Маразли, Григорий Григорьевич

Григорий Маразли Γρηγόριος Μαρασλής<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Городской голова Одессы
Вероисповедание:	Православие
Рождение:	25 июля 1831(1831-07-25) Одесса
Смерть:	1 мая 1907(1907-05-01) (75 лет) Одесса
Род:	Маразли
Награды:

Григорий Григорьевич Маразли́ (греч. Γρηγόριος Μαρασλής; 25 июля 1831— 1 мая 1907) — общественный деятель и филантроп, городской голова Одессы с 1878 по 1895 годы. Первый владелец особняка на Пушкинской улице.

Биография

Родился в греческой семье в Одессе 25 июля 1831 г. от брака одесского купца и домовладельца Григория Ивановича Маразли (ум. 1853, Одесса) и дочери купца Зои Федоровны Феодориди (1793—1869, Париж).

Первоначальное образование Григорий Григорьевич Маразли получил в частном одесском пансионе, потом — в Ришельевском лицее (на юридическом отделении). По окончании лицея в 1850 г. он был определен чиновником в штат канцелярии кавказского наместника М. С. Воронцова в чине губернского секретаря, где и прослужил несколько лет. В 1851 г. назначен чиновником по штату канцелярии в IX классе без жалованья, в 1852 г. получил чин коллежского секретаря, в 1853 г.- чиновник VIII класса без жалованья, затем — титулярный советник, в 1856 г. — коллежский асессор, в 1858 г. согласно прошения уволен в чине надворного советника. С 1858 по 1863 гг. был в отставке с награждением чином. В 1863 г. приказом по канцелярии Кавказского наместника определен в эту канцелярию чиновником для особых поручений VI класса сверх штата с причислением к Собственной Его Императорского Величества канцелярии, с 1864 г. — коллежский советник, в 1866 году уволен по домашним обстоятельствам, в том же году приказом по Министерству внутренних дел определен в министерство с откомандированием в распоряжение новороссийского и бессарабского генерал-губернатора, в 1868 году статский советник, в 1869 г. избран в почетные мировые судьи Ясского судебного округа.

После службы в канцелярии наместника Кавказского он некоторое время проживал в Париже Г. Г. Маразли возвратился в Одессу и всецело посвятил себя городской общественной деятельности: сначала он был гласным думы, с 1873 года — членом городской управы. В отсутствие городского головы в 1871—1872, 1873 и 1875 гг. исправлял его должность, в 1878 году он был избран городским головой и прослужил городу в этой должности до 1895 года.

С 1879 году Маразли состоял в звании камергера. С 1874 года — действительный статский советник, с 1883 года — тайный советник.

За время его управления городом произошли следующие события: открытие первой линии конки в Одессе (1881), закладка и сооружение здания городского театра и Павловского здания дешевых квартир (на средства, пожертвованные П. З. Ямчитским), открыты школа садоводства на его собственной даче (где на его средства было построено два двухэтажных здания с домовой церковью в одном из них и одно одноэтажное), новый ночлежный приют и две столовые (для строительства которых Маразли внес 30 тыс. рублей), открыт памятник А. С. Пушкину и памятник-колонна императору Александру ІІ, сооружен комплекс лечебного заведения на Куяльницком лимане (где на средства Маразли был построен барак для бедных больных), здание приюта отбывшим наказание, открыт приют для подкидышей, психиатрическое отделение городской больницы, линия парового трамвая на Хаджибейский лиман. На его средства было построено: здание первой в России бактериологической станции, городская народная аудитория, городская бесплатная народная читальня с народным училищем, несколько богаделен, дешевых столовых, приютов, народных училищ в городе и предместье. Им было приобретено одно из самых красивых зданий в Одессе на Софиевской улице и подарено городу для размещения музея изящных искусств (сейчас здесь Одесский художественный музей). По его инициативе было положено начало Александровскому парку во время посещения Одессы императором Александром ІІ. В воздаяние заслуг Г. Г. Маразли еще при жизни его именем была названа одна из улиц, примыкающих к этому парку. В память покойных родителей им был построен храм при второй женской гимназии в честь святителя Григория Богослова и святой мученицы Зои (1896).

В январе 1895 г. по болезни отставил должность городского головы Одесса, продолжая до конца своих дней активно заниматься благотворительностью и состоя гласным (депутатом) городской думы.

Скончался в Одессе 1 мая 1907 г., похоронен в Греческой Свято-Троицкой церкви. Не имея прямых наследников, Маразли исходатайствовал разрешение передать свои значительные капиталы и фамилию двоюродному племяннику — барону Георгию Владимировичу Фредериксу (1890—1927).

Награды Г. Г. Маразли

Российской империи

• Орден Святого Станислава 1-й степени (1879)
• Орден Святой Анны 3-й степени (1858)
• Орден Святой Анны 2-й степени (1871)
• Орден Святой Анны 1-й степени (1882)
• Орден Святого Владимира 2-й степени (1888)
• Орден Белого Орла (1891)
• Орден Святого Александра Невского (1903)

Иностранных государств:

• Орден Спасителя офицерского креста (1871, Греция)
• Орден Спасителя большого командорского креста со звездою (1889, Греция)
• Орден Спасителя 1-й степени (1900, Греция)
• Орден Льва и Солнца 2-й степени (1872, Персия)
• Орден Меджидие 3-й степени (1874, Турция)
• Орден Меджидие 1-й степени (1899, Турция)
• Орден князя Даниила 2-й степени (1880, Черногория)
• Орден Короны Италии большого креста (1891, Италия)
• Орден Короны (1892, Сиам)
• Орден Фридриха большого креста (1892, Вюртемберг)
• Орден Почётного легиона большого креста (1892, Франция)
• Орден Короны (1902, Румыния)

Литература

• Григорий Григорьевич Маразли и его библиотека: Сб. ст. и материалов / Сост. О. М. Барковская; Ред. Г. Д. Зленко. — Одесса: ОГНБ, 1994. — 33 с.
• Григорий Григорьевич Маразли: Меценат и коллекционер: Сб. ст. / Сост.: Л. В. Арюпина, О. М. Барковская, С. З. Лущик, Т. В. Щурова; Отв. ред. и авт. предисл. О. Ф. Ботушанская. — О.: ОКФА, 1995. — 284 с.
• Решетов С., Ижик Л. Григорий Григорьевич Маразли: Честь паче почести. Одесса: ТЭС, 2012. — ISBN 978-966-2389-45-6

Ссылки

• [www.odessitclub.org/publications/almanac/alm_31/alm_31_6-31.pdf Статья о Г. Г. Маразли и его родственном окружении в альманахе «Дерибасовская-Ришельевская» (Одесса, 2007 г.)]
• [www.dnk.com.ua/page/magazine/type/item/id/1298/ Статья о Г. Г. Маразли в журнале «ДНК» (Одесса, 2006 г.), авторы С. Г. Решетов и Л. В. Ижик]
• [www.odessaglobe.com/russian/people/marasli.php На сайте «Глобус Одессы»]
• [greece.kiev.ua/page1133.html На сайте посольства Греции на Украине]
• [www.history.odessa.ua/ex06.htm На сайте историко-краеведческого музея Одессы]

Отрывок, характеризующий Маразли, Григорий Григорьевич

– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».