Моисеев, Никита Николаевич
Поделись знанием:
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
(перенаправлено с «Никита Моисеев»)
| Никита Николаевич Моисеев | ||||||||||||||
 | ||||||||||||||
| Дата рождения: | ||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Место рождения: | ||||||||||||||
| Дата смерти: |
29 февраля 2000 (82 года) | |||||||||||||
| Место смерти: | ||||||||||||||
| Страна: | ||||||||||||||
| Научная сфера: |
общая механика, прикладная математика | |||||||||||||
| Место работы: | ||||||||||||||
| Альма-матер: | ||||||||||||||
| Научный руководитель: | ||||||||||||||
| Известные ученики: |
П. С. Краснощёков | |||||||||||||
| Награды и премии: |
| |||||||||||||
Ники́та Никола́евич Моисе́ев (10 [23] августа 1917, Москва — 29 февраля 2000, там же) — советский и российский учёный в области общей механики и прикладной математики, академик Академии наук СССР (впоследствии РАН) (1984) и ВАСХНИЛ (впоследствии РАСХН) (1985), почётный член Российской академии естественных наук (РАЕН), член Международной академии астронавтики (Париж), президент Российского отделения «Зелёного креста», президент Российского национального комитета содействия Программе ООН по охране окружающей среды, президент Международного независимого эколого-политологического университета (МНЭПУ) (1993—2000), главный редактор журнала «Экология и жизнь» (1995—2000). Основатель и руководитель целого ряда научных школ. Автор 35 монографий, 10 учебных пособий и более 300 научных и научно-популярных статей. Труды по динамике твёрдого тела с жидкостью, численным методам математической физики, теории оптимизации управления и др.
Президент Независимой консультативной ассоциации. Председатель серии «Оптимизация и исследование операций» (издательство «Наука»), член редакционной коллегии серии «Академические чтения» АН (издательство «Наука»), член редколлегии серии «Кибернетика — неограниченные возможности и возможные ограничения» (издательство «Наука»). Член редакционной коллегии ряда журналов: «Известия АН СССР. Серия биологическая», «Журнал вычислительной математики и математической физики», «Коммунист», «Вопросы философии» и «Детектив и политика» (журнал, основанный Юлианом Семёновым).
Содержание
Биография
Н. Н. Моисеев родился 23 августа 1917 года в Москве на мансарде небольшого особняка, который до сих пор стоит в Большом Афанасьевском переулке. В то время здание принадлежало Николаю Карловичу фон Мекку — сыну знаменитой покровительницы композитора П. И. Чайковского. Мать Никиты Николаевича — Елена Николаевна — была в этой семье приёмной дочерью. Отец — Николай Сергеевич Моисеев, был в то время приват-доцентом Московского университета, происходил из служилых дворян. В 1930 году он был репрессирован и погиб в Бутырской тюрьме.
Ещё учась в школе, Никита увлекался математикой, посещал математический кружок в Математическом институте им. Стеклова, активно занимался спортом — в 1934 году стал чемпионом СССР по лыжам среди юниоров (его коронная дистанция — 50 км). По окончании школы поступил в Педагогический институт и проучился в нём первый курс, после которого в 1935 году поступил в МГУ. Увлекался альпинизмом. В 1940 году был призван в армию, где обучал лыжной технике бойцов для боевых действий в советско-финляндской войне. В 1941 году Н. Н. Моисеев окончил механико-математический факультет МГУ по специальности «функциональный анализ».
Н. Н. Моисеев — участник Великой Отечественной войны. В 1942 году после окончания специальных курсов Военно-воздушной инженерной академии им. Н. Е. Жуковского направлен в действующую армию. Сначала служил старшим техником авиационной эскадрильи, а затем инженером и начальником службы по вооружению авиаполка (из-за нехватки лётного состава неоднократно выполнял обязанности воздушного стрелка на ИЛ-2, дважды был подбит) на Брянском, Волховском, Ленинградском и Втором Прибалтийском фронтах. В 1944 году вступил в ряды КПСС.
В 1946—1948 годах Н. Н. Моисеев работает старшим инженером НИИ-2 Минавиапрома, преподаёт в Военно-воздушной инженерной академии им. Жуковского. В 1948 году защищает диссертацию на соискание учёной степени кандидата технических наук и завершает службу в Советской Армии в должности начальника учебного отдела Харьковского высшего военного авиационного училища в звании капитан запаса.
C 1949 года Никита Николаевич преподаёт на кафедре реактивной техники МВТУ им. Баумана (здесь же читали спецкурсы С. П. Королёв, В. Н. Челомей, В. П. Бармин), затем, по рекомендации Г. И. Двухшерстова, переезжает в Ростов, работает старшим преподавателем, доцентом и, наконец, и. о. заведующим кафедрой теоретической механики Ростовского государственного университета.
В начале 1950-х годов Н. Н. Моисеев принят в докторантуру Математического института им. Стеклова. Ведёт исследовательскую работу под руководством и при участии видных учёных: Ю. А. Победоносцева, Д. А. Вентцеля, академиков И. Е. Тамма, М. А. Лаврентьева, И. М. Виноградова, Л. И. Седова, С. Л. Соболева, М. В. Келдыша, и в 1955 году защищает диссертацию на соискание учёной степени доктора физико-математических наук.
В 1956 году Н. Н. Моисеева назначают профессором кафедры математики Московского физико-технического института, где он организует Факультет управления и прикладной математики и становится его первым деканом. Одновременно он работает старшим научным сотрудником, заведующим лабораторией Вычислительного центра АН СССР, а в 1967—1985 годах является заместителем директора по научной работе ВЦ АН СССР. Под его руководством выполнены исследования по разработке математической модели последствий ядерной войны — «ядерная зима» (1983).
C 1985 года и до конца своей жизни Н. Н. Моисеев — советник директора ВЦ АН СССР (РАН), он также один из основателей и президент МНЭПУ (1992). В 1995 году стал главным редактором научно-популярного журнала «Экология и жизнь»,[1] первый номер которого вышел в 1996 году.
Скончался 29 февраля 2000 года после тяжёлой продолжительной болезни. Похоронен на Даниловском кладбище в Москве[2].
Основные направления исследовательской деятельности
- теория системного анализа и оптимальных систем;
- прикладная математика и её приложения для решения сложных задач физики и техники;
- теория и методы расчёта систем управления и траекторий космических объектов;
- теория управления (общие вопросы теории и методы расчёта конкретных систем управления космическими объектами) и методы оптимизации, в том числе природопользования;
- модели динамики биосферы и её стабильности при антропогенных воздействиях (в 1983 году были получены количественные оценки возможных последствий ядерной войны, известные как «ядерная зима» и «ядерная ночь»);
- философия естествознания, в том числе методологические проблемы взаимоотношения биосферы и общества и математические модели стабильности биосферы в условиях антропогенных воздействий;
- философские и политологические проблемы общества в условиях переходного периода России[3], процессов самоорганизации (или универсального эволюционизма, по терминологии Н. Н. Моисеева) и необратимости эволюционных процессов;
- педагогические и этические проблемы формирования нового мировоззрения для пересмотра взаимоотношения человека и природы, идей эпохи ноосферы В. И. Вернадского и провозглашение коэволюции человека и биосферы как условия выживания человека на планете.
Н. Н. Моисеев — основоположник целого ряда новых направлений в прикладной математике. Его работы посвящены механике и гидродинамике, численным методам в теории оптимального управления, теории иерархических систем, имитационному моделированию, автоматизации проектирования, междисциплинарным исследованиям экологических проблем. В каждой из этих областей Никите Николаевичу принадлежат основополагающие достижения.
Научные интересы Н. Н. Моисеева были широки и разнообразны. Понимание перспектив развития прикладной математики, вычислительной техники, острая гражданская заинтересованность проблемами страны 50 с лишним лет определяли направления и характер его деятельности. Будучи заместителем директора Вычислительного центра АН СССР (впоследствии — РАН), Н. Н. Моисеев открывал новые области исследований, устанавливал тесные контакты с отраслевыми НИИ и КБ, создавал новые отделы.
Никита Николаевич содействовал созданию Российского общества экологической экономики (РОЭЭ), и выступил с пленарным докладом на открытии его Первой Международной конференции в 1993 году, был членом Совета общества.
Награды
- орден Красной Звезды (1944)
- орден Отечественной войны II степени (1945)
- медаль «За оборону Ленинграда».
- медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг»
- Государственная премия СССР за цикл работ по динамике движения тел (1980);
- Премия Совета Министров СССР (1981);
- орден Ленина (1987);
- международная премия [www.global500.org/ Glob-500] (ООН) (1995);
- золотая медаль РАЕН им. П. Л. Капицы (1997).
Основные работы
Монографии и учебные пособия
- Моисеев Н. Н., Румянцев В. В. Динамика тела с полостями, содержащими жидкость. — М.: «Наука», 1965. — 439 с.
- Моисеев Н. Н., Петров А. А. Численные методы расчёта собственных частот колебаний ограниченного объёма жидкости. — М.: Б. и., 1966. — 269 с.
- Численные методы теории оптимального управления. — М.: Б. и., 1968. — 163 с.
- Асимптотические методы нелинейной механики. — М.: «Наука», 1969. — 379 с.
- Численные методы в теории оптимальных систем. — М.: «Наука», 1971. — 424 с.
- Элементы теории оптимальных систем. — М.: «Наука», 1975. — 526 с.
- Моисеев Н. Н., Иванилов Ю. П., Столярова Е. М. Методы оптимизации. — М.: «Наука», 1978. — 351 с.
- Асимптотические методы нелинейной механики : [Учеб. пособие для ун-тов] / Н. Н. Моисеев. — 2-е изд., перераб. — М.: Наука, 1981. — 400 с.
- Математические задачи системного анализа: [Учеб. пособие для вузов по спец. «Прикл. математика»] / Н. Н. Моисеев. — М.: Наука, 1981. — 487 с.
- Моисеев Н. Н., Александров В. В., Тарко А. М. Человек и биосфера: Опыт систем. анализа и эксперименты с моделями / Н. Н. Моисеев, В. В. Александров, А. М. Тарко. — М.: Наука, 1985. — 271 с.
- Методы информатики в управлении народным хозяйством : [Учеб. пособие] / Н. Н. Моисеев; Акад. нар. хоз-ва при Совете Министров СССР, Каф. автоматизир. систем управления и экон.-мат. методов. — М.: АНХ СССР, 1988. — 118 с.
- Избранные труды: [В 2 т.] / Никита Николаевич Моисеев; Вычисл. центр им. А. А. Дородницына РАН. Фонд глоб. проблем выживания человечества им. Н. Н. Моисеева. — М.: Тайдекс Ко, 2003-____ (ГУП Смол. обл. тип. им. В. И. Смирнова). ISBN 5-94702-016-5
- Т. 1: Гидродинамика и механика. Оптимизация, исследование операций и теория управления. — 2003. — 374, [1] с.
- Т. 2: Междисциплинарные исследования глобальных проблем. Публицистика и общественные проблемы / [сост. : Ю. Г. Евтушенко и др.]. — 2003 (ГУП Смол. обл. тип. им. В. И. Смирнова). — 262, [1] с. ISBN 5-94702-017-3
Препринты
- Методы оптимизации. Гл. 1. Задача отыскания экстремума функций многих переменных. — М.: Б. и., 1968. — 96 с. (Переиздание: М.: Б. и., 1969. — 96 с.)
- Методы оптимизации. Гл. 2. Нелинейное программирование. — М.: Б. и., 1969. — 74 с.
- Методы оптимизации. Гл. 6. Задачи синтеза оптимальных систем управления. — М.: Б. и., 1969. — 174 с.
- Моисеев Н. Н., Кононенко А. Ф. Методы оптимизации. Гл. 2; 3. Нелинейное программирование; Динамическое программирование. — Долгопрудный: Б. и., 1972. — 156 с.
Научно-популярные книги
- Математик задаёт вопросы… (Приглашение к диалогу). — М.: «Знание», 1974. — 191 с.
- Слово о научно-технической революции. — М.: «Молодая гвардия», 1978. — 222 с.
- Математика ставит эксперимент. — М.: «Наука», 1979. — 223 с.
- Человек, среда, общество. Проблема формализации описания. — М.: «Наука», 1982. — 240 с.
- Люди и кибернетика / Н. Моисеев. — М.: Мол. гвардия, 1984. — 224 с.
- Слово о научно-технической революции / Н. Моисеев. — 2-е изд., доп. изд. — М.: Мол. гвардия, 1985. — 238 с. — (Эврика).
- Человек, природа и будущее цивилизации: «Ядерная зима» и проблема «запретной черты» : [Пер. с рус.] / Никита Моисеев. — М.: Изд-во агентства печати «Новости», 1986. — 92, [1] с.
- Алгоритмы развития / Н. Н. Моисеев; АН СССР. — М.: Наука, 1987. — 302, [2] с.
- Социализм и информатика. — М.: Политиздат, 1988. — 285 с.
- Экология человечества глазами математика : (Человек, природа и будущее цивилизации) / Н. Моисеев. — М.: Мол. гвардия, 1988. — 251,[3] с. — (Эврика). ISBN 5-235-00061-7
- Человек и ноосфера / Н. Моисеев. — М.: Мол. гвардия, 1990. — 351, [1] с. ISBN 5-235-01070-1
- Пути к созиданию / Н. Н. Моисеев. — М.: Республика, 1992. — 254, [1] с. ISBN 5-250-01303-1
- Восхождение к Разуму : Лекции по универс. эволюционизму и его прил. / Н. Н. Моисеев. — М.: Фирма коммерч. рекламы и науч.-техн. пропаганды «ИздАТ», 1993. — 174, [1] с. ISBN 5-86656-011-9
- [samlib.ru/n/nikita_n_m/moiseev.shtml Как далеко до завтрашнего дня… Свободные размышления, 1917—1993]. — М.: «Аспект Пресс», 1994. — 304 с.
- Как далеко до завтрашнего дня… : Свободные размышления, 1917—1993 / Н. Н. Моисеев; Междунар. независимый экол.-политол. ун-т. — М.: Изд-во МНЭПУ, 1997. — 309, [1] с. ISBN 5-7383-0045-9
- Переизд. в кн.: Как далеко до завтрашнего дня… : Свободные размышления, 1917—1993; Воспоминания о Н. Н. Моисееве. — М., 2002. — 487, [1] с. — (Библиотека журнала «Экология и жизнь»). ISBN 5-94702-003-3
- Современный рационализм / Н. Н. Моисеев; Рос. науч. гуманитар. фонд, Междунар. независимый экол.-политол. ун-т. — М.: МГВП КОКС, 1995. — 376 с.
- Цивилизация на переломе. Пути России / Н. Н. Моисеев; Ин-т соц.-полит. исслед. РАН, Акад. соц. наук. — М.: РИЦ ИСПИ, 1996. — 167 с. ISBN 5-7556-0039-2
- Экология и образование / Н. Н. Моисеев. — М.: ООО «Юнисам», 1996. — 190,[1] с. ISBN 5-86986-028-8
- Время определять национальные цели / Н. Н. Моисеев; Междунар. независимый экол.-политол. ун-т. — М.: Изд-во МНЭПУ, 1997. — 256 с. ISBN 5-7383-0047-5
- Мировое сообщество и судьба России / Н. Н. Моисеев; Междунар. независимый экол.-политол. ун-т. — М.: Изд-во МНЭПУ, 1997. — 268,[1] с. ISBN 5-7383-0046-7
- С мыслями о будущем России / Н. Н. Моисеев. — М.: Фонд содействия развитию соц. и полит. наук, 1997. — 210 с. ISBN 5-7556-0079-1
- Расставание с простотой / Никита Моисеев. — М.: Аграф, 1998. — 472 с. — (Путь к очевидности). ISBN 5-7784-0050-0
- Быть или не быть… человечеству? / Никита Моисеев. — М., 1999. — 288 с. ISBN 5-86646-131-5
- Размышление о современной политологии. Политические науки: новые проблемы. — М.: Изд-во МНЭПУ, 1999. — 212 с. (Переизд.: Н. Н. Моисеев. Размышление о современной политологии. Политические науки: новые проблемы. — М.: Изд-во МНЭПУ, 2000. — 212 с.)
- Судьба цивилизации. Путь разума / Н. Н. Моисеев. — Москва : Яз. рус. культуры, 2000. — 223, [1] с. — (Язык. Семиотика. Культура.). ISBN 5-7859-0118-8
- Универсум. Информация. Общество / Никита Николаевич Моисеев. — М.: Устойчивый мир, 2001. — 198, [1] с. — (Библиотека журнала «Экология и жизнь». Устройство мира). ISBN 5-93177-016-X
- Заслон средневековью : Сборник / Никита Николаевич Моисеев. — М. : Тайдекс Ко, 2003 (ГУП Смол. обл. тип. им. В. И. Смирнова). — 309, [2] с.- (Библиотека журнала «Экология и жизнь» / Фонд глобал. проблем выживания человечества им. Н. Н. Моисеева). ISBN 5-94702-018-1
Брошюры
- О математических методах исследования нелинейных колебаний жидкости. — М.: ВЦ АН СССР, 1961. — 15 с.
- Исследование операций. Лекция. — М.: Б. и., 1969. — 41 с.
- Математика — управление — экономика. — М.: «Знание», 1970. — 62 с.
- Математические модели экономической науки. — М.: «Знание», 1973. — 64 с.
- Простейшие математические модели экономического прогнозирования. — М.: «Знание», 1975. — 63 с.
- Неформальные процедуры и автоматизация проектирования. — М.: «Знание», 1979. — 63 с.
- Модели экологии и эволюции / Н. Н. Моисеев. — М.: Знание, 1983. — 64 с.
- Информатика в экономике и управлении : Текст лекций / Н. Н. Моисеев; Акад. нар. хоз-ва при Совете Министров СССР, Каф. автоматизир. систем управления и экон.-мат. методов. — М.: АНХ, 1986. — 39 с.
- Идеи естествознания и общественные науки / Н. Н. Моисеев; АН СССР, ВЦ. — М.: ВЦ АН СССР, 1991. — 55 с.
- Современный антропогенез и цивилизационные разломы: (Экол.-политол. анализ) / Н. Н. Моисеев; Междунар. независимый экол.-политол. ун-т. — М.: МНЭПУ, 1994. — 46, [1] с.
- Агония России. Есть ли у неё будущее? : Попытка систем. анализа пробл. выбора / Н. Н. Моисеев; Открытый экол. ун-т «ЗМ». — М.: ЭКОПРЕСС-«ЗМ», 1996. — 78 с. ISBN 5-207-00123-X
- Экологический социализм / Никита Моисеев; Рос. движение за новый социализм. — М.: Реалисты, 1998. — 47 с. ISBN 5-7918-0042-8
Редакторская работа
- Введение в динамику тела с жидкостью в условиях невесомости. Сборник статей. / Отв. ред. Н. Н. Моисеев. — М.: Б. и., 1968. — 279 с.
- Системы распределения ресурсов на графах. Сборник статей. / Отв. ред. Н. Н. Моисеев. — М.: Б. и., 1970. — 127 с.
- Методы системного анализа в проблемах рационального использования водных ресурсов. Т. 2. / Под ред. Н. Н. Моисеева. — М.: Б. и., 1976. — 502 с.
- Методы системного анализа в проблемах рационального использования водных ресурсов. Некоторые модели социально-экономических систем. Сборник. / Под ред. Н. Н. Моисеева. — М.: Б. и., 1977. — 135 с.
- Математические методы в исследовании операций : Сб. статей / Под ред. Н. Н. Моисеева, П. С. Краснощёкова. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. — 192 с.
- Бисвас А. К., Линслей Р. К., Матейлис Н. К. и др. Системный подход к управлению водными ресурсами. / Пер. с англ. С. Б. Огнивцева; под ред. Н. Н. Моисеева. — М.: «Наука», 1985. — 392 с.
- Кибернетика и вычислительная техника. Сборник статей. Вып. 3. / Ред.-сост. Н. Н. Моисеев, А. А. Петров. Под ред. В. А. Мельникова. — М.: «Наука», 1987. — 316 с.
- Пути применения и совершенствования современных вычислительных средств: Межвуз. сб. науч. тр. / Смол. гос. пед. ин-т им. Карла Маркса; Под ред. Н. Н. Моисеева. — Смоленск: СГПИ, 1987. — 93, 5 с.
- Информатика в планировании и управлении : [Сб. науч. тр.] / Акад. нар. хоз-ва при Совете Министров СССР, Каф. автоматизир. систем управления и экон.-мат. методов; [Редкол.: Н. Н. Моисеев (отв. ред.) и др.]. — М.: АНХ СССР, 1987. — 193 с.
- Глобальная нравственность: Материалы симпоз., провед. под эгидой комис. СССР по делам ЮНЕСКО и Сов. ком. защиты мира (30-31 янв. 1989 г.) / [Редкол.: Н. Н. Моисеев (отв. ред.) и др.]. — М.: Информ.-изд. центр «Экспресс» : НИИ общ. педагогики, 1989. — 121, [2] с.
- Персональный компьютер: рабочее место профессионала: [Сб. ст.] / АН СССР; [Ред.-сост. Н. Н. Моисеев; Предисл. И. М. Макарова]. — М.: Наука, 1989. — 168,[3] с. — (Сер. «Кибернетика — неогранич. возможности и возмож. ограничения»). ISBN 5-02-007151-X
- Экзистенциальная самозащита биосферы. Сборник рефератов. / Отв. ред. Н. Н. Моисеев. — М.: ИНИОН, 1990. — 55 с.
- Глобальная нравственность : [Сборник] / Ассоц. «Действия в защиту биосферы» Фонда социал. изобрет. СССР и др.; [Редкол.: Н. Н. Моисеев (отв. ред.) и др.]. — М.: ИНИОН, 1990. — 31 с. — (Специализир. информ. по пробл. экологии. АН СССР, ИНИОН).
- Россия на новом рубеже : [Сб. ст.] / Междунар. фонд соц.-экон. и политол. исслед. (Горбачёв-фонд), Центр пробл. культуры; [Под ред. Н. Н. Моисеева, В. Б. Иорданского]. — М.: Апрель-85, 1995. — 286 с. ISBN 5-86493-004-0
Личная жизнь
В молодости увлекался альпинизмом, несколько лет работал инструктором в альпинистских лагерях[4].
Напишите отзыв о статье "Моисеев, Никита Николаевич"
Литература
- Петров А. А. Никита Николаевич Моисеев — судьба страны в судьбе учёного. М.: АНО журн. «Экология и жизнь», 2011. 152 с., ил., "Библиотека журнала «Экология и жизнь», 2 000 экз., ISBN 978-5-904553-04-3
- Михайлов, Игорь Алексеевич. Воспоминания о пережитом и тревоги о будущем (статья о Н. Н. Моисееве) // журнал «Свободная мысль», 1999, № 12.
Примечания
- ↑ [www.ecolife.ru/zhurnal/ История журнала «Экология и жизнь»]
- ↑ [www.moscow-tombs.ru/2000/moiseev_nn.htm Могила Н. Н. Моисеева на Даниловском кладбище]
- ↑ «Уже много лет назад академик Никита Моисеев выдвинул свой проект. Он сказал: единственное, что мы можем предложить миру, — это наше геополитическое положение. Мы являемся кратчайшим путём между двумя очагами цивилизации, между двумя регионами — между Европой, роль которой в XXI веке будет возрастать, и всей азиатско-океанической цивилизацией. Если бы мы сумели сегодня наладить транспорт — Севморпуть, железные дороги, авиацию и так далее, мы бы получили гигантские инвестиции, потому что путь Лондон—Токио через Россию в три раза дешевле, чем вокруг Африки. Значит, есть выход» (цит. по: В. Т. Логинов. [scenario.ng.ru/interview/2000-11-15/1_russia.html Россия на грани, или постижение Путина]).
- ↑ Моисеев Н.Н. Об альпинизма и Игоре Евгениевиче Тамме // [www.e-reading.club/chapter.php/39633/13/Moiseev_-_Kak_daleko_do_zavtrashnego_dnya.html Как далеко до завтрашнего дня]. — М.: МНЭПУ, 1997.
Ссылки
- [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=oi-.id-250.ln-ru.pr-ref.uk-1 Публикации Н. Н. Моисеева] — полный список на сайте РАН.
- Виртуальный музей на сайте «Человек и биосфера»: [www.ccas.ru/manbios/mois_r.html Академик Н. Н. Моисеев].
- Петров А. Выдающийся российский учёный Н. Н. Моисеев // сб. [www.ccas.ru/olenev/EKOMOD2007.pdf Экомод-2007] стр.9—28.
- [www.ccas.ru/jubilee/sbornik.pdf 50 лет ВЦ РАН: история, люди, достижения.] М.: ВЦ РАН, 2005 г. 320 с. ISBN 5-201-09837-1. С. 45-52.
- Одноколенко О. [www.segodnya.ru/w3s.nsf/Contents/2000_48_polit_text_odnokolenko1.html «Политический эгоизм страшнее термоядерной бомбы» Академик Моисеев просчитал Апокалипсис].
- Интервью [www.universitates.kharkov.ua/arhiv/2000_1/moiseev/moiseev.html журналу «Эксперт» (1998, № 24)]
- Моисеев Н. Н. [www.ccas.ru/manbios/kak_daleko_r.html Как далеко до завтрашнего дня. Свободные размышления. 1917—1993] // в музее акад. Н. Н. Моисеева на портале ВЦ РАН.
- [rikmosgu.ru/about/members/Moiseev/ Моисеев Никита Николаевич — Первый Президент Русского интеллектуального клуба (1999—2000 гг.)]
- [www.mnepu.ru/fl/site/993/kniga_2_iz_nau4nogo_nasledia_n.n._moiseeva_.pdf Труды Моисеева Никиты Николаевича по вопросам современного образования]
- [www.mnepu.ru/university/doctors/moiseev/ Моисеев Никита Николаевич — Первый Президент Международного независимого эколого-политологического университета(1993—2000 гг.)]
- [von-meck.info/24-smi/smi-o-fon-mekk-sovremennye/101-fon-mekk-i-moiseevy-konstantin-rodionov Статья К.Радионова. Фон-Мекк и Моисеевы. АЛЬМАНАХ «Преображение» No 5. 2014.]
Отрывок, характеризующий Моисеев, Никита Николаевич
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Категории:
- Родившиеся 23 августа
- Родившиеся в 1917 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Москве
- Умершие 29 февраля
- Умершие в 2000 году
- Умершие в Москве
- Выпускники механико-математического факультета МГУ
- Кавалеры ордена Ленина
- Кавалеры ордена Отечественной войны II степени
- Кавалеры ордена Красной Звезды
- Награждённые медалью «За оборону Ленинграда»
- Награждённые медалью «За взятие Кенигсберга»
- Награждённые медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Лауреаты Государственной премии СССР
- Лауреаты премии Совета Министров СССР
- Учёные по алфавиту
- Выпускники МГУ 1941 года
- Выпускники Военно-воздушной инженерной академии имени Н. Е. Жуковского
- Математики по алфавиту
- Математики России
- Математики СССР
- Клиометристы
- Преподаватели кафедры высшей математики Московского физико-технического института
- Деканы факультета управления и прикладной математики Московского физико-технического института
- Действительные члены АН СССР
- Действительные члены РАН
- Сотрудники ВЦ РАН
- Эволюционисты
- Биологи XX века
- Академики ВАСХНИЛ
- Преподаватели МНЭПУ
- Академики РАСХН
- Преподаватели МГТУ
- Преподаватели Ростовского государственного университета
- Похороненные на Даниловском кладбище
