Пинтус, Курт
| Курт Пинтус | |
| Kurt Pinthus | |
 | |
| Псевдонимы: |
Паулюс Поттер |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: |
|
| Род деятельности: |
писатель, журналист |
| Годы творчества: |
1910-е — 1975 |
| Направление: | |
| Язык произведений: |
немецкий |
Курт Пи́нтус (нем. Kurt Pinthus; псевдоним — Па́улюс По́ттер, нем. Paulus Potter; 29 апреля 1886, Эрфурт, Германская империя — 11 июля 1975, Марбах-на-Неккаре, ФРГ) — немецкий писатель, журналист.
Биография
Окончил эрфуртскую Королевскую гимназию. Изучал историю литературы, философию и историю во Фрайбургском университете, затем в университетах Берлина, Женевы и Лейпцига, где в 1910 году получил степень доктора философии. Являясь активным сторонником и пропагандистом экспрессионистского направления в немецкой литературе, поддерживал близкие творческие и личные отношения с Иоганнесом Бехером, Готфридом Бенном, Максом Бродом, Теодором Дойблером[de], Альбертом Эренштейном, Куртом Хиллером, Францем Кафкой, Францем Верфелем и Паулем Цехом. В качестве литературного консультанта издательства Rowohlt и редактора издательства Kurt Wolff содействовал публикации произведений многих немецких писателей-экспрессионистов. В период Ноябрьской революции в Германии участвовал в совете солдатских депутатов. В 1919—1920 годах составил и опубликовал коллективную поэтическую антологию «Сумерки человечества», ставшую основополагающим изданием и манифестом литературы немецкого экспрессионизма.
В начале 1920-х годов был штатным драматургом в частном берлинском театре Макса Рейнхардта, сотрудничал в качестве журналиста в нескольких немецких и международных газетах и журналах. В 1925—1933 годах работал диктором и членом литературной комиссии берлинского радио Funk-Stunde. После прихода нацистов к власти в 1933 году оказался в числе авторов, чьи книги подлежали сожжению. В 1937 году эмигрировал в США. В 1938—1940 годах состоял доцентом в Новой школе социальных исследований (англ. New School for Social Research) в Нью-Йорке, в 1941—1947 годах — научным консультантом театрального фонда Библиотеки Конгресса в Вашингтоне. С 1947 по 1961 год преподавал историю театра в нью-йоркском Колумбийском университете. С 1957 года совершал неоднократные поездки в Европу; в 1967 году окончательно вернулся в Германию. Последние годы жизни провёл в Марбахе-на-Неккаре, сотрудничая с Немецким литературным архивом при национальном Шиллеровском музее.
Библиография
- Pinthus, Kurt. Das Kinobuch. — Lpz. : Wolff, 1914.</span>
- Pinthus, Kurt. Kriegsabenteuer aus alter Zeit. — München : Georg Müller, 1914.</span>
- Pinthus, Kurt. Deutsche Kriegsreden. — München : Georg Müller ; B., 1916.</span>
- Menschheitsdämmerung: Symphonie jüngster Dichtung / Kurt Pinthus (Hrsg.). — B. : Rowohlt, 1920.</span>
- Pinthus, Kurt. Der Zeitgenosse. — Stuttgart : Klett, 1971.</span>
- О Курте Пинтусе
- Diecks, Thomas. [www.deutsche-biographie.de/artikelNDB_n20-458-02.html Pinthus, Kurt] // Neue Deutsche Biographie (NDB). — B. : Duncker & Humblot, 2001. — Bd. 20. — S. 458 f.</span>
- Schuhmann, Klaus. Kurt Pinthus in Leipzig. — Lpz. : Universitätsbibliothek, 1996.</span>
- Schuhmann, Klaus. Walter Hasenclever, Kurt Pinthus und Franz Werfel im Leipziger Kurt-Wolff-Verlag (1913—1919). — Lpz. : Leipziger Univ.-Ver., 2000.</span>
- Weidermann, Volker. Das Buch der verbrannten Bücher. — Köln : Verlag Kiepenheuer & Witsch, 2008. — S. 116—118. — ISBN 978-3-462-03962-7.</span>
Напишите отзыв о статье "Пинтус, Курт"
Ссылки
- [www.dla-marbach.de/dla/elektronische_publikationen/kussmaul/bestandsliste/nachlass_pinthus_kurt/index.html Pinthus, Kurt]. Deutsches Literaturarchiv Marbach. — Курт Пинтус на сайте Немецкого литературного архива. Проверено 26 декабря 2011. [www.webcitation.org/67x8uCuu3 Архивировано из первоисточника 26 мая 2012].
| ||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Пинтус, Курт
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
