Надеждин, Николай Иванович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Н. И. Надеждин»)
Перейти к: навигация, поиск
Николай Иванович Надеждин
Псевдонимы:

Экс-студент Никодим Надоумко

Место рождения:

село Нижний Белоомут, Зарайский уезд, Рязанская губерния

Род деятельности:

литературный критик, философ, этнограф, лингвист

Направление:

критика, философия, эстетика

Язык произведений:

русский

[az.lib.ru/n/nadezhdin_n_i Произведения на сайте Lib.ru]

Николай Иванович Надеждин (5 (17) октября 1804 — 11 (23) января 1856) — русский учёный, критик, профессор Московского Университета, философ, журналист, этнограф, знаток раскола церкви и её истории.





Ранние годы

Родился в семье сельского священника. Окончил рязанское духовное училище (1815), Рязанскую духовную семинарию (1820) и Московскую духовную академию (1824). После окончания академии был профессором словесности и немецкого языка в Рязанской духовной семинарии; также исполнял в ней должность библиотекаря.

В 1826 году подал прошение об отставке, вышел из духовного звания и переехал в Москву, где познакомился с профессором-медиком Ю. Е. Дядьковским, а через него — с редактором «Вестника Европы» М. Т. Каченовским. С этого начался новый этап в жизни Н. И. Надеждина.

Начало литературной и научной деятельности

В 1828 году «Вестник Европы» напечатал первые статьи Надеждина «С Патриарших прудов»: «Литературные опасения за будущий год» и др., — за подписью Никодим Надоумко. В 1831 году он основал журнал «Телескоп», в котором также публиковал критику. Эта деятельность продолжалась до 1836 года, когда за публикацию «Философических писем» П. Я Чаадаева «Телескоп» был закрыт, а сам Николай Иванович сослан в Усть-Сысольск[1], затем в Вологду.

В 1830 году Надеждин защитил в Московском университете диссертацию о романтической поэзии на латинском языке, за которую получил степень доктора этико-филологических наук и с декабря 1831 года по июнь 1835 года, в качестве ординарного профессора университета по кафедре теории изящных искусств и археологии, читал курсы: «Теория изящных искусств», «Археология, или История изящных искусств по памятникам», «Ложка». Одновременно преподавал логику, российскую словесность и мифологию в Московской театральной школе.

Философия Надеждина

Взгляды Николая Ивановича были противоречивы. С одной стороны, он был убеждённым монархистом и противником революций. С другой — выступал за демократизацию образования[2]. Он критиковал субъективный идеализм и агностицизм. По его мнению, высшим этапом философии была «философия тождества» Шеллинга за счёт её вещественности и попыток опереться на опыт. Философия Шеллинга в целом и его учение о противоречивости в частности оказали на Надеждина большое влияние. Он стремился рассмотреть борьбу и примирение противоборствующих начал во всех сферах жизни.

Служба в Министерстве внутренних дел

С 1838 года он служил Министерстве внутренних дел Российской империи в Санкт-Петербурге. В 1843 году Николай Иванович стал редактором «Журнала Министерства Внутренних дел». В 1845 году Надеждин опубликовал статью «Исследование о скопической ереси», а в 1846 — «О заграничных раскольниках»; обе они были результатом официальных поручений Министерства. Для журнала он также писал статьи по этнографическому, статистическому и географическому изучению России; министр Л. А. Перовский уважал его и консультировался у него по религиозно-бытовым и историческим вопросам. Надеждин одним из первых научно сформулировал задачи этнографии, которые представил в статье «Об этнографическом изучении народности русской» («Записки РГО». — 1847. — Кн.2).

Деятельность в Русском географическом обществе

В 1848 году Николай Иванович стал председательствующим в отделении этнографии Русского географического общества. Также он был редактором «Географических Известий» и «Этнографического Сборника». Надеждин написал несколько трудов по исторической географии, вместе с К. Д. Кавелиным отстаивал идею об организации массовой работы по изучению России и русского народа. По замыслу Николая Ивановича необходимо было разослать на места для заполнения самими жителями формы описаний местности, в которой они проживают, что и было сделано. С конца 1840-х годов в Географическое общество стали поступать описания городов, сёл, приходов и т. д. Интерес в обществе эта программа вызвала колоссальный, из многих губерний приходили запросы на дополнительные экземпляры для заполнения[3]. Эта программа принесла Географическому обществу много новых данных.

Похоронен под Смоленской церковью на Смоленском православном кладбище[4].

Основные сочинения

  • Надеждин Н. И. Опыт исторической географии русского мира. СПб., 1837. (Библиотека для Чтения. Т. 22. Ч. 2).
  • Надеждин Н. И. Литературная критика. Эстетика. М., 1972.

Напишите отзыв о статье "Надеждин, Николай Иванович"

Примечания

  1. [slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%9B%D0%B8%D1%82.%20%D1%8D%D0%BD%D1%86%D0%B8%D0%BA%D0%BB%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D0%B4%D0%B8%D1%8F/%D0%9D%D0%B0%D0%B4%D0%B5%D0%B6%D0%B4%D0%B8%D0%BD/ Надеждин] // Лит. энциклопедия. [www.webcitation.org/6Dpcc1LGF Архивировано] из первоисточника 21 января 2013.
  2. Манн Ю. Н. И. Н. — предшественник Белинского // «Вопросы литературы». — 1962. — № 6.
  3. [ia-luh.mosoblonline.ru/rodnie_istor/1185.html Газета «Луховицкие вести»]. Проверено 17 января 2013. [www.webcitation.org/6DpceJxDA Архивировано из первоисточника 21 января 2013].
  4. План кладбища // Отдел IV // Весь Петербург на 1914 год, адресная и справочная книга г. С.-Петербурга / Ред. А. П. Шашковский. — СПб.: Товарищество А. С. Суворина – «Новое время», 1914. — ISBN 5-94030-052-9.

Литература

  • Волков В. А., Куликова М. В., Логинов В. С. Московские профессора XVIII — начала XX веков. Гуманитарные и общественные науки. — М.: Янус-К; Московские учебники и картолитография, 2006. — С. 171—172. — 300 с. — 2 000 экз. — ISBN 5—8037—0164—5.
  • Каменский З. А. [az.lib.ru/n/nadezhdin_n_i/text_0020.shtml Надеждин, Николай Иванович] // Русские писатели : Биобиблиографический словарь / Под ред. П. А. Николаева. — М.: Просвещение, 1990. — Т. 2: М-Я.
  • Козмин Н. К. [lib.pushkinskijdom.ru/LinkClick.aspx?fileticket=llcXJ9Z63jo%3D&tabid=10332 Н. И. Надеждин : Жизнь и научно-литературная деятельность. 1804—1836.] — СПб., 1912.
  • Надеждин, Николай Иванович (профессор) // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.М., 1896—1918.
  • Надеждин, Николай Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Трубачев С. С. [www.memoirs.ru/rarhtml/Trub_IV89_37_89.htm Предшественник и учитель Белинского] // Исторический вестник. — 1889. — Т. 37, № 8. — С. 307—330; № 9. — С. 499—527.

Рекомендуемая литература

  • Попрыгин Р. [jour.vsu.ru/edition/journals/accents/2008/accents_3-4_2008_w.pdf «Соединяя полезное с приятным» (Н. И. Надеждин как популяризатор литературы)] // Акценты : альманах. — Воронеж, 2008. — Вып. 3—4. — С. 47—53. — ISBN 5-900955-02-8.
  • Прийма Ф. Я. Н. И. Надеждин и славяне // Славянские литературные связи: Сборник науч. статей / Отв. ред. акад. М. П. Алексеев; Институт русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1968. — С. 5—28. — 288 с. — 3100 экз. (в пер.)

Ссылки

  • А. Красилин [refleksiya-absurda.ru/Nadezhdin.html «Н. И. Надеждин и журнал Телескоп»] // Литературный журнал «Рефлексия Абсурда». — № 5. — 2014
  • [letopis.msu.ru/peoples/641 Надеждин Николай Иванович] на сайте «Летопись Московского университета»

Отрывок, характеризующий Надеждин, Николай Иванович

– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.