Гейм, Георг

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Георг Гейм
Georg Heym

Фото 1910 г.
Имя при рождении:

Georg Theodor Franz Artur Heym

Дата рождения:

30 октября 1887(1887-10-30)

Место рождения:

Хиршберг, Германия

Дата смерти:

16 января 1912(1912-01-16) (24 года)

Место смерти:

Берлин, Германия

Гражданство:

Германская империя Германская империя

Род деятельности:

поэт, прозаик, драматург

Годы творчества:

18981912

Направление:

Ранний экспрессионизм

Подпись:

[georgheym.org/ ym.org]

Георг Гейм (нем. Georg Heym; 30 октября 1887, Хиршберг, Нижняя Силезия — 16 января 1912, Берлин) — немецкий поэт, писатель, драматург, ключевая фигура раннего экспрессионизма.





Биография и творчество

Георг Гейм родился в 1887 году в Хиршберге (Силезия; в наст. вр. — город Еленя-Гура в Польше) в семье чиновника Германа Гейма и его жены Дженни, урождённой Тайстрцик. В 1894 году семья Гейма переезжает в город Гнезен, куда отец Георга назначен главным прокурором. В апреле 1896 года Георг поступает в гимназию города Гнезена. С ранних лет Гейм начал интересоваться литературой; первые стихи относятся к 1899 году (в июне 1899-го он записал в блокнот стихотворение «Ручей»). В 1900 году семья перебирается в Берлин. Георг продолжил своё обучение в гимназии Берлина-Вильмельсдорфа; с 1902 года начинает регулярно записывать свои стихотворения в тетрадь. Уже в 1905 году был вынужден уйти из гимназии, так как вместе с несколькими одноклассниками сжег принадлежавшую гимназии лодку. Отец отослал сына в другую гимназию, располагавшуюся в городе Нойруппин под Берлином. В 1906 году в школьной газете «Круговращение солнца» опубликованы два стихотворения Гейма, написанные под впечатлением от самоубийства его одноклассника Эрнста Фогеля. 8 марта 1907 года Георг держит экзамен на аттестат зрелости в гимназии Нойруппина. Получив 20 марта аттестат, он в тот же день вернулся в Берлин и записал в дневнике: «Свободен». В мае того же года поступил по желанию отца на юридический факультет Вюрцбургского университета. А 22 сентября Георг закончил первый акт драмы «Поход на Сицилию» — драматический фрагмент «Афинские ворота», который вышел отдельной книгой в издательстве «Типография Меммингера» небольшим тиражом. Это единственное драматическое произведение, опубликованное при жизни автора. 2 апреля 1908 года, за один день, сочиняет одноактную драму «Свадьба Бартоломео Руджери»… Большое влияние на формирование его стиля первоначально оказали Ницше, Гёльдерлин, Новалис, Мережковский. 6 июля 1910 года Гейм выступает в Берлине в «Неопатетическом кабаре» при «Новом клубе» и быстро приобретает известность в литературных кругах. Вместе с Э. Штадлером и Г. Траклем, он становится одним из предтеч экспрессионизма в немецкоязычной литературе.

Смерть, большие города и война были главной темой его стихотворений. Также многие стихи и прозаические произведения Гейма посвящены историческим сюжетам: античности («Киприда», цикл стихов «Марафон») и Французской революции («Робеспьер», «Луи Капет» и др.). В январе 1912 года Гейм, катаясь со своим другом Эрнстом Бальке на реке Хафель, провалился под лёд и утонул. Он стал знаменит как «поэт, предсказавший собственную смерть». И, действительно, менее чем за два года до своей гибели, Гейм сделал в дневнике запись сна, который во многом повторял обстоятельства его смерти[1].

При жизни Гейма вышел только один стихотворный сборник — «Вечный день» (1911, «Rowohlt Verlag»). Два последующих, «Umbra vitae» (1912) и «Небесная трагедия» (1922), были изданы его друзьями посмертно в большой спешке, что послужило причиной многочисленных ошибок и опечаток. Также посмертно был издан сборник новелл «Вор» (1912). Посмертная слава Гейма возросла после включения его стихов в легендарную антологию экспрессионистов «Сумерки человечества» («Die Menschheitsdämmerung»[2], Pinthus Verlag, 1919), выдержавшую за последние 90 лет 43 переиздания и ставшую в Германии эталонной для этого направления.

В годы правления Гитлера экспрессионизм был объявлен «дегенеративным искусством», и творчество Гейма как одного из ярких представителей этого направления было предано забвению. Лишь после войны началось серьёзное изучение творчества поэта. К этому времени в Германию вернулся архив Гейма, который с середины 1930-х годов хранился в Палестине у Эрвина Лёвенсона. Обработкой его занялся литературовед Карл Людвиг Шнайдер. Итогом его работы стало издание в 1960-х годах полного собрания сочинений Гейма в 4 томах (стихи, проза, драмы, письма, дневники), которое по сей день остается главным фундаментальным собранием его трудов[3].

Гейм на русском языке

Переводы стихов Г. Гейма на русский язык появились вскоре после его смерти. В 1925 году вышел сборник «Молодая Германия», представивший читателям творчество немецких поэтов «экспрессионистского десятилетия». В него вошло 6 стихотворений в пер. Б. Пастернака, Г. Петникова и Ф. Сологуба[4]. Гейма переводили Г. Ратгауз, А. Попов и др.

В 2003 году в серии «Литературные памятники» были выпущены под одной обложкой три поэтических сборника Гейма в переводе М. Гаспарова. Капитальная по научной подготовке книга была, тем не менее, неоднозначно воспринята читателями и переводческим сообществом, так как переложение произведений для академического издания было выполнено в жанре «вольного подстрочника». Так, переводчик А. П. Прокопьев в интервью «Русскому журналу» отметил:

«Переводы часто штампуют по раз и навсегда найденному шаблону. Многим же кажется, что залог удачи — версификационная безупречность. На самом деле грамотное выполнение перевода не обеспечивает того, чтобы на другом языке возникло действительно стихотворение. Однако нелепо делать из этого вывод, что теперь все нужно переводить прозой, как часто практикуют на Западе. Иногда это уместно и полезно для читателя. Как в случае с античной поэзией в переводах глубоко мной уважаемого Михаила Леоновича Гаспарова. Но когда он таким же способом переводит Георга Гейма, точности даже в передаче простого смысла сказанного добиться не удается, а ведь ради точности грамматический перевод вроде бы и делается. Я сознательно отозвал свои переводы из Приложения в книге стихов Гейма, вышедшей в 2002[5] в „Литературных Памятниках“, с одной только целью — чтобы у меня оставалось моральное право критически высказываться на сей счет»[6].

В «Дополнения» этого издания включены некоторые стихотворные переводы (В. Нейштадта, Б. Пастернака, Г. Петникова и др.). Также переводы Гаспарова были опубликованы издательством «Азбука-классика» в серии «Билингва».

В 2011 году в издательстве «Водолей» вышел том избранных произведений поэта в переводе А. Чёрного, приуроченный к 100-летию со дня смерти Г. Гейма. В нём впервые на русском языке опубликован полный поэтический перевод книги «Вечный день» и стихотворного цикла «Марафон», к которым приложены избранные стихотворения Гейма 1910—1912 гг., а также два эссе[7]. В том же году вышел в свет сборник «„Морг“ и другие стихи» в переводе Н. Морозовой-Фёрстер.

В 2013 году в Санкт-Петербурге было основано [georgheym.org/about/ Общество Георга Гейма]. «Оно объединяет переводчиков-германистов, делающих немецкоязычную поэзию ХХ века достоянием русского читателя. Цели общества разделены на два направления: исследование и перевод наследия выдающегося немецкого поэта Георга Гейма (1887—1912), а также популяризация и исследование немецкого ХХ века в отражении поэтов-современников»[8].

Основные произведения

Сборники стихов
  • «Вечный день», 1911 (нем. «Der ewide tag»)
  • «Umbra vitae», 1912 (с лат. — «Тень жизни»)
  • «Небесная трагедия», 1913 (нем. «Der Himmeltrauerspiel»)
Проза
  • «Вор». Книга новелл, 1913 (нем. «Der Dieb». Ein Novellenbuch.)
  • «Опыт новой религии» (нем. «Versuch einer neuen Religion»)
  • «Мои сны» (нем. «Meine Träume»)
Драмы
  • «Поход на Сицилию» (нем. «Feldzug nach Sizillien»)
  • «Женитьба Бартоломео Руджери» (нем. «Die Hochzeit von Bartolomeo Ruggieri»)

Признание

  • На стихи Гейма писал музыку Сэмюэл Барбер.
  • Группа «Majdanek Waltz» в 2009 году выпустила три альбома песен на стихи Гейма[9].
  • На стихи Гейма написана песня «Морские города» («Die Meerstädte») (пер. А. Попова, муз. А. Сенатского)

Напишите отзыв о статье "Гейм, Георг"

Литература

На русском языке

Отдельные издания
Публикации в сборниках и журналах

На немецком языке

  • Schneider N. Georg Heym: der Städte Schultern knacken: Bilder, Texte, Dokumente. Zürich: Arche, 1987.
  • Bridgwater P. Poet of expressionist Berlin: the life and work of Georg Heym. London: Libris, 1991
  • Boris Behner: Das Problem der Einsamkeit im Prosawerk Georg Heyms. Universität zu Köln 1993 (Magisterarbeit, unveröff.)
  • Ingrid Heep: Die Prosa Georg Heyms. Eine Stil- und Formanalyse. Diss., Philipps-Universität, Marburg/Lahn, 1968.
  • Melanie Klier: Kunstsehen — Literarische Reflexion und Konstruktion von Gemälden in E. T. A. Hoffmanns Serapions-Brüdern mit Blick auf die Prosa Georg Heyms. Lang, Frankfurt 2002 ISBN 3-631-38842-X
  • Kurt Mautz: Georg Heym. Mythologie und Gesellschaft im Expressionismus. Athenäum, Frankfurt 1987 ISBN 3-610-08929-6
  • Gabriele Radecke: Die Editionen von Georg Heym. In: Editionen zu deutschsprachigen Autoren als Spiegel der Editionsgeschichte. Hrsg. von Rüdiger Nutt-Kofoth und Bodo Plachta. Tübingen 2005 (Bausteine zur Geschichte der Edition, Bd. 2), S. 179—198
  • Nina Schneider: Georg Heym. Der Städte Schultern Knacken (Bilder, Texte, Dokumente). Arche, Zürich 1987 ISBN 3-7160-2061-3
  • Nina Schneider: Georg Heym 1887—1912. Ausstellungskatalog 35 der Staatsbibliothek Preußischer Kulturbesitz Berlin (Ausstellung vom 15. September bis 5. November 1988). Dr. Ludwig Reichert Verlag, Wiesbaden 1988 ISBN 3-88226-446-2
  • Thomas B. Schumann: Geschichte des «Neuen Clubs» in Berlin als wichtigster Anreger des literarischen Expressionismus. Eine Dokumentation. in: EMUNA. Horizonte zur Diskussion über Israel und das Judentum. 1974: IX/1, 55-70

См. также

Ссылки

  • [georgheym.org/ Общество Георга Гейма]  (рус.)
  • [vodoleybooks.ru/katalog/allbooks/item/978-5-91763-071-7.html Биография Гейма] из книги «Морские города» на сайте издательства «Водолей»
  • [gutenberg.spiegel.de/autoren/heym.htm Произведения Георга Гейма] в проекте Гутенберг  (нем.)
  • [www.hs-augsburg.de/~harsch/germanica/Chronologie/20Jh/Heym/hey_intr.html Произведения Георга Гейма] на сайте «Bibliotheca Augustana»  (нем.)
  • [vekperevoda.com/alphabet_authors.htm Георг Гейм] на сайте «Век перевода» (см. раздел «Алфавитный указатель авторов»)
  • [community.livejournal.com/gasparov/18156.html Переводы] М. Л. Гаспарова
  • [kreschatik.nm.ru/23/18.htm#1 Переводы] Р. Дубровкина
  • [subversus.ru/index.php?act=art&id=264 «Война»] перевод Н. Пилявского
  • [shock-terapia.ru/author/geym Георг Гейм] на сайте «Шоковая терапия»

Примечания

  1. [www.hs-augsburg.de/~harsch/germanica/Chronologie/20Jh/Heym/hey_trau.html Текст дневниковой записи сна.] («Bibliotheca Augustana»)  (нем.)
  2. Об антологии «Die Menschheitsdämmerung».  (нем.)
  3. Karl Ludwig Schneider (Hrsg.): Georg Heym — Dichtungen und Schriften. Gesamtausgabe. Band 1: Lyrik. Mit Gunter Martens unter Mithilfe von Klaus Hurlebusch und Dieter Knoth. (1964); Band 2: Prosa und Dramen. Mit Curt Schmigelski. (1962) Band 3: Tagebücher, Träume und Briefe. Unter Mithilfe von Paul Raabe und Erwin Loewenson. (1960) sowie Band 4 (als Bd. 6 angek.): Georg Heym. Dokumente zu seinem Leben. Mit Gerhard Burkhardt unter Mitwirkung von Uwe Wandrey und Dieter Marquardt. Ellermann, Hamburg 1960—1968
  4. [vekperevoda.com/1855/sologub.htm Фёдор Сологуб] на сайте «Век перевода»
  5. Видимо, ошибка, так как указанное издание вышло в 2003 г.
  6. [old.russ.ru/krug/20020327_kalash.html «Всё — перевод, и даже чемпионат Бундеслиги»] (Интервью А. Прокопьева «Русскому Журналу», Беседовала Елена Калашникова), 27 Марта 2002
  7. Гейм Г. [vodoleybooks.ru/katalog/allbooks/item/978-5-91763-071-7.html Морские города: Избранная лирика] / Пер. с нем. А. Чёрного. — М.: Водолей, 2011. — 208 с. — (Звезды зарубежной поэзии). — ISBN 978-5-91763-071-7
  8. [georgheym.org/about/ Общество Георга Гейма]
  9. [majdanekwaltz.woods.ru/music.htm Дискография группы «Majdanek Waltz»]

Отрывок, характеризующий Гейм, Георг

– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.