Московская диалектологическая комиссия

Моско́вская диалектологи́ческая коми́ссия (МДК; позднее — Постоянная комиссия по диалектологии русского языка) — объединение российских учёных (русистов и славистов) в единую организацию, учреждённую в 1903 году в Москве при Отделении русского языка и словесности Петербургской Академии наук и просуществовавшую до 1931 года. Базой для формирования МДК стал Кружок по изучению истории и диалектологии русского языка под руководством Ф. Е. Корша, значительную роль в создании комиссии сыграл академик А. А. Шахматов. Целью создания Московской диалектологической комиссии была работа в области диалектологии, основным её достижением явилось составление диалектологической карты русского языка (Н. Н. Дурново, Н. Н. Соколов, Д. Н. Ушаков, Опыт диалектологической карты русского языка в Европе с приложением Очерка русской диалектологии, 1915). С 1915 года председателем МДК становится один из её основателей Д. Н. Ушаков, занимавший этот пост вплоть до ликвидации комиссии в 1931 году.

Научная деятельность

В Московской диалектологической комиссии с самого начала её формирования работали такие известные учёные как А. А. Шахматов, Н. Н. Дурново, Н. Н. Соколов, Д. Н. Ушаков, Е. Ф. Карский, И. Г. Голанов, Е. Ф. Будде, Д. В. Бубрих, О. Брок, В. И. Чернышёв и др. МДК занималась самой разнообразной научной деятельностью, в её рамках велась разработка методов диалектологических исследований (проекты программ, методики собирания и суммирования сведений о русских говорах), проходили обсуждения вопросов унификации транскрипции, обсуждения теоретических проблем диалектологии и лингвистической географии (понятие единства говора как языковой системы, вопросы о характере диалектных границ, о переходных говорах в отличие от смешанных и др.). Также комиссией были организованы экспедиции с целью изучения важнейших диалектных явлений и публикация собранных материалов (Труды Московской диалектологической комиссии, выпуски 1—8, 1908—19; Труды постоянной комиссии по диалектологии русского языка, выпуски 9—12, 1927—31). В Трудах Московской диалектологической комиссии и сборниках Отделения русского языка и словесности Академии наук было опубликовано несколько выдающихся описаний говоров различных областей России, сделанных учёными, учителями, просто диалектологами-любителями.

В 20‑х гг. на заседаниях МДК проходили обсуждения докладов, посвящённых проблемам диалектологии других языков, теоретическим вопросам фонологии и грамматики, праславянскому языку, славянской этимологии и др. С докладами на заседаниях МДК выступали А. И. Соболевский, А. М. Селищев, Г. А. Ильинский, Н. Ф. Яковлев, Е. Д. Поливанов, Р. О. Шор, Р. И. Аванесов и мн. др.

С 1918 года на заседаниях комиссии началось обсуждение вопроса по составлению диалектологического атласа русского языка, с середины 20-х гг. была начата его предварительная разработка, предполагалось первоначально составить атлас центральных областей, примыкавших к Москве. Но этой работе помешала занятость членов комиссии публикациями собранных материалов к диалектологической карте 1915 года, отсутствие своего штатного персонала, а в начале 30-х гг. МДК была ликвидирована.

При участии Московской диалектологической комиссии был создан Московский лингвистический кружок, с которым комиссия поддерживала постоянные контакты в 1915-1924 гг.

Опыт диалектологической карты русского языка в Европе

Важнейшим этапом в деятельности МДК стала публикация в 1915 году Опыта диалектологической карты русского языка в Европе с приложением Очерка русской диалектологии Н. Н. Дурново, Н. Н. Соколова и Д. Н. Ушакова как итог огромной работы, проделанной большим числом русских учёных по собиранию диалектного материала и изучению диалектных явлений. На карте были впервые показаны территории распространения и диалектное членение трёх восточнославянских языков — русского, украинского и белорусского (называвшихся в традициях того времени великорусским, малорусским и белорусским наречиями русского языка). Эта работа на протяжении длительного времени была основой последующого диалектологического изучения и построения курсов русской диалектологии. При изучении современного состояния русских говоров, лингвисты обращаются к исследованиям, сделанным во времена Московской диалектологической комиссии, как к важному научному источнику, позволяющему судить об изменениях, произошедших в конкретных говорах, о языковых тенденциях, свойственных языку в целом. Также опыт создания диалектологической карты 1914 года был использован при построении современной группировки русских говоров в 1965 году.

См. также

• Московский лингвистический кружок
• Диалектологические карты русского языка

Ссылки

• Дурново Н. Н., Соколов Н. Н., Ушаков Д. Н. [issuu.com/link6363/docs/rus_dialekty_1915 Опыт диалектологической карты русского языка в Европе с приложением очерка русской диалектологии]. — М., 1915. — 132 с.

Отрывок, характеризующий Московская диалектологическая комиссия

– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.