Ласкос, Василис
| Василис Ласкос | |
| греч. Βασίλης Λάσκος | |
 | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти |
14 сентября 1943 (44 года) |
| Место смерти | |
| Принадлежность | |
| Род войск | |
| Звание | |
| Командовал |
подводные лодки «Главкос (Y-6)», «Кацонис (Υ-1)», |
| Сражения/войны | |
Василис Ласкос (греч. Βασίλης Λάσκος; 17 августа 1899, Элевсин — 27 февраля 1942, Эгейское море) — офицер военно-морских сил Греции, подводник и участник Второй мировой войны. Один из самых известных офицеров в истории подводного флота Греции. Его именем было названа два корабля ВМФ Греции.
Содержание
Молодость
Василис Ласкос родился в городе Элевсина в 1899 году и был четвёртым ребёнком (третьим сыном) в семье Эпаминонда Ласкоса и Мариго Канаки. Отмечен с детства жизнерадостностью, смелостью и драчливостью. Восхищался и подражал своему второму брату, Агесилаю, хотя братья отличались характером.
Последовал за Агесилаем и также поступил в военно-морское училище, в октябре 1915 года. Агесилай закончил училище в 1918 году, Василис в октябре 1920 года, в возрасте 21 лет.
Первоначально, как и Агесилаос, Василис был сторонником монархистов, но затем стал сторонником Венизелоса. Знавшие его люди описывают его положительные качества, но и две большие его слабости.
Женщины и матерщина. В особенности его мат «…твой Крест» выводил из себя мать Василиса, которая с возмущением заявляла своему сыну: «не матери Крест Василис, огнём полыхнёт Крест и сожжёт тебя». Часть его биографов (набожных) связывают эти слова матери, как знамение его гибели в день, когда православная Греция празднует Воздвижение Креста Господня.
22 декабря 1921 года семью поразило несчастье. Эсминец «Леон», на котором служил Агесилай, находясь на стоянке рядом с эсминцем «Иэракс» в Пирее получил повреждения от взрыва глубинной бомбы, которую переносили члены экипажа «Леона». Погибли 4 члена экипажа «Леона» и 2 «Иэракса»[1]. Среди погибших на Леоне был Агесилай Ласкос.
В 1922 году Василис Ласкос служил вторым офицером на эсминце «Аспис». В том же году, пришедшее к власти правительство монархистов привело к поражению экспедиционный греческий корпус в Малой Азии, следствием которого стал геноцид и изгнание турками коренного греческого населения, именуемый в Греции «Малоазийская катастрофа». После восстания эвакуированных из Малой Азии частей, Ласкос оставил на берегу командира корабля и направил эсминец к проливу Каво д’оро, навстречу революционному флоту.
Период 1922—1935 ознаменован активной ролью офицеров в политической жизни Греции. Ласкос стал протеже генерала Пластираса, адмирала Хадзикирьякоса и своего земляка, генерала Пангалоса. Когда Пангалос, в результате переворота, пришёл к власти, Ласкос стал его адъютантом.
После того как Пангалос был низложен генералом Кондилисом, Ласкос оказался в немилости. Он был назначен начальником склада 50 непригодных торпед, которые долгие годы не использовались из-за технических проблем. Своим упорством и технической смекалкой, Ласкос сделал торпеды пригодными, за что получил благодарность морского министра.
В знак признания, Ласкос был послан в Англию супервайзером за производством 50 новых заказанных торпед.
Подводные лодки
Вернувшись в Грецию, Ласкос решил перейти на подводные лодки. В 1930 году ему было 32 года и имея определённые знакомства он был назначен на подводную лодку «Кацонис (Υ-1)» третьим офицером.
Через несколько лет в 1933 году получив звание коммандера он был назначен командиром подводной лодки «Главкос (Y-6)».
В том же году состоялись неудачные для сторонников Венизелоса парламентские выборы. Сторонники Венизелоса стали готовить военный мятеж. Ласкос выразил несогласие с планами. Но примкнул к мятежникам только после того как его обвинили в трусости.
Мятеж 1 марта 1935 года был неудачным. Ласкос сумел занять базу подводных лодок, а затем базу флота на острове Саламин и под огнём правительственных артиллерийских батарей помог мятежным кораблям погрузить боеприпасы и уйти. Командуя подводной лодкой «Нерей» ушёл с мятежными кораблями на остров Крит.
После того как поражение мятежа стало очевидным, корабли флота вернулись на свою базу. Венизелос, вместе с другими зачинщиками мятежа, на борту старого броненосца «Авероф», выбрались на контролируемые тогда итальянцами острова Додеканес, а затем перебрались в Италию. Ласкос был в их числе. Морской трибунал приговорил его заочно к смертной казни. Он был исключён из состава ВМФ.
Итальянский период был самым трудным периодом в его жизни.
В следующем году мятежникам была предоставлена амнистия и Ласкос вернулся в Грецию. Некоторое время был безработным.
Алия
Вскоре Ласкос стал капитаном коммерческого флота. В 1939 году гонения на евреев в Германии были в полном разгаре, также как и исход евреев из страны. Британские власти препятствовали потоку евреев в подконтрольную им Палестину. Некоторые греческие судовладельцы, рискую своими кораблями, но за большое вознаграждение, прорывали британскую блокаду. Ласкос был капитаном судна «Саломея», которое с 700 евреями на борту, прорвало блокаду и благополучно высадило всех на побережье Палестины. Этот рейс поправил финансовое положение Ласкоса.
Вторая мировая война
С началом Второй мировой войны, Ласкос, по-прежнему, оставался вне военно-морского флота. Перейдя в другую судоходную компанию стал капитаном грузового парохода «Иоанна». Получив груз в египетской Александрии, пароход направился в Англию. Но в Атлантике, в 180 милях от испанского порта Виго, 1 июля 1940 года был перехвачен немецкой подводной лодкой. В тот период многие командиры немецких подводных лодок ещё соблюдали морскую этику. Экипажу было приказано покинуть пароход, который затем был потоплен выстрелами орудия. Ласкос и его экипаж, в штормом море, 3 дня шёл на шлюпках к побережью, пока не был подобран португальскими рыбаками. Португальцы высадили их в Виго, после чего Ласкос и его экипаж направились в Лиссабон. Здесь уже образовалась колония 500 греческих торговых моряков, чьи суда были потоплены немецкими подводными лодками. Все они были посажены на греческий торговый пароход «Аттика» и доставлены в Грецию.
Снова на флот
28 октября 1940 года, когда началось итальянское вторжение в Грецию, Ласкос был готов идти в очередной рейс на коммерческом судне. Он не был отозван на действующий флот, но был назначен командиром конвоя транспортов.
Греческая армия отразила нападение итальянцев и перенесла военные действия на территорию Албании. Когда 6 апреля нацистская Германия пришла на помощь своему терпящему поражение союзнику, Ласкос ещё был вне состава флота. Ему было отказано уйти с кораблями флота на Ближний Восток. Он попытался выбраться туда сам. Первая попытка была неудачной. «Нейтральные» турки вернули Ласкоса и его плавсредство на остров Хиос, где он скрывался некоторое время в роли санитара в больнице.
Вторая попытка была успешной и он прибыл на Ближний Восток весной 1942 года. Ласкос страшно желал вернуться на подводные лодки, но ему уже было 43 года и его 8-летнее отсутствие с флота лишило его опыта современной войны. Имея поддержку земляков, адмирала Александра Сакеллариу и капитана П. Констаса он был назначен командиром «старика» «Кацониса».
Кацонис (Υ-1) был на тот момент подводной лодкой греческого флота с наибольшим числом технических проблем. Её ремонт в Порт-Судане занял 7 месяцев, после чего подлодка прибыла в Порт-Саид, на докование. Там, у причала и на концах, по непонятной причине, но скорее всего в результате человеческой ошибки, подлодка затонула. Ласкос был поколеблен, но быстро пришёл в себя. Ему удалось убедить англичан поднять подлодку. С большим трудом, через несколько месяцев, ему удалось ввести подлодку в строй.
Походы и гибель «Кацониса»
Ласкос ушёл на «Кацонисе» в свой первый поход 24 марта 1943 года. Высадил диверсантов на побережье Лаконии, после чего перехватил 3 груховых парусника. Согласно приказу ему следовало потопить парусники, но они шли с грузом продовольствия в голодающие Афины.
В тот же день, он повстречал другой парусник, на котором один из членов экипажа дал ему информацию о движениях немецкого патрульного корабля в Гитио и согласился пересесть на подлодку. Новичок получил кличку «трофей». С помощью «трофея» подлодка дерзко подошла к порту Гитион и выпустила торпеды, в результате чего, согласно британскому официальному сообщению:.«союзная подлодка Υ/Β 2 апреля совершила в порту Гитион торпедную атаку против корабля Оси, гружёного торпедами и глубинными бомбами. Торпеды взорвались на причале и уничтожили два плавсредства с боеприпасами. Взрыв вызвал потопление вражеского корабля и смерть находившихся на причале 20 итальянских солдат и офицеров»
Следующий поход «Кацониса» начался в июле в воды юго-восточной части Эгейского моря. Здесь Ласкос таким же образом попытался потопить итальянское грузовое судно в порту города Карловаси, остров Самос. Операция была дерзкой и несмотря на неудачный исход, Ласкос получил благодарность морского министра.
Последний поход «Кацониса» начался 5 сентября 1943 года. Задачей были патрулирование в северной части Эгейского моря и высадка группы диверсантов. Технические проблемы начались с самого начала похода. «Кацонис» начал показывать свой возраст. Основной проблемой стал выход из строя одного двигателя, но Ласкос продолжил поход на одном двигателе.
11 сентября подлодка высадила греческих диверсантов на острове Эвбея.
12 сентября от греческих рыбаков было получено сообщение о ожидаемом переходе из порта Салоники на Пирей, мобилизованного немцами, французского пассажирского судна «Симфра», с немецкими солдатами на борту. В ночь с 13 на 14 сентября «Кацонис» погрузился и начал патрулирование между горой Пелион и островом Скиатос, в ожидании «Симфры». Увидев идущее с севера судно подлодка всплыла и направилась к предполагаемому «Симфра». Увидев сигналы с немецкого корабля, Ласкос приказал немедленнο погрузиться. Вместо «Симфры», подлодка вышла на немецкий охотника UJ-2101, который успел трижды атаковать погрузившуюся подлодку глубинными бомбами.
Вода хлынула через разрушенный люк башни, механизмы перестали функционировать и подлодка стала погружаться. Ласкос приказал всплыть, готовясь к отчаянному бою. Первый выстрел был «Кацониса». Немцы были застигнуты врасплох, но быстро пришли в себя, обстреливая «Кацонис» своими орудиями. Орудийный расчёт Кацониса был убит, Ласкос бросился к орудию и успел сделать несколько выстрелов, пока не был убит сам.
Ласкос погиб 14 сентября, когда православная Греция празднует Воздвижение Креста Господня[2] и часть его биографов напоминает о словах матери, когда он по молодости материл Крест. После смерти Ласкоса, немецкий охотник таранил и потопил подлодку. Погибли 27 членов экипажа, 17 были взяты в плен, троим удалось вплавь, через 8-9 часов, добраться до берега и спастись[3].
Память
После войны греческий военно-морской флот дал имя погибшего командира подлодки канонерке «Ласкос».
В дальнейшем, в 1977 году, имя капитана Ласкоса было дано ракетному катеру «Ласкос», Ρ-20[4].
Памятник капитана Ласкоса установлен на набережной его родного города Элевсин[5]. Муниципалитет Элевсины, совместно с генштабом ВМФ ежегодно проводит мероприятия именумые «Ласкиа»[6]
Греческий писатель М. Карагацис (1908—1960) посвятил Василису Ласкосу свою одноимённую книгу[7].
Напишите отзыв о статье "Ласкос, Василис"
Ссылки
- ↑ [www.hellasarmy.gr/frame.php?id=hn Ιστορια Των Ελληνικων Ενοπλων Δυναμεων]
- ↑ [www.sansimera.gr/articles/562 Αφιερώματα — Η Ύψωση του Τιμίου Σταυρού]
- ↑ [www.24grammata.com/?p=36732 24grammata.com Culture e-Magazine — Free eBooks — WebRadio " Βασίλης Λάσκος: ένας, ακόμα, ξεχασμένος ήρωας]
- ↑ [www.hellasarmy.gr/hn_unit.php?id=P20 ΛΑΣΚΟΣ Αντιπλοίαρχος (P 20)]
- ↑ [sirah68.blogspot.gr/2013/09/blog-post_10.html sirah68 — «Ιχνηλάτης»: «Ελευσίνα. Επιστρέφοντας πάλι εδώ». (Του Χάρη Κανάκη)]
- ↑ [demi-zouzounews.blogspot.gr/2013/09/70-1943-2013-video.html zouzounews: Ελευσίνα: Εκδήλωση μνήμης για τα «70 χρόνια Υ/Β ΚΑΤΣΩΝΗΣ 1943—2013» !!! (Video)]
- ↑ Μ. Καραγάτσης: «Βασίλης Λάσκος» (Μυθιστορηματική Βιογραφία), Εκδόσεις της Εστίας, Αθήνα, 1η έκδοση, 1948 / 5η έκδοση, 1996
Отрывок, характеризующий Ласкос, Василис
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
