и фольклористами, которые интерпретируют переводы и изложения литературных памятников[26].

Начало исследованию «Эпоса» было положено Джорджем Смитом, первооткрывателем «Эпоса». Именно он первым высказал предположение, что первоначально «Эпос» был создан на шумерском языке в Уруке. В 18841891 годах все известные к тому времени фрагменты с «Эпосом» были изданы американским исследователем Паулем Хауптом[3][4][17].

После находки «Эпоса» начались исследования текста. Основы для этого заложил Петер Иенсен, выпустивший фундаментальное издание транскрипций и переводов ассиро-вавилонских мифов и эпических текстов. В дальнейшем за три четверти века более сотни фрагментов были расположены в правильном порядке, а также уточнялся перевод сохранившихся отрывков[3].

В 1930 году Р. Кэмпбелл-Томпсон предпринял новое издание прорисовок фрагментов «Эпоса», известных к тому времени. В дальнейшем было найдено много других фрагментов, а также опубликован ряд шумерских прототипов «Эпоса»[3].

Исследование «Эпоса» продолжается и в настоящее время, он переведён на многие языки, включая русский. В 1958 году в Париже была организована международная конференция, посвящённая его исследованию[3]. В 2003 году британский исследователь Эндрю Джордж выпустил двухтомное научное издание «Эпоса», содержащее перевод найденных позже фрагментов. За несколько лет до этого — популярное издание с аккадской и старовавилонской версиями, в которое включил также связанные с Гильгамешем шумерские прототипы[27], к которому был приложен клинописный текст[28][29].

В 1938 году был опубликован перевод «Эпоса» на немецкий язык, выполненный А. Шоттом. Этот перевод был в 1958 году переработан В. фон Зодено[30]. Он считался классическим для немецкой ассириологии, но устарел, и в 2005 году был выпущен новый перевод, выполненный ассириологом Штефаном Маулем и получивший высокую оценку у других ассирологов. В 2009 годы был выпущен ещё один перевод «Эпоса» на немецкий язык, сделанный Вольфгангом Рёллигом[31].

Многие переводчики пытались переложить оригинальный текст поэмы на европейские языки, сохраняя её стихотворную форму. Эти попытки не прекращаются и по сей день. Существуют переводы на немецкий, французский, английский, голландский, датский, финский, шведский, чешский, итальянский, иврит, грузинский, армянский и русский языки. Из последних работ можно отметить комментированный перевод на французский язык востоковеда Жана Боттеро (1992) и перевод, выполненный профессорами Р. Ж. Турне и А. Шаффером[3][17].

Михаилу Леонидовичу Лозинскому

Над сим Гильгамешем трудились
Три мастера, равных друг другу,
Был первым Син-Лики-Унинни,
Вторым был Владимир Шилейко,
Михаил Леонидыч Лозинский
Был третьим. А я, недостойный,
Один на обложку попал.

Николай Гумилёв
(17 мая 1919 года)

На русский язык «Эпос» был впервые переведён поэтом Николаем Гумилёвым в 1918 году. За основу он взял незадолго до этого вышедший французский перевод «Эпоса», выполненный французским востоковедом Э. Дормом. При этом Гумилёва консультировал специалист по шумерским и ассирийским текстам Владимир Шилейко, который написал введение к переводу, опубликованному в 1919 году. Как и перевод Дорма, перевод Гумилёва грешит ошибками. Кроме того, Гумилёв дополнил перевод отрывками собственного сочинения[17]. Следующий перевод на русский язык сделал сам Шилейко. Будучи знатоком аккадского языка и аккадской культуры, он исследовал разные темы, связанные с Гильгамешем. В 1919 году он, как и Джордж Смит, высказал предположение, что у «Эпоса о Гильгамеше», который к тому времени был известен только на аккадском языке, должен быть шумерский прототип, но эта гипотеза подтвердилась только после его смерти. Свой перевод «Эпоса» Шилейко закончил в 1920 году. Шилейко уделил внимание и стихотворной форме «Эпоса». Для передачи её на русском языке в качестве метра он выбрал дольник, который был введён в русскую поэзию А. Блоком. Перевод должен был быть опубликован в составе тома «Ассиро-вавилонского эпоса» в издательстве «Восточная литература», однако в 1925 году издательство было закрыто, и том так и не вышел в свет, а после смерти автора её рукопись затерялась. В семье Шилейко сохранилась вторая копия рукописи. Отрывки из неё были опубликованы в 1987 году в сборнике В. В. Иванова «Всходы вечности» и в 1994 году в сборнике А. В. Шилейко «Через время». Только в 2007 году В. В. Емельянов опубликовал «Ассиро-вавилонский эпос»[17][32][33].

Следующий перевод «Эпоса» на русский язык предпринял в 1961 году востоковед И. М. Дьяконов. В отличие от Гумилёва Дьяконов делал перевод с аккадского языка. При этом он был знаком и с рукописью перевода Шилейко и также использовал для передачи стихотворной формы в качестве метра дольник. Перевод был снабжён обширным справочным материалом и отличался филологической точностью. Кроме того, Дьяконов разграничил все версии текста, а также указал на сложности реконструкции утраченных и испорченных фрагментов[17]. Этот перевод переиздавался в 1973 и 2006 годах.

Ещё один перевод «Эпоса» на русский язык сделал С. И. Липкин. Если Шилейко и Дьяконов ставили своей целью создание филологически точных переводов с развёрнутым справочным аппаратом, то Липкин старался сделать текст «Эпоса» более современным. В качестве основы для перевода он использовал перевод Дьяконова. Однако Липкин изменил ритм. На основании изучения звуковой структуры «Эпоса» он заменил дольник на трёхсложный метр. Кроме того, в переводе отсутствуют лакуны и условные реконструкции[17].

В 2012 году была выпущена реконструированная версия русского перевода «Эпоса» в переводе Дьяконова, дополненная по изданию Эндрю Джорджа 2003 года, предпринятая группой сотрудников кафедры истории и филологии древнего Ближнего Востока Института восточных культур и античности РГГУ[34].

Культурное влияние «Эпоса»

«Эпос о Гильгамеше» — одна из самых ранних эпических поэм, дошедшая до нашего времени, и самое крупное произведение, записанное клинописью. Именно с шумерских сказаний о Гильгамеше началось развитие стихотворной эпической письменной литературы. «Эпос» представляет огромную ценность с художественной точки зрения. Кроме того, благодаря ему можно проследить развитие вавилонской литературы, а также её взаимосвязь с шумерской литературой. Отголоски сказаний о Гильгамеше встречаются и в более поздних произведениях, в том числе и в раннем средневековье: в IX веке сирийский писатель Теодор бар Конай упоминал «Гелемгоса»[6][17][26].

Обнаружение «Эпоса» во второй половине XIX века возродило интерес к нему, появились и его переложения на современный язык. В 1986 году на французском языке был опубликован роман «Гильгамеш» канадского писателя Алена Ганьона. «Эпос о Гильгамеше» положен в основу сюжета романа И. В. Масленкова «Сердце рождающего мрак». На эту же тему был поставлен ряд спектаклей: «Гильгамеш» Славяна Вуйовича в Будве (Черногория), «Эпос о Гильгамеше» в Бедфордширском молодёжном театре. Существуют также музыкальные произведения на основе «Эпоса»: «Гильгамеш» Франко Баттиато (Италия), «Эпос о Гильгамеше» Богуслава Мартину (Чехия), «Гильгамеш» Пера Нёргора (Дания). Также существуют музыкальная мистерия «Гильгамеш» Барри Труакса (США), поставленная по либретто У. Маранда, и музыкальная драма «Гильгамеш» Эндрю Ордовера. Кроме того, «Эпосу» посвящено большое количество научной и научно-популярной литературы[17].

«Эпос о Гильгамеше» послужил основой для ряда фантастических произведений. Так, Гильгамеш является главным героем фантастического цикла «Гильгамеш» американского фантаста Роберта Силверберга, в который входит роман «Царь Гильгамеш» (1984) и 3 повести — «У каждого свой Ад» (англ. Gilgamesh in the Outback, 1986), «Очарование мерзости» (англ. The Fascination of the Abomination, 1987) и «Гильгамеш в Уруке» (англ. Gilgamesh in Uruk, 1988), которые в 1989 году были объединены в роман «К земле живых» (англ. To the Land of the Living)[35]. Также «Эпос» является основой рассказа «Гигамеш» польского фантаста Станислава Лема, входящего в сборник «Абсолютная пустота» (1971)[36].

«Эпос о Гильгамеше» нередко привлекают в качестве сравнительного материала представители психоаналитической, неомифологической и ряда других школ, используя его для иллюстрации своих теоретических построений. В частности, английский исследователь Баура и советский литературовед Е. М. Мелетинский, рассматривавшие проблемы происхождения и развития героического эпоса, использовали «Эпос» в качестве иллюстрации своих теоретических построений[18].

В 2014 году в честь главных героев эпоса названы два новых вида муравьёв: Tetramorium gilgamesh и Tetramorium enkidu[37].

«Эпос о Гильгамеше» и Библия

Большой интерес исследователей вызывает рассказ о потопе, изложенный в таблице XI «Эпоса» (строки 9—199). В нём Утнапиштим рассказывает Гильгамешу о том, как он оказался единственным выжившим в стихийном бедствии. Впервые литературный перевод этого рассказа был опубликован в декабре 1872 года Джорджем Смитом под названием «Представления халдеев о потопе», и он вызвал огромный интерес не только в Великобритании, но и во всём мире[4].

В 1914 году Арно Пёбель опубликовал фрагмент шумерской таблички, в котором содержится описание потопа. Судя по всему, именно данный текст является первоисточником рассказа о потопе, который потом был органично связан с «Эпосом»[15][25].

Многие исследователи обратили внимание на соответствие описания потопа в «Эпосе» со Всемирным потопом, о котором рассказывается в Библии, в результате чего было высказано предположение о том, что описание Всемирного потопа в Библии восходит именно к «Эпосу о Гильгамеше». И эта гипотеза использовалась в качестве одного из аргументов для опровержения богодухновенности Библии[4].

В то же время с учётом того, что легенды о потопе существуют у многих ближневосточных народов, существует гипотеза о том, что и «Эпос», и Библия заимствовали сведения о потопе из общего источника[38][39].

Исследователи находят в Библии и другие параллели с «Эпосом». В частности, существует сходство между историями Энкиду и Шамхат и библейским повествованием об Адаме и Еве[40]. Слова хозяйки богов Сидури Гильгамешу (таблица X) фактически пересказываются в «Книге Экклесиаста» (Еккл. 9:7—10)[41].

Публикации

Клинописные тексты, транскрипции с аккадского языка

  • Haupt Р. Das babylonische Nimrod-Epos. — Leipzig, 1884—1890. (Без транскрипции).
  • Jensen P. Assyrisch-babylonische Mythen und Epen. Keilinschriftliche Bibliothek, VI, 1. — Berlin, 1900. (Без клинописного текста).
  • Meissner В. Ein altbabylonisches Fragment des Gilgamosepos. Mitteilungen der Vorderasiatischen Gesellschaft, VII. — Leipzig, 1902.
  • Dhorme E. Choix des textes religieux assyro-babyloniens. — Paris, 1907. (Без клинописного текста).
  • Langdon S. Tha Epic of Gilgamish. Publications of the Babylonian Section of the University Museum of the University of Pennsylvania, X, 3. — Philadelphia, 1917.
  • Ebeling E. Keilschrifttexte aus Assur Religiösen Inhalts. 28—34. Wissenschaftliche Veröffentlichung der Deutschen Orient-Gesellschaft. — Leipzig, 1915—1919.
  • Jastrow M., Clay A. An Old Babylonian Version of the Gilgamesh Epic, Yale Orienial Series, Researches, IV, 3. — New Haven, 1920.
  • Hrozný В. Keilschrifttexte aus Boghazköy, VI. — Leipzig, 1921.
  • Keilschrifturkunden aus Boghazköy, IV. — Berlin, 1922.
  • Keilschrifturkunden aus Boghazköy, VIII. — Berlin, 1924.
  • Campbell Thompson R. The Epic of Gilgamish.. — Oxford, 1930.
  • Gurney O. R. Two Fragments, from the Epic of Gilgamesh from Sultan Tepe. Journal of Cuneiform Studies, VIII, 3. — 1954. — P. 87, 39.
  • Gurney O. R., Finkelstein J. J. The Sultantepe Tablets, I. — London, 1957. (Без транскрипции).
  • Bauer Th. Ein viertes altbabylonisches Fragment des Gilgames-Epos. Jpurnal of Near Eastern Studies, XVI, 4. — 1957. — 254 p.
  • Van Dijk J. J. Textes divers du Musée de Baghdad, II. «Sumer», XIII. — 1957. — 65 p.
  • Van Dijk J. J. Un songe d'Enkidu. «Sumer», XIV. — 1958. — 114 p.
  • Goetze A., Levy S. Fragment of the Gilgamesh Epic from Megiddo, «'Atiqot», II. — 1959. — 121 p.

Шумерские версии (транскрипции и переводы)

  • Kramer S. N. Gilgamesh and the Huluppu-tree / Oriental Institute of Chicago, Assyriological Studies, № 10. — Chicago, 1938.
  • Kramer S. N. The Death of Gilgamesh / Bulletin of the American Schools of Oriental Research, 94. — 1944.
  • Kramer S. N. Gilgamesh and the Land of the Living / Journal of Cuneiform Studies, I, 1. — 1947.
  • Kramer S. N. Gilgames and Agga / American Journal of Archaeiogy, LIII, 1. — 1949.
  • Van Dijk J. J. A. Textes divers. Tabulae cuneiformae a F. M. T. de Liagre Böhl collectae, II. — Leiden, 1957.

Переводы «Эпоса»

  • Jensen P. Assyrisch-babylonische Mythen und Epen. «Keilinschriftliche Bibliothek», VI, 1. — Berlin, 1900.
  • Dhorme Р. Choix de textes réligieux assyro-babyloniens. — Paris, 1907.
  • Gressmann H. Altorientalische Texte zum Alten Testament. — Leipzig, 1909.; 2-е переработанное изд.: Leipzig, 1926. (Перевод Э. Эбелинга).
  • Gressmann H., Ungnad A. Das Gilgamesch-Epos. — Gôttingen, 1911. (Перевод А. Унгнада).
  • Ungnad A. Die Religion der Babylonier und Assyrer. — Jena, 1921.
  • Campbell Thompson R. The Epic of Giigamish. — Oxford, 1928.
  • Schott A. Das Gilgamesch-Epos. — Leipzig, 1938.; второе, полностью переработанное В. фон Зоденом издание: Stuttgart, 1958.
  • de Liagre Böhl F. M. Th. Het Gilgamesj Epos. Nationaal heldendicht van Babylonia. — Amsterdam, 1941.; 2-е издание: Amsterdam, 1952; 3-е переработанное издание: Amsterdam, 1958 (с обширным комментарием).
  • Heidel A. The Gilgamesh Epic and Old Testament Parallels. — Chicago, 1944..
  • Pritchard J. B. Ancient Near Eastern Texts relating to the Old Testament. — Princeton, 1950.; 2-е переработанное изд.: Princeton, 1955. (Перевод Э. Α. Спайзера; там же перевод части шумерских поэм о Гильгамеше С. Н. Крамера).
  • Matouš L. Epos о Gilgamešovi. — Praha, 1958.
  • Furlani G. Miti babilonesi e assiri. — Roma, 1958.
  • [books.google.ru/books?id=21xxZ_gUy_wC The Babylonian Gilgamesh Epic: Introduction, Critical Edition, and Cuneiform Texts] / Andrew George. — Oxford University Press, 2003. — Vol. 1. — 986 p. — ISBN 978-0-199-27841-1.
  • [books.google.ru/books?id=u4iUlBhxQRQC The Babylonian Gilgamesh Epic: Introduction, Critical Edition, and Cuneiform Texts] / Andrew George. — Oxford University Press, 2003. — Vol. 2. — 986 p. — ISBN 978-0-199-27842-8.
На русском языке
  • Гумилев Η. С. Гильгамеш. — Пг.: Изд. Гржебина, 1919. (Перевод-переложение с французского).
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01004969646 Эпос о Гильгамеше («О все видавшем»)] / Перевод с аккадского И. М. Дьяконова. — М.—Л.: Издательство Академии наук СССР, 1961. — 221 с. — (Литературные памятники).
  • Эпос о Гильгамеше («О все видавшем») // Библиотека всемирной литературы. Том 1. Поэзия и проза Древнего Востока. — М.: Художественная Литература, 1973. — С. 166—220.
  • Эпос о Гильгамеше («О все видавшем») / Перевод с аккадского И. М. Дьяконова. — СПб.: Наука, 2006. — 221 с. — (Литературные памятники). — ISBN 5-02-027018-0. (Репр. изд. 1961 года)
  • Гильгамеш / Перевод аккадского эпоса в стихотворном переложении Семена Липкина. — СПб.: Пушкинский дом, 2001. — 116 с. — ISBN 9785898030766.
  • Эпос о Гильгамеше (статьи и фрагменты) // Ассиро-вавилонский эпос / Переводы с шумерского и аккадского языков В. К. Шилейко. Изд. подгот. В. В. Емельянов. Отв. ред. И. М. Стеблин-Каменский. — СПб.: Наука, 2007. — С. 353—400. — (Литературные памятники). — ISBN 978-5-02-026463-2.
  • Эпос о Гильгамеше. О все видавшем. — М.: Эксмо, 2005. — 544 с. — (Антология мудрости). — ISBN 978-5-699-10874-9.
  • Коган Л. Е., Нуруллин Р. М. [vdi3.igh.ru/index.php/year?y=2012 Гильгамеш И. М. Дьяконова: попытка реставрации] // Вестник древней истории. — 2012. — № 3. — С. 191–232.; № 4. — С. 220—263.

Напишите отзыв о статье "Эпос о Гильгамеше"

Примечания

  1. Керам К. Боги, гробницы, ученые. — С. 215—216.
  2. 1 2 Керам К. Боги, гробницы, ученые. — С. 217—219.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 Дьяконов И. М. Эпос о Гильгамеше. — С. 132—134.
  4. 1 2 3 4 5 Матвеев К. П., Сазонов А. А. Эпос о Гильгамеше и его связь с Библией.
  5. 1 2 Крамер Сэмюэл Н. История начинается в Шумере. — С. 215—216.
  6. 1 2 3 4 Дьяконов И. М. Эпос о Гильгамеше. — С. 91—92.
  7. [www.dailymail.co.uk/sciencetech/article-3260940/The-Epic-Gilgamesh-revised-2-600-year-old-clay-tablet-adds-new-chapter-one-great-works-literature.html The 'Epic of Gilgamesh' revised: 2,600-year-old clay tablet adds a new chapter to one of the first great works of literature and reveals ‘Cacophonous Abode of Gods’]
  8. Афанасьева В. К. Гильгамеш и Энкиду. — С. 115.
  9. 1 2 Афанасьева В. К. Гильгамеш и Энкиду. Эпические образы в искусстве. — С. 97—99.
  10. 1 2 3 4 5 6 Дьяконов И. М. Эпос о Гильгамеше. — С. 109—113.
  11. Дьяконов И. М. Эпос о Гильгамеше. — С. 113—114.
  12. Афанасьева В. К. Гильгамеш и Энкиду. Эпические образы в искусстве. — С. 103.
  13. 1 2 3 4 5 Крамер Сэмюэл Н. История начинается в Шумере. — С. 222—225.
  14. Емельянов В.В. Гильгамеш. — С. 83—84.
  15. 1 2 Крамер Сэмюэл Н. История начинается в Шумере. — С. 175—180.
  16. Дьяконов И. М. Эпос о Гильгамеше. — С. 103—108.
  17. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Иванов В.В. Ещё одно рождение Гильгамеша. — С. 257—280.
  18. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Афанасьева В. К. Гильгамеш и Энкиду. Эпические образы в искусстве. — С. 110—111.
  19. Дьяконов И. М. Эпос о Гильгамеше. — С. 121—122.
  20. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Дьяконов И. М. Эпос о Гильгамеше. — С. 116—119.
  21. Шилейко В. К. Введение к переводу Н. Гумилева // Эпос о Гильгамеше (статьи и фрагменты). — С. 354.
  22. Дьяконов И. М. Эпос о Гильгамеше. — С. 144—145.
  23. Дьяконов И. М. Эпос о Гильгамеше. — С. 137.
  24. 1 2 3 Дьяконов И. М. Эпос о Гильгамеше. — С. 119—123.
  25. 1 2 История древнего мира. — С. 132—133.
  26. 1 2 Афанасьева В. К. Гильгамеш и Энкиду. Эпические образы в искусстве. — С. 99—102.
  27. The Babylonian Gilgamesh Epic: Introduction, Critical Edition, and Cuneiform Texts / A. George. — Oxford University Press, 2003.
  28. Соловьев А. Н. [www.kafedramtai.ru/almanac/72-almanac-issue-5/reviews/539-solovyevgilgamesh Миф о Гильгамеше] // Альманах «Архетипические исследования». — 2011. — Вып. 4.
  29. Коган Л. Е., Нуруллин Р. М. Гильгамеш И. М. Дьяконова: попытка реставрации. — 2012. — № 3. — С. 193.
  30. Schott A. Das Gilgamesch-Epos. — Leipzig, 1938.; второе, полностью переработанное В. фон Зоденом издание: Stuttgart, 1958.
  31. Коган Л. Е., Нуруллин Р. М. Гильгамеш И. М. Дьяконова: попытка реставрации. — 2012. — № 3. — С. 192.
  32. Немировский А. А. [elibrary.ru/item.asp?id=14343227 Ассиро-вавилонский эпос. Переводы с шумерского и аккадского языков В. К. Шилейко / Изд. подгот. В. В. Емельянов. Отв. ред. И. М. Стеблин-Каменский. СПб.: Наука, 2007 г. (серия «Литературные памятники»)] // Вестник СПбГУ. — 2009. — № 4. — С. 138—142. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=2074-1227&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 2074-1227].
  33. Ассиро-вавилонский эпос. — С. 460.
  34. Коган Л. Е., Нуруллин Р. М. [vdi3.igh.ru/index.php/year?y=2012 Гильгамеш И. М. Дьяконова: попытка реставрации] // Вестник древней истории. — 2012. — № 3. — С. 191–232.; № 4. — С. 220—263.
  35. [fantlab.ru/work24057 Роберт Силверберг «Гильгамеш»]. Лаборатория фантастики. Проверено 29 марта 2014.
  36. [fantlab.ru/work3166 Станислав Лем «Гигамеш»]. Лаборатория фантастики. Проверено 29 марта 2014.
  37. Hita Garcia, F.; Fisher, B. L. [www.pensoft.net/journals/zookeys/article/7172/abstract/the-hyper-diverse-ant-genus-tetramorium-mayr-hymenoptera-formicidae-in-the-malagasy-region- The hyper-diverse ant genus Tetramorium Mayr (Hymenoptera, Formicidae) in the Malagasy region taxonomic revision of the T. naganum, T. plesiarum, T. schaufussii, and T. severini species groups] (англ.) // ZooKeys : Журнал. — Sofia: Pensoft Publishers, 2014. — Vol. 413. — P. 1-170. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1313-2970&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1313-2970].. doi: 10.3897/zookeys.413.7172
  38. Фрейзер Джеймс Джордж. Великий потоп // Фольклор в Ветхом Завете. — М.: Государственное издательство политической литературы, 1990. — ISBN 5-250-01011-3.
  39. Вейнберг Й. Введение в Танах. Ч. 1. — М.—Иерусалим, 2002. — С. 165—166.
  40. Gmirkin Russell. Berossus and Genesis, Manetho and Exodus. — Continuum, 2006. — С. 103.
  41. Van Der Torn Karel. Did Ecclesiastes copy Gilgamesh? // BR, 16/1. — Feb 2000. — P. 22ff.

Литература

  • Афанасьева В. К. Гильгамеш и Энкиду. Эпические образы в искусстве. — М.: Наука, 1979. — 219 с. — (Культура народов Востока).
  • Тураев Б. А. История Древнего Востока. — Мн.: Харвест, 2004. — 752 с. — 5000 экз. — ISBN 985-13-1472-2.
  • Иванов В. В. Ещё одно рождение Гильгамеша // Иностранная литература. — М., 2000. — № 10. — С. 257—280.
  • Керам К. Боги, гробницы, ученые / Пер. с нем. А. С. Варшавского; Послесл. и коммент. В. И. Гуляева. — М.: Республика, 1994. — 351 с. — ISBN 5-250-02261-8.
  • Крамер Сэмюэл Н. История начинается в Шумере / Под редакцией и с предисловием академика В. В. Струве; Перевод Ф. Л. Мендельсона. — М.: Наука, 1965. — 256 с.
  • Дьяконов И. М. Эпос о Гильгамеше // Эпос о Гильгамеше («О все видавшем») / Перевод с аккадского И. М. Дьяконова. — М.—Л.: Издательство Академии наук СССР, 1961. — С. 91—143. — (Литературные памятники).
  • Матвеев К. П., Сазонов А. А. Эпос о Гильгамеше и его связь с Библией // Земля Древнего Двуречья: История, мифы, легенды, находки и открытия. — М.: Молодая гвардия, 1986. — 160 с.
  • История древнего мира / Под редакцией И. М. Дьяконова, В. Д. Нероновой, И. С. Свенцицкой. — Изд. 3-е, испр. и доп. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1989. — Т. 1. [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000001/index.shtml Ранняя древность]. — 470 с. — 50 000 экз. — ISBN 5-02-016782-7.

Ссылки

  • [gilgamesh.psnc.pl/ The Epic of Gilgames] (англ.). The Digital Library Book. Проверено 27 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GCjnapFb Архивировано из первоисточника 28 апреля 2013].
  • [www.youtube.com/watch?v=BHInCYIGq3E Эпос на youtube] (англ.). Проверено 5 ноября 2014.


Отрывок, характеризующий Эпос о Гильгамеше

Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.

Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.


На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.
«Москва, 17 го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только должности 2 го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все свои поступки».
«Петербург, 23 го ноября.
«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».


Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.
В числе многих молодых людей, ежедневно бывавших в доме Элен, Борис Друбецкой, уже весьма успевший в службе, был после возвращения Элен из Эрфурта, самым близким человеком в доме Безуховых. Элен называла его mon page [мой паж] и обращалась с ним как с ребенком. Улыбка ее в отношении его была та же, как и ко всем, но иногда Пьеру неприятно было видеть эту улыбку. Борис обращался с Пьером с особенной, достойной и грустной почтительностию. Этот оттенок почтительности тоже беспокоил Пьера. Пьер так больно страдал три года тому назад от оскорбления, нанесенного ему женой, что теперь он спасал себя от возможности подобного оскорбления во первых тем, что он не был мужем своей жены, во вторых тем, что он не позволял себе подозревать.
– Нет, теперь сделавшись bas bleu [синим чулком], она навсегда отказалась от прежних увлечений, – говорил он сам себе. – Не было примера, чтобы bas bleu имели сердечные увлечения, – повторял он сам себе неизвестно откуда извлеченное правило, которому несомненно верил. Но, странное дело, присутствие Бориса в гостиной жены (а он был почти постоянно), физически действовало на Пьера: оно связывало все его члены, уничтожало бессознательность и свободу его движений.
– Такая странная антипатия, – думал Пьер, – а прежде он мне даже очень нравился.
В глазах света Пьер был большой барин, несколько слепой и смешной муж знаменитой жены, умный чудак, ничего не делающий, но и никому не вредящий, славный и добрый малый. В душе же Пьера происходила за всё это время сложная и трудная работа внутреннего развития, открывшая ему многое и приведшая его ко многим духовным сомнениям и радостям.


Он продолжал свой дневник, и вот что он писал в нем за это время:
«24 ro ноября.
«Встал в восемь часов, читал Св. Писание, потом пошел к должности (Пьер по совету благодетеля поступил на службу в один из комитетов), возвратился к обеду, обедал один (у графини много гостей, мне неприятных), ел и пил умеренно и после обеда списывал пиесы для братьев. Ввечеру сошел к графине и рассказал смешную историю о Б., и только тогда вспомнил, что этого не должно было делать, когда все уже громко смеялись.
«Ложусь спать с счастливым и спокойным духом. Господи Великий, помоги мне ходить по стезям Твоим, 1) побеждать часть гневну – тихостью, медлением, 2) похоть – воздержанием и отвращением, 3) удаляться от суеты, но не отлучать себя от а) государственных дел службы, b) от забот семейных, с) от дружеских сношений и d) экономических занятий».
«27 го ноября.
«Встал поздно и проснувшись долго лежал на постели, предаваясь лени. Боже мой! помоги мне и укрепи меня, дабы я мог ходить по путям Твоим. Читал Св. Писание, но без надлежащего чувства. Пришел брат Урусов, беседовали о суетах мира. Рассказывал о новых предначертаниях государя. Я начал было осуждать, но вспомнил о своих правилах и слова благодетеля нашего о том, что истинный масон должен быть усердным деятелем в государстве, когда требуется его участие, и спокойным созерцателем того, к чему он не призван. Язык мой – враг мой. Посетили меня братья Г. В. и О., была приуготовительная беседа для принятия нового брата. Они возлагают на меня обязанность ритора. Чувствую себя слабым и недостойным. Потом зашла речь об объяснении семи столбов и ступеней храма. 7 наук, 7 добродетелей, 7 пороков, 7 даров Святого Духа. Брат О. был очень красноречив. Вечером совершилось принятие. Новое устройство помещения много содействовало великолепию зрелища. Принят был Борис Друбецкой. Я предлагал его, я и был ритором. Странное чувство волновало меня во всё время моего пребывания с ним в темной храмине. Я застал в себе к нему чувство ненависти, которое я тщетно стремлюсь преодолеть. И потому то я желал бы истинно спасти его от злого и ввести его на путь истины, но дурные мысли о нем не оставляли меня. Мне думалось, что его цель вступления в братство состояла только в желании сблизиться с людьми, быть в фаворе у находящихся в нашей ложе. Кроме тех оснований, что он несколько раз спрашивал, не находится ли в нашей ложе N. и S. (на что я не мог ему отвечать), кроме того, что он по моим наблюдениям не способен чувствовать уважения к нашему святому Ордену и слишком занят и доволен внешним человеком, чтобы желать улучшения духовного, я не имел оснований сомневаться в нем; но он мне казался неискренним, и всё время, когда я стоял с ним с глазу на глаз в темной храмине, мне казалось, что он презрительно улыбается на мои слова, и хотелось действительно уколоть его обнаженную грудь шпагой, которую я держал, приставленною к ней. Я не мог быть красноречив и не мог искренно сообщить своего сомнения братьям и великому мастеру. Великий Архитектон природы, помоги мне находить истинные пути, выводящие из лабиринта лжи».
После этого в дневнике было пропущено три листа, и потом было написано следующее:
«Имел поучительный и длинный разговор наедине с братом В., который советовал мне держаться брата А. Многое, хотя и недостойному, мне было открыто. Адонаи есть имя сотворившего мир. Элоим есть имя правящего всем. Третье имя, имя поизрекаемое, имеющее значение Всего . Беседы с братом В. подкрепляют, освежают и утверждают меня на пути добродетели. При нем нет места сомнению. Мне ясно различие бедного учения наук общественных с нашим святым, всё обнимающим учением. Науки человеческие всё подразделяют – чтобы понять, всё убивают – чтобы рассмотреть. В святой науке Ордена всё едино, всё познается в своей совокупности и жизни. Троица – три начала вещей – сера, меркурий и соль. Сера елейного и огненного свойства; она в соединении с солью, огненностью своей возбуждает в ней алкание, посредством которого притягивает меркурий, схватывает его, удерживает и совокупно производит отдельные тела. Меркурий есть жидкая и летучая духовная сущность – Христос, Дух Святой, Он».
«3 го декабря.
«Проснулся поздно, читал Св. Писание, но был бесчувствен. После вышел и ходил по зале. Хотел размышлять, но вместо того воображение представило одно происшествие, бывшее четыре года тому назад. Господин Долохов, после моей дуэли встретясь со мной в Москве, сказал мне, что он надеется, что я пользуюсь теперь полным душевным спокойствием, несмотря на отсутствие моей супруги. Я тогда ничего не отвечал. Теперь я припомнил все подробности этого свидания и в душе своей говорил ему самые злобные слова и колкие ответы. Опомнился и бросил эту мысль только тогда, когда увидал себя в распалении гнева; но недостаточно раскаялся в этом. После пришел Борис Друбецкой и стал рассказывать разные приключения; я же с самого его прихода сделался недоволен его посещением и сказал ему что то противное. Он возразил. Я вспыхнул и наговорил ему множество неприятного и даже грубого. Он замолчал и я спохватился только тогда, когда было уже поздно. Боже мой, я совсем не умею с ним обходиться. Этому причиной мое самолюбие. Я ставлю себя выше его и потому делаюсь гораздо его хуже, ибо он снисходителен к моим грубостям, а я напротив того питаю к нему презрение. Боже мой, даруй мне в присутствии его видеть больше мою мерзость и поступать так, чтобы и ему это было полезно. После обеда заснул и в то время как засыпал, услыхал явственно голос, сказавший мне в левое ухо: – „Твой день“.
«Я видел во сне, что иду я в темноте, и вдруг окружен собаками, но иду без страха; вдруг одна небольшая схватила меня за левое стегно зубами и не выпускает. Я стал давить ее руками. И только что я оторвал ее, как другая, еще большая, стала грызть меня. Я стал поднимать ее и чем больше поднимал, тем она становилась больше и тяжеле. И вдруг идет брат А. и взяв меня под руку, повел с собою и привел к зданию, для входа в которое надо было пройти по узкой доске. Я ступил на нее и доска отогнулась и упала, и я стал лезть на забор, до которого едва достигал руками. После больших усилий я перетащил свое тело так, что ноги висели на одной, а туловище на другой стороне. Я оглянулся и увидал, что брат А. стоит на заборе и указывает мне на большую аллею и сад, и в саду большое и прекрасное здание. Я проснулся. Господи, Великий Архитектон природы! помоги мне оторвать от себя собак – страстей моих и последнюю из них, совокупляющую в себе силы всех прежних, и помоги мне вступить в тот храм добродетели, коего лицезрения я во сне достигнул».
«7 го декабря.
«Видел сон, будто Иосиф Алексеевич в моем доме сидит, я рад очень, и желаю угостить его. Будто я с посторонними неумолчно болтаю и вдруг вспомнил, что это ему не может нравиться, и желаю к нему приблизиться и его обнять. Но только что приблизился, вижу, что лицо его преобразилось, стало молодое, и он мне тихо что то говорит из ученья Ордена, так тихо, что я не могу расслышать. Потом, будто, вышли мы все из комнаты, и что то тут случилось мудреное. Мы сидели или лежали на полу. Он мне что то говорил. А мне будто захотелось показать ему свою чувствительность и я, не вслушиваясь в его речи, стал себе воображать состояние своего внутреннего человека и осенившую меня милость Божию. И появились у меня слезы на глазах, и я был доволен, что он это приметил. Но он взглянул на меня с досадой и вскочил, пресекши свой разговор. Я обробел и спросил, не ко мне ли сказанное относилось; но он ничего не отвечал, показал мне ласковый вид, и после вдруг очутились мы в спальне моей, где стоит двойная кровать. Он лег на нее на край, и я будто пылал к нему желанием ласкаться и прилечь тут же. И он будто у меня спрашивает: „Скажите по правде, какое вы имеете главное пристрастие? Узнали ли вы его? Я думаю, что вы уже его узнали“. Я, смутившись сим вопросом, отвечал, что лень мое главное пристрастие. Он недоверчиво покачал головой. И я ему, еще более смутившись, отвечал, что я, хотя и живу с женою, по его совету, но не как муж жены своей. На это он возразил, что не должно жену лишать своей ласки, дал чувствовать, что в этом была моя обязанность. Но я отвечал, что я стыжусь этого, и вдруг всё скрылось. И я проснулся, и нашел в мыслях своих текст Св. Писания: Живот бе свет человеком, и свет во тме светит и тма его не объят . Лицо у Иосифа Алексеевича было моложавое и светлое. В этот день получил письмо от благодетеля, в котором он пишет об обязанностях супружества».
«9 го декабря.
«Видел сон, от которого проснулся с трепещущимся сердцем. Видел, будто я в Москве, в своем доме, в большой диванной, и из гостиной выходит Иосиф Алексеевич. Будто я тотчас узнал, что с ним уже совершился процесс возрождения, и бросился ему на встречу. Я будто его целую, и руки его, а он говорит: „Приметил ли ты, что у меня лицо другое?“ Я посмотрел на него, продолжая держать его в своих объятиях, и будто вижу, что лицо его молодое, но волос на голове нет, и черты совершенно другие. И будто я ему говорю: „Я бы вас узнал, ежели бы случайно с вами встретился“, и думаю между тем: „Правду ли я сказал?“ И вдруг вижу, что он лежит как труп мертвый; потом понемногу пришел в себя и вошел со мной в большой кабинет, держа большую книгу, писанную, в александрийский лист. И будто я говорю: „это я написал“. И он ответил мне наклонением головы. Я открыл книгу, и в книге этой на всех страницах прекрасно нарисовано. И я будто знаю, что эти картины представляют любовные похождения души с ее возлюбленным. И на страницах будто я вижу прекрасное изображение девицы в прозрачной одежде и с прозрачным телом, возлетающей к облакам. И будто я знаю, что эта девица есть ничто иное, как изображение Песни песней. И будто я, глядя на эти рисунки, чувствую, что я делаю дурно, и не могу оторваться от них. Господи, помоги мне! Боже мой, если это оставление Тобою меня есть действие Твое, то да будет воля Твоя; но ежели же я сам причинил сие, то научи меня, что мне делать. Я погибну от своей развратности, буде Ты меня вовсе оставишь».


Денежные дела Ростовых не поправились в продолжение двух лет, которые они пробыли в деревне.
Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя сравнительно мало денег, ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности Митенька так вел дела, что долги неудержимо росли с каждым годом. Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места; искать места и вместе с тем, как он говорил, в последний раз потешить девчат.
Вскоре после приезда Ростовых в Петербург, Берг сделал предложение Вере, и предложение его было принято.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис, Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание, которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.