Бунт (литературная группа)
Бунт (польск. Bunt) — польская литературная группа начала XX века, объединявшая в основном писателей и поэтов экспрессионизма.
Группа была основана в 1918 году. В неё входили молодые польские писатели и поэты. Её деятельность была довольно непродолжительной. В 1918 году члены «Бунта» устроили в Познани литературно-художественную выставку. Одновременно было опубликовано приложение к литературному журналу «Родник» (польск. «Zdrój», выходил в 1917—1922 гг.), которое было названо «Тетрадь Бунта» (польск. «Zeszyt Buntu»). В ней опубликовались: Владислав Скотарек, Август Замойский, Зенон Косидовский и др.
С самого начал своей деятельности «Бунт» поддерживал контакты с немецкими литературными кругами, прежде всего с редакциями двух главных экспрессионистских литературных журналов Германии: «Die Aktion» и «Der Sturm», на страницах которых в 1918 году печатались произведения членов группы. Кроме того, Познанская выставка «Бунта» экспонировалась в галереях в Берлине и Дюссельдорфе. Уже в 1919 году деятельность группы фактически закончилась. В 1920 году она прекратила своё существование.
Членами группы в разное время были: Адам Бедерски (теоретик группы, автор её программных манифестов), Ежи Хулевич, Владислав Скотарек, Стефан Шмай, Ян Ежи Вроньецкий, Август Замойский, Артур Мария Свинарский, Ян Паньеньский.
Другие экспрессионистские группы
Напишите отзыв о статье "Бунт (литературная группа)"
Ссылки
- [pl.wikipedia.org/wiki/Ekspresjonizm_(literatura) Экспрессионизм в Польше] (польск.)
- [de.wikipedia.org/wiki/Expressionismus_(Literatur) Экспрессионизм в Германии] (нем.)
| ||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Бунт (литературная группа)
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
