Молокососы

Молокососы
Skins
Жанр	драма
Создатель	Джейми Бриттан Брайан Элсли
В ролях	(1-2 сезоны) Майк Бейли Джозеф Демпси Митч Хьюэр Николас Холт Ханна Мюррей Дев Патель Эйприл Пирсон Ларисса Уилсон (3-4 сезоны) Кая Скоделарио Джек О'Коннелл Люк Паскуалино Лиза Бэквелл Олли Барбиери Лили Лавлесс Меган Прескотт Кэтрин Прескотт Клариса Клэйтон Мэрвил Люкиба Джорджия Хеншоу (5-6 сезоны) Дакота Блю Ричардс Александр Арнольд Шон Тил Себастьян де Соуза Уилл Меррик Лая Льюис Фрея Мейвор Джессика Сула Лиза Бэквелл
Страна	Великобритания Великобритания
Оригинальный язык	английский
Количество серий	61 (список эпизодов)
Производство
Продюсер	Крис Клоф Мэтт Стривенс Джордж С. Дж. Фабер (англ.)
Место съёмок	Бристоль, Юго-Запад, Англия, Соединённое Королевство
Хронометраж	от 40 минут
Трансляция
Телеканал	E4
На экранах	с 25 января 2007 по 5 августа 2013
Формат видео	HDTV 1080i
Формат звука	Surround Sound
Ссылки
[www.e4.com/skins com/skins]
IMDb	ID 0840196

«Молокосо́сы» (англ. Skins) — британский драматический телесериал о жизни группы подростков 16—18 лет из Бристоля. Сериал создан телесценаристами Брайаном Элсли и его сыном Джейми Бриттаном для Company Pictures. Премьера состоялась на канале E4 25 января 2007 года. Съемки проходят в Бристоле, школьные сцены сняты в Академии Джона Кобота и Колледже Филтона.

Весь первый сезон стал доступен на DVD 24 сентября 2007 года. Музыку из сериала также можно приобрести на CD. Второй сезон начался 11 февраля 2008 года. Третий сезон — 22 января 2009 года. Четвёртый сезон — 28 января 2010 года.

5 августа 2010 года канал E4 объявил имена нового актерского состава пятого сезона телесериала. Имена персонажей стали известны 12 декабря. Премьера пятого сезона состоялась 27 января 2011 года. Шестой сезон стартовал в январе 2012 года, а 7 и заключительный — 1 июля 2013 года.

Основные персонажи

Первое поколение

Энтони «Тони» Стонем (Николас Холт) — привлекательный, умный и популярный юноша. Его манипуляции часто остаются незамеченными окружающими, но становятся катализатором большей части событий в сериале. Любимец девушек.

Сидни «Сид» Дженкинс (Майк Бейли) — лучший друг Тони, но при этом — полная его противоположность. Он не уверен в себе, стеснителен и испытывает трудности в учёбе.

Девушка Тони, Мишель «Шелл» «Буфера» Ричардсон (Эйприл Пирсон), прощает ему все его озорные выходки. На первый взгляд, Мишель кажется поверхностной, самодовольной и высокомерной, но она усердно занимается, изучает испанский и французский и в эмоциональном плане представляет собой зрелую личность.

Кассандра «Кэсси» Эйнсворт (Ханна Мюррей) является эксцентричной девушкой, страдающей от нарушений пищевого поведения. Кэсси пытается скрыть свои проблемы с психикой, возникшие из-за того, что родители игнорируют её, занимаясь своим новорождённым сыном.

Кристофер «Крис» Майлс (Джозеф Демпси) — король вечеринок. У него сложная жизнь: его брат скончался в юном возрасте от наследственного субарахноидального кровоизлияния, а сам Крис живёт один, отдельно от отца и матери. Он страстно влюблен в учительницу психологии Энджи.

Джэландер «Джэл» Фейзер (Ларисса Уилсон) — рассудительная девушка и талантливая кларнетистка. Её мать ушла из семьи и оставила её с отцом, известным музыкантом, и двумя братьями, начинающими рэперами.

Макси Оливер (Митч Хьюэр) любит танцевать и хорошо рисует. В отличие от большинства персонажей-геев на британском телевидении, он по-прежнему принадлежит скорее к мужской части компании, чем к женской. Он привлекателен и талантлив, к нему хорошо относятся друзья и знакомые.

Его лучший друг, Анвар Кхаррал (Дев Патель) имеет гибкий подход к исламу, употребляет алкоголь и наркотики, несмотря на то, что его религия это не одобряет. У него необычный характер, ему свойственны глупые выходки и странное чувство юмора.

Кроме основных героев, в сериале есть несколько важных персонажей второго плана.

Элизабет «Эффи» Стонем (Кая Скоделарио), младшая сестра Тони, во многом на него похожа. Она загадочна и склонна к манипуляциям. Может предугадать реакцию человека и сыграть на чувствах. В течение первого сезона она практически не разговаривает по своему собственному выбору.

Эбигейл Шток (Джорджина Моффат) — яркая школьница со склонностью к социопатии и одна из многочисленных сексуальных побед Тони.

Во втором сезоне в качестве основного персонажа появилась Люси, более известная как «Скетч» (Эйми-Фион Эдвардс), спокойная девушка из Уэльса. Скетч живёт неподалеку от дома Макси и довольно часто наблюдает за ним: становится ясно, что она им одержима. Скетч заботится о своей матери, Шейле, страдающей от рассеянного склероза. Позже между Анваром и Люси завязываются отношения, которые, однако, ни к чему не приводят.

Второе поколение

Элизабет «Эффи» Стонем (Кая Скоделарио), младшая сестра Тони, становится центральным персонажем второго поколения. Эффи красива, популярна и, как и её брат, прирождённый лидер. В то же время она скрытная, сдержанная и старается сохранить собственные проблемы в секрете.

Пандора «Панда» Мун (Лиза Бэквелл), с которой зритель впервые встречается в седьмом эпизоде второго сезона — её лучшая подруга. Она невинна в мире секса и наркотиков, в котором свободна Эффи, но готова и хочет узнать его.

Томас «Томо» Томоне (Мэрвил Люкиба) — иммигрант из Конго с высокими моральными принципами и добрым сердцем, его история связана с романтическими отношениями с Пандорой.

Джеймс Кук (Джек О'Коннелл), Фредерик «Фредди» МакКлэйр (Люк Паскуалино) и Джона Джеремайа «Джей Джей» Джонс (Олли Барбиери) — лучшие друзья с детства. Кук харизматичен и общителен, он не боится власти. Его распутность становится причиной многих событий в сериале. В противоположность ему, Фредди — спокойный скейтер, который любит покурить травку, он более разумен и ответственен, чем друг, и часто останавливает выходки Кука. Оба они влюблены в Эффи, которая становится причиной появления трещины в их дружбе. Аутизм Джей Джея приносит ему трудности с социализацией, но он научился показывать фокусы, чтобы развлекать друзей. Друзья относятся к нему по-доброму, но с оттенком снисходительности, а иногда и раздражения, однако Джей Джей знает, что Кук и Фредди всегда будут заботиться о нём. Он самый добрый из троих, и самый неопытный.

Кэтрин «Кэти» (Меган Прескотт) и Эмили Фитч (Кэтрин Прескотт) — как две капли воды похожие друг на друга, но совершенно разные по характеру близнецы. Кэти очень высокого мнения о себе и хочет занять место королевы компании, принадлежащее Эффи. Гомофобия Кэти приводит к проблемам между сестрами, когда Эмили осознает свою гомосексуальность. Скромная и застенчивая Эмили привыкла быть в тени Кэти. Она влюблена в Наоми Кэмпбэлл (Лили Лавлесс), яркую, политически активную и страстную девушку с идеалистическими взглядами и множеством амбиций. Эмили также общается с Джей Джеем, и постепенно они становятся задушевными друзьями.

Третье поколение

Франческа «Фрэнки» Фицджеральд (Дакота Блю Ричардс) предстает перед нами как аутсайдер, когда прибывает на первый год обучения в колледж через три недели после переезда в Бристоль из Оксфорда. В Оксфорде над ней издевались, поэтому ей пришлось переехать. Фрэнки — сирота, её усыновила пара геев несколько лет назад. Она умная и творческая девушка, но другим кажется странной, в основном из-за её андрогинного стиля одежды.

Алоизиус «Ало» Криви (Уилл Меррик) — простой позитивный парень, который живёт на ферме, он всегда настроен оптимистично, любит практически все в мире, в особенности Рича. Его лучший друг — Ричард «Рич» Хардбек (Александр Арнольд), парень из среднего класса, погружен в субкультуру металлистов. Он использует музыкальную «избранность», чтобы скрыть стеснение, которое вызывают у него многие вещи вокруг, особенно девушки.

Минерва «Мини» МакГиннесс (Фрейя Мейвор), Оливия «Лив» Мэлоун (Лея Льюис) и Грейс Вайолет Блад (Джессика Сула) — лучшие подруги. К тому моменту, как в колледже появляется Фрэнки, Мини уже поставила себя на место новой королевы колледжа. Она скрывает собственную беззащитность (например, её девственность) и жестоко относится к Фрэнки и окружающим. Из двух её подруг Лив более преданна Мини, более открыта миру и жадна в сексуальном плане. В отличие от неё, Грейс, милая, добрая и оптимистично настроенная девушка, начинает отдаляться от Мини, когда видит пример Фрэнки, и в первой серии завязывает дружбу с аутсайдерами Фрэнки, Ричем и Ало. Парень Мини — Николас «Ник» Леван (Шон Тил), спортсмен и один из лучших парней колледжа. Его популярность делает его чем-то вроде символа статусности для Мини, но его чувства к ней поверхностны. У его старшего брата Мэттью «Мэтти» (Себастьян де Соуза) странные отношения с семьей, он причастен к криминальным делам и живёт как бродяга, в ссоре с отцом. В шестом сезоне мы знакомимся с Александром «Алексом» Хенли (Сэм Джексон), геем, который становится близким другом Лив.

Сюжет

Телесериал рассказывает о жизни группы подростков 16—18 лет из Бристоля, посещающих старшую школу. Каждая серия раскрывает свою отдельную тему, относящуюся к одному из героев, однако есть несколько общих сюжетных линий. Каждые два сезона актёрский состав полностью меняется, однако Кая Скоделарио, которая играла Эффи Стонем, присутствовала в двух поколениях. В сериале раскрываются такие понятия как дисфункциональная семья, психические расстройства, сексуальная самоидентификация, смерть.

Названия эпизодов сериала совпадают с именами героев, про которых рассказывается в эпизоде. Сопроводительные титры в начале каждой серии — это короткий несколькосекундный монтаж о герое данного эпизода. Первый и последний эпизоды каждого сезона чаще всего посвящены всем героям сразу.

Сезон 1

В первом эпизоде «Тони» происходит первая встреча со всеми героями. Последующие эпизоды «Кэсси», «Джэл», «Крис», «Сид» и «Мишель» рассказывают об одном из героев, а в эпизоде «Макси и Анвар» истории двух персонажей пересекаются. Восьмой эпизод «Эффи» больше рассказывает не о ней самой, а о Сиде и Тони, которые ищут её. Финальная серия была общей, как и фабула.

Первый эпизод знакомит нас с Тони Стонемом и его младшей сестрой Эффи. Тони — прилежный ученик, его любят учителя и родители друзей, он умен, начитан и вежлив. С другой стороны, он — завсегдатай и звезда самых шумных вечеринок, манипулятор, цинично воспринимающий жизнь. В начале серии он читает книгу Жана-Поля Сартра «Тошнота», что позволяет проводить аналогии между ним и главным героем романа. Также в первом эпизоде намечается одна из основных любовных линий сериала: Кэсси-Сид-Мишель. Влюбленный в девушку своего лучшего друга, Сид не замечает испытывающую к нему симпатию Кэсси, истории которой посвящён второй эпизод. Кэсси страдает анорексией, из-за чего вынуждена посещать психиатрическую клинику. В разговоре с Сидом она объясняет свою болезнь невниманием и безразличием окружающих. Третий эпизод повествует о Джэл, которая готовится к выступлению на престижном музыкальном конкурсе. В серии также рассказывается о непростых взаимоотношениях девушки с её отцом, известным рэп-музыкантом. В четвёртом эпизоде речь идет о Крисе, мать которого покидает его, оставляя ему на первое время 1000 фунтов. Эти деньги Крис спускает на организацию вечеринки в собственном доме, куда приглашает и учительницу психологии Энджи, в которую он влюблен. Вслед за первой вечеринкой следуют другие, и в итоге сквоттер, заснувший в ванне после одной из тусовок, выгоняет Криса из дома. Пятый эпизод показывает нам Сида, который пытается разрешить свои учебные проблемы, в то время как Тони в своих целях пытается свести его с Мишель. Сердце Кэсси разбито, и она совершает попытку самоубийства.

В шестом эпизоде герои летят на экскурсию в Россию. Эпизод посвящён лучшим друзьям мусульманину Анвару и гею Макси. Сид, по просьбе Тони, провозит в себе наркотики, сам Тони пробует новые ощущения вместе с Макси, отношения Криса и учительницы развиваются, а Анвар знакомится с русской девушкой. В следующей серии Мишель, узнав о многочисленных связях Тони, бросает его и начинает отношения с Джошем, братом Эбби, одной из многочисленных девушек Тони. Разозленный таким развитием событий, Тони отправляет всем с телефона Джоша откровенные фотографии Эбби, чем отталкивает от него Мишель. В восьмом эпизоде главной героиней является Эффи, младшая сестра Тони, молчавшая на протяжении всех предыдущих семи серий. В течение всего эпизода Тони ищет её, а когда находит, узнает, что она стала жертвой Джоша, таким образом отомстившего ему за Мишель. В последней серии первого сезона Сид полностью осознает свои чувства к Кэсси, а Тони во время разговора с Мишель, в ходе которого он признается ей в любви, попадает под автобус. Сезон заканчивается песней Кэта Стивенса «Wild World», которую исполняют герои сериала.

Специальный небольшой эпизод «Секретная вечеринка молокососов» был снят 2 августа 2007 и был выложен на MySpace.

Сезон 2

Премьера второго сезона состоялась 11 февраля 2008 года на канале E4. Во втором сезоне Тони, попавший под автобус, пытается прийти в себя. Из-за проблем со здоровьем его характер на время меняется, а воспользовавшаяся его амнезией Эбби называется его девушкой. Однако, в конце концов, все встает на свои места, и отношения Тони с Мишель возобновляются. Гораздо больше, чем в первом сезоне, внимания уделено сестре Тони — Эффи. В седьмом эпизоде она знакомится со странноватой девочкой Пандорой, которая становится впоследствии её подругой. Из-за потери своего отца Сид путается в себе, ища помощи от Кэсси, которая, как думает Сид, изменяла ему, пока была в Шотландии. Мишель было очень трудно перенести все, что произошло с Тони, поэтому на её дне рождения она не отказывается от Сида. По возвращении домой, узнав о том, что Сид теперь с Мишель, Кэсси злится на своего «парня» и отказывается возобновлять отношения. Однако в седьмом эпизоде Эффи помогает им помириться. В Макси влюбляется Скетч — девушка, которая была готова на всё ради своего возлюбленного, даже несмотря на то, что он гей. У неё позднее завязываются отношения с Анваром. Крис и Джэл влюбляются друг в друга, девушка беременеет. В результате этого перед Джэл встает тяжелый выбор: оставить ребёнка или сделать аборт и поступить в музыкальный колледж, о котором она всегда мечтала. В предпоследнем эпизоде Крис умирает от опухоли мозга, и из-за этого Кэсси уезжает в Нью-Йорк. В последнем, десятом, эпизоде второго сезона, который называется «О каждом», Сид едет в Нью-Йорк на поиски Кэсси, Макси со своим парнем уезжают в Лондон, к ним присоединяется и Анвар, Джэл оплакивает Криса, Скетч снова остается одна, Тони и Мишель поступают в разные университеты. Место Тони и в прямом, и в переносном смысле занимает Эффи, переселившаяся в освободившуюся комнату старшего брата и ставшая главной героиней следующих двух сезонов.

Сезон 3

Премьера третьего сезона состоялась в январе 2009 года. Главным персонажем в этом сезоне стала Эффи. Вместе с подругой Пандорой она переходит из школы для девочек в колледж, где учились герои предыдущих двух сезонов. Там она знакомится с близняшками Кэти и Эмили, ответственной Наоми, а также с закадычными друзьями Куком, Фредди и Джей-Джеем. Застенчивая Эмили влюблена в Наоми, и та, в конце концов, отвечает ей взаимностью. Пандора знакомится с парнем из Африки Томасом. Однако основной сюжетной линией являются отношения Эффи и троих влюблённых в неё друзей. Хотя в последней серии Эффи признаётся в любви Фредди, финал остаётся открытым.

Сезон 4

В клубе, где работает диджеем Томас, сбрасывается с балкона молодая девушка София, находясь под действием наркотиков. Из-за случившегося Томаса увольняют с работы, а всех, кто был в тот день в клубе, допрашивает полиция. Позже Томас знакомится с дочкой священника, учащейся, как и он, в колледже Раундвью, и изменяет с ней Пандоре. В течение всей первой серии он пытается узнать, кто дал Софии наркотики, и вначале подозревает Кука, но, в конце концов, оказывается, что их продала Наоми, которой были нужны деньги. В самом конце первой серии Томас приходит с извинениями к Пандоре, но она его не прощает, как велела ей вернувшаяся Эффи. Вторая серия начинается с того, что, допрашивая Эмили и Наоми, инспектор ничуть не сомневается, что они были знакомы с мёртвой Софией. После допроса Эмили пытается выяснить у Наоми, знает ли и вправду та погибшую девушку, но Наоми просит не соваться её в это дело. Эмили проводит собственное расследование, из которого она узнает, что Наоми изменила ей с Софией. Эффи сходит с ума от любви к Фредди и впадает в депрессию. Джей-Джей знакомится с девушкой на работе, и приглашает ее на свидание. Впоследствии он узнает, что у неё есть сын, но его это не смущает. Кэти узнает, что не может иметь детей. После попытки покончить жизнь самоубийством Эффи попадает в больницу. Фредди думает, что психиатр Эффи, Джон Фостер, только вредит Эффи. В предпоследней серии Фостер убивает Фредди битой. В финале Томас собирается уехать учиться в Гарвард, Пандора тоже. Наоми и Эмили вместе. Кук находит в квартире психиатра окровавленные вещи Фредди, и тут появляется доктор Фостер с битой. Фостер говорит, что только он достоин Эффи. Джеймс в ярости кричит «Я — Кук!» и бросается на Джона. На этом сезон заканчивается. Финал остается открытым.

Сезон 5

Сезон начинается с поступления в школу новой девушки-неформалки по имени Фрэнки, к которой испытывает тайную нелюбовь самая популярная девушка класса по имени Мини. В начале она делает вид, что Фрэнки рады в её компании, но в решающий момент отворачивается от неё. Фрэнки убегает и на грани нервного срыва стоит у оврага, держа в руках пистолет её приемного отца, когда появляется таинственный незнакомец по имени Мэтти и поднимает ей самооценку своими комплиментами. Подруга Мини, Грейс, заново начинает дружбу с Фрэнки и другими «изгоями» школы — металлистом Ричем и фермером Ало. Грейс обращает своё внимание на Рича: она пытается помочь ему завязать отношения с девушкой, которая ему нравится. В конце концов, Рич преодолевает свою застенчивость, однако к этому времени он понимает, что на самом деле он влюблен в Грейс. Мини встречается с самым популярным парнем школы — Ником, который является спортсменом. Когда Мини устраивает показ мод, всё начинает проваливаться, в конечном итоге она отстранена от показа, также Мини переживает на счет своей репутации, так как Ник настаивает на сексе, а девушка оказывается девственницей. В придачу ко всему Мини узнает, что Ник переспал с её лучшей подругой, Лив. Тогда она заставляет себя заняться с ним сексом, который, однако, вызывает одно разочарование. Роман между Ником и Лив продолжается; они догадываются, что Мини в курсе, когда она объединяет две группы друзей в доме Лив на вечеринке. Лив не может справиться со стрессом и уходит гулять в одиночестве. Она встречает Мэтти, и они вдвоем проводят отличный день в наркотических похождениях по городу. Вернувшись домой, Лив узнает, что Мэтти — брат Ника. Братья мирятся, и Мэтти возвращается домой.

Мэтти повторно зачислен в колледж, но его отношения с Лив формируют новый любовный треугольник между ним, Лив и Фрэнки. Ник понимает, что утратил и Мини, и устраивает погром дома с помощью клюшки для гольфа. Фермера Ало родители хотят забрать из колледжа. В качестве протеста Ало устраивает вечеринку, когда его родители находятся в отъезде. По приезде у его отца случается сердечный приступ. Грейс знакомит Рича со своими родителями, и он с ужасом понимает, что отец его девушки — директор колледжа. Тот ставит условие своей дочке о том, что она должна учиться на одни пятерки, включая постановку пьесы Шекспира, премьера которой должна состояться в скором времени, для того, чтобы продолжить учиться в этом колледже. Несмотря на то, что постановка пьесы проходит на отлично, отец говорит Грейс, что она будет переведена в колледж для девочек. Рич делает предложение Грейс. Друзья устраивают для них свадьбу далеко от города, на которую они, по различным причинам, добираются по отдельности. По дороге Мэтти надеется заняться сексом с Фрэнки, но она к этому не готова, и, убегая от него в приступе паники, чуть не падает в пропасть. Мини защищает её. Хотя родители Грейс и срывают свадьбу, они разрешают ей остаться с друзьями. Сезон заканчивается сценой местной сельской вечеринки и смс-перепиской Фрэнки с Мэтти на ней.

Сезон 6

Сезон 6 начинается со сцен отдыха компании друзей в Марокко. Фрэнки потеряла свою девственность с Мэтти, но ей он вскоре наскучил, и она отвечает на ухаживания Люка — богатого торговца наркотиками. Мини решает лишить девственности Ало, но требует от него клятвы о том, что это останется между ними. Друзья Люка просят Мэтти помочь им с перевозкой наркотиков, в обмен на это предлагают не трогать Фрэнки. Фрэнки тем временем садится в машину с Люком и уезжает, Мэтти вместе с Лив и Грейс преследуют их, но он попадает в аварию и срывается с обрыва, при этом тяжело ранив Грейс. В панике он убегает, чтобы избежать ареста за хранение марихуаны и кетамина, подсунутого Люком в его автомобиль. Вернувшись в Бристоль, Фрэнки пытается справиться с чувством вины.

Отец Грейс мешает Ричу увидеться с Грейс в больнице, где она лежит в коме, а после переводит её в больницу в Швейцарии, якобы, чтобы держать её подальше от Рича. Рич и Ало устраивают концерт в доме Грейс в надежде собрать денег, чтобы помочь Ричу съездить в Париж, где он, как ему казалось, назначил встречу Грейс. На следующее утро отец Грейс возвращается в разгромленный дом и со слезами сообщает, что Грейс скончалась. После этого он уходит с поста директора колледжа, и им становится Даг.

В школу поступает новичок — гей по имени Алекс, который обращает внимание на круг друзей умершей девушки (в особенности на Лив). Его отец хочет отправить свою мать и бабушку Алекса, страдающую деменцией, в дом престарелых, но ни Алекс, ни его бабушка этого не хотят. В конце серии она умирает, а Алекс устраивает вечеринку на яхте, где выбрасывает гроб в море.

В четвёртой серии описаны переживания Фрэнки, она борется со стрессом, потом находит Люка в Бристоле и начинает с ним встречаться. Люк часто проводит время в бильярдной, а также участвует в уличных драках. Когда во время такой драки Ник пытается спасти Фрэнки, уводя её оттуда, Люк находит их и жестоко избивает Ника на глазах у Фрэнки. Потом Люк, находясь в наркотическом состоянии, насилует её. В конце серии оказывается, что Ник влюблён во Фрэнки, однако она предлагает быть друзьями.

Мини отстраняется от друзей после смерти Грейс и продолжает свои отношения с Ало. В надежде уйти от всех проблем она находит своего отца Грегори и ищет у него поддержки, но вскоре Мини узнает, что беременна от Ало, и в это же время отец вновь покидает её. Ник пытается найти деньги, чтобы вернуть Мэтти обратно в Англию, в то же время борясь с чувствами к Фрэнки. В конце эпизода она отвечает ему взаимностью. В седьмой серии на вечеринке Ало знакомится с девушкой Поппи Чемпион и через некоторое время предлагает ей встречаться. Они занимаются сексом, но когда Ало узнает, что Поппи 13 лет, он разрывает с ней отношения. Расстроенная Поппи заявляет на Ало в полицию, обвиняя его в педофилии, назначается суд, и Ало думает о том, чтобы сбежать, однако, в конце концов, ему чудом удаётся избежать наказания.

Алекс находит себе очередного парня и на время покидает Лив. Лив обнаруживает у себя опухоль на животе, но не торопится идти в больницу, когда боль становится нестерпимой, она всё же идёт в госпиталь, но там обнаруживается, что опухоль исчезла. Мини по-прежнему не хочет с ней общаться и игнорирует все её предложения. Лив пытается помириться с подругами, но в то же время она продолжает обвинять Фрэнки в смерти Грейс. В конце серии в Бристоль возвращается Мэтти.

Мать Мини хочет заставить её отказаться от ребёнка и отдать его на усыновление. Фрэнки постоянно находится с Мини и предлагает уехать с ней, убежав этим от всех проблем. В конце серии мама Мини и её бойфренд понимают, что Мини серьёзно настроена и смиряются с её положением. Фрэнки избегает Мэтти и Ника. Ало узнает о беременности Мини и приходит в панику, но в конце серии он признается ей, что готов строить семью и иметь ребёнка.

В заключительной серии у ребят выпускной, и по этому поводу Алекс организовывает грандиозную вечеринку. Мини лежит в больнице, но приходит в себя и со всеми идет на вечеринку, где мирится с Лив. Рич получает письмо о том, что он зачислен в университет. Несмотря на все испытания, которые выпали на его плечи, он всё же счастлив и даже не отворачивается от Мэтти, когда тот просит пустить его пожить. Мэтти просит у него прощения за то, что сбежал, оставив Грейс на месте аварии. Фрэнки, так и не определившись, кого любит больше, решает не оставаться ни с Мэтти, ни с Ником. Сами братья тоже понимают, что им нечего делить, окончательно мирятся и признаются друг другу в любви. Сезон заканчивается тем, что Фрэнки находит своих настоящих сестру и мать, а Мини рожает дочь, названную позже Грэйс. В заключительном моменте Рич, сидящий на полу больничного коридора, улыбается и, поднимая голову, говорит «Bye».

Сезон 7

8 марта 2012 года в сети появилась информация о том, что сериал будет закрыт после финального седьмого сезона, который увидит свет в августе 2013 года. Однако вместо новых героев (четвертого поколения) в съемках будут участвовать герои из трех предыдущих поколений. Вскоре эта информация была подтверждена на официальном сайте «Молокососов». Один из главных сценаристов и создателей сериала Джейми Бриттан в своем Твиттере написал, что седьмой сезон будет состоять из шести эпизодов — по два эпизода на каждое поколение. Кая Скоделарио, игравшая Эффи, уже была утверждена. Кэтрин Прескотт, исполнявшая роль Эмили Фитч, в своих интервью выказывала сильное желание вернуться в сериал. Также вернуться в проект захотела и Ханна Мюррей, игравшая Кэсси Эйнсворт. 17 мая 2012 года в своем твиттере Джек О'Коннелл объявил, что вернется в седьмом сезоне в роли Кука. Уже 19 мая Джейми Бриттан подтвердил заявление Джека об его участии в проекте и также добавил, что совсем скоро будет объявлен полный список актеров, возвращающихся в сериал. Джейми уточнил, что большое количество актеров уже было утверждено на роль, однако фанатам придется подождать официального заявления, чтобы узнать, кто именно появится в седьмом сезоне.

7 июня 2012 года Кая Скоделарио несколько раз недвусмысленно намекнула фанатам в своем Твиттере, что вернется в 7 сезоне в роли Эффи. Первый её твит «Интересно, что она делает сейчас? Давайте узнаем» был помечен тегом, цитирующим знаменитую фразу Эффи «Иногда мне кажется, что я неправильно родилась». Вторым твитом Скоделарио намекнула уже почти напрямую. «Она вернется» — написала актриса, не называя имени своей героини.

В конце июня в интервью журналу 1883 Magazine Джозеф Демпси, исполнявший роль Криса из первого поколения, поделился информацией о том, что в 7 сезоне его не будет. В этом интервью на вопрос «Появишься ли ты в 7 сезоне в каких-либо флэшбеках или, может, даже восстанешь из мертвых?» Джозеф ответил:

- Нет. Закончить сериал именно так — отличная идея. Это был такой классный сериал, великолепная стартовая площадка для молодых начинающих актеров. Надеюсь, его закончат с достоинством. Я знаю, что у них там приготовлено что-то очень интересное. Но лично я доволен тем, что мне даже не пришлось решать, возвращаться или нет. Мне всегда казалось, что возвращение — штука опасная.

26 июня Ларисса Уилсон, играющая в первом поколении Джел, также упомянула в своем Твиттере о том, что больше не вернется в сериал. На вопрос одного из фанатов, будет ли она в 7 сезоне, Ларисса просто ответила: «Нет, не вернусь».

7 сезон состоит из 6 эпизодов: два из них посвящены Эффи Стонем из 1-го и 2-го поколения (Skins. Fire), два — Кэсси Эйнсворт (Skins. Pure) из 1-го поколения и два — Джеймсу Куку из 2-го поколения (Skins. Rise). Примечательно, что ни о ком из героев прошлых сезонов, кроме Наоми и Эмили в «Skins. Fire» и отца и брата Кэсси в «Skins. Pure», в 7 сезоне не упоминается. В этом сезоне рассказывается о том, как сложилась жизнь повзрослевших подростков в Лондоне.

В первых двух сериях рассказывается история Эффи. Она живёт и работает в Лондоне секретарем в крупной фирме, крутит роман со своим начальником. Эффи находит информацию об одной очень важной сделке, но понимает, что такой груз ей не по силам. Наоми пытается остановить подругу.

Следующие два эпизода посвящены Кэсси. После путешествия с Сидом она возвращается домой. В кафе с ней заводит разговор девушка и рассказывает, что видела фото Кэсси на сайте и хочет выпытать, кто фотограф. Кэсси начинает думать, что за ней следят. Позже она узнаёт, что фотографом оказывается Джейкоб, который вместе с ней работает. Далее девушка принимает участие для фотосессии в журнале, провожает отца в Италию и забирает младшего брата к себе.

В пятом и шестом эпизодах речь идёт о Куке, человеке, которого гнетёт прошлое. Кук — наркодилер, крутящий интригу с девушкой своего босса и Эммой, работницей на заправке. Когда босс узнаёт об изменах своей возлюбленной, Кук спасает её, и они уезжают за город, в дом родителей Эммы.

В главных ролях

Первый и второй сезоны

• Николас Холт — Энтони «Тони» Стонем
• Эйприл Пирсон — Мишель «Шелл» Ричардсон
• Майк Бейли — Сидни «Сид» Дженкинс
• Ханна Мюррей — Кассандра «Кэсси» Эйнсворт
• Джозеф Демпси — Кристофер «Крис» Майлс
• Ларисса Уилсон — Джэландер «Джэл» Фейзер
• Митч Хьюэр — Макси Оливер
• Дев Патель — Анвар Кхаррал
• Кая Скоделарио — Элизабет «Эффи» Стонем
• Эйми-Фион Эдвардс — Люси Скетч

Третий и четвёртый сезоны

• Кая Скоделарио— Элизабет «Эффи» Стонем
• Лиза Бэквелл — Пандора «Панда» Мун
• Джек О’Коннелл— Джеймс Кук
• Люк Паскуалино — Фредерик «Фредди» МакКлэйр
• Олли Барбиери — Джона Джеремайа «Джей Джей» Джонс
• Лили Лавлесс — Наоми Кэмпбэлл
• Меган Прескотт — Кэтрин «Кэти» Фитч
• Кэтрин Прескотт — Эмили «Эмс» Фитч
• Клариса Клэйтон — Карэн МакКлэйр
• Мэрвил Люкиба — Томас «Томо» Томоне
• Джорджия Хеншоу — Лара Ллойд

Пятый и шестой сезоны

• Дакота Блю Ричардс — Франческа «Фрэнки» Фицджеральд
• Александр Арнольд — Ричард «Рич» Хардбек
• Шон Тил — Николас «Ник» Леван
• Себастьян де Соуза — Мэттью «Мэтти» Леван
• Уилл Меррик — Алоизиус «Ало» Криви
• Лайя Льюис — Оливия «Лив» Мэлоун
• Фрейя Мейвор — Минерва «Мини» МакГиннесс
• Джессика Сула — Грейс «Грейси» Вайолет Блад
• Сэм Джексон — Александр «Алекс» Хенли

Седьмой сезон

• Лили Лавлесс — Наоми Кэмпбэлл
• Кэтрин Прескотт — Эмили Фитч
• Кая Скоделарио — Элизабет «Эффи» Стонем
• Ханна Мюррей — Кассандра «Кэсси» Эйнсворт
• Джек О’Коннелл— Джеймс Кук

Фильм

В The Guardian 21 мая 2009 года напечатали статью о возможном фильме по Skins. По заявлению Channel4 фильм сейчас на стадии «предварительных переговоров». Channel4 уже имел успех в кино с фильмом «Миллионер из трущоб», в котором снялся звезда первых сезонов Skins Дев Патель.

27 мая 2010 года в блоге Skins появилось подтверждение съёмок фильма. Съёмки должны были начаться в сентябре 2010 года, выпуск был запланирован на лето 2011 года.

Участие в фильме даже подтвердили Дев Патель, Николас Холт и Кая Скоделарио.

Джек О'Коннелл написал 4 января 2012 года в своем микроблоге о том, что фильма не будет. А вся информация о нём в будущем — выдумки прессы.

Совсем недавно в своём интервью продюсер сериала Крис Клоф сообщил о том, что подумывает о создании 4 поколения. «Меня действительно заинтересовала возможность продолжения сериала, и особенно появившаяся идея о том, что в новом поколение будут ребята, которые покупали наркотики у Кука в 7 сезоне, то есть мы их свяжем, и они, возможно, станут новым поколением», — передаёт ELLE Magazinе.

Интересные факты

• В первом эпизоде первого сезона Тони Стонем читает книгу Сартра «Тошнота», в пятом эпизоде этого же сезона — труд Ницше «Так говорил Заратустра», в шестом эпизоде — автобиографическую повесть Джанет Уинтерсон «Кроме апельсинов, есть и другие фрукты», книгу о юной девушке, борющейся со своей гомосексуальностью.
• В седьмом эпизоде второго сезона Эффи Стонем читает биографию художника Жоржа Брака авторства Алекса Дэнчева.
• В [www.e4.com/skins/profile-effy.html своём блоге] Эффи объясняет свою молчаливость симпатией к Кларе Боу.
• В пятом эпизоде первого сезона на стене бара, в котором находятся Тони, Сид и Мишель, висят портреты отца Джэл, Рона Фейзера, известного рэп-музыканта.
• Во втором эпизоде второго сезона на репетиции школьного мюзикла «Осама» («Osama») о событиях 11 сентября Сид носит футболку с изображением самолёта, скидывающего бомбы.
• Во втором эпизоде второго сезона, когда Анвар первый раз занимается сексом со Скетч, преследовательницей Макси, он перечисляет все фильмы Хью Гранта. В конце он произносит фразу: «Я никогда не доходил до фильма „Мой мальчик“». Именно в этом фильме снимался молодой Николас Холт, исполняющий роль Тони Стонема.
• В шестом эпизоде второго сезона Тони знакомится с некой девушкой. Существует мнение, что она является или его анимой, или проекцией его сестры. Сам эпизод, предположительно, содержит большое количество аллюзий на миф об Орфее и Эвридике, который Эффи читает Тони в самом начале серии.
• В восьмом эпизоде второго сезона, когда Джэл, стоя на остановке, раздумывает вслух, делать ли ей аборт, ей выражает жестами неодобрение священник англиканской церкви.
• В девятом эпизоде второго сезона можно заметить, что на стене в комнате Криса изображены граффити-портреты всех героев первого поколения, причём Тони — дважды, что символизирует его раздвоённость.
• В первом эпизоде третьего сезона Кук открывает в школе шкафчик с вещами, в котором лежит порножурнал, бутылка водки, чёрная шапка. Он сжигает содержимое этого шкафчика. На дверце шкафчика написано «Сид Дженкинс, только для мужчин» («Sid Jenkins, Gentlemen only»). Этот шкафчик ранее принадлежал Сиду из «первого поколения».
• В пятом эпизоде третьего сезона Кук, придя к Фредди в гараж, произносит: «Никогда не угадаешь, что произошло — в парке один узкоглазый малолетний придурок двигает телом на куске линолеума с маленькой табличкой „Анвар Великолепный“, выступает перед прохожими, зарабатывая бабло…». Это отсылка к Анвару из «первого поколения».
• В шестом эпизоде третьего сезона можно заметить, что автомобиль, на котором ездит преподаватель политологии Кирон, — праворульная модификация советского ВАЗ-2104.
• В седьмом эпизоде третьего сезона Джей Джей заходит к Куку в студенческое общежитие колледжа. На стене комнаты, в которой живёт Кук, имеется сделанный маркером рисунок рыбки с надписью «Крис любит» («Chris loves»). Таким образом, комната Кука ранее принадлежала Крису из «первого поколения», умершему во втором сезоне. В свою очередь, в пятом эпизоде второго сезона Крис носит футболку с надписью «Я Кук» («I’m Cook»).
• Во втором эпизоде четвёртого сезона Эмили, проводящая собственное расследование смерти Софии, представляется её брату как Нэнси. Вероятно, это аллюзия на рыжеволосую девушку-детектива Нэнси Дрю.
• В восьмом эпизоде шестого сезона директор колледжа Даг рассказывает Лив, как он однажды танцевал диско на экзамене, чтобы помочь девушке сдать его. Эта девушка — Кэсси, а случай показан в девятом эпизоде второго сезона.
• Татуировки героев сериала: 1 поколение: Тони — символ огня на правой лопатке; Джэл — узор-бантик на пояснице. 2 поколение: Эффи — звезда на правом боку, цепочки на бёдрах; Кук — надпись «Кук» («Cook») возле большого пальца правой ладони, надпись «Jack The Lad» на правом плече, кельтский крест на левом боку; отец Кука — надпись «Кук» («Cook») возле большого пальца правой ладони; Наоми — цветочный орнамент на ступне. 3 поколение: Лив — звёздочки на правом предплечье, Мэтти — знак бесконечности на запястье, Рич — один из четырёх символов группы «Led Zeppelin» на спине.
• Поцелуй Фредди и Кука в 5 серии 3 сезона — полная импровизация Джека О’Коннелла. По сценарию Кук должен был ударить Фредди, но вместо этого Джек поцеловал Люка и сказал, как сильно его любит.
• В 1 серии 5 сезона на руке у Фрэнки написано «Fuck it!» — отсылка к Крису из первого поколения, это была его любимая фраза.
• Мэтти — единственный персонаж, не имеющий собственного эпизода.
• В 5 серии 7 сезона Чарли (девушка босса Кука) говорит, обращаясь к Куку: «Ты, значит, мой „Шофёр мисс Дэйзи“?». Это отсылка к Крису из «первого поколения». «Шофёр мисс Дэйзи» — это единственный фильм, который он смотрел. (Упоминание — Молокососы, 2 сезон, 2 серия: Все молокососы идут на вечеринку устроенную учителем драмы. Все должны были нарядится в костюмы голливудских героев, Макси был суперменом, Анвар — Рэмбо, а Крис — мисс Дэйзи, это единственный непорнографический фильм, который он смотрел.)

Ссылки

• Skins (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.channel4.com/skins Skins] на Channel4.com

Отрывок, характеризующий Молокососы

– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.