Одержимость

Запрос «Одержимый» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Одержимость — полное и всеобъемлющее подчинение разума человека чему-то, какой-либо мысли или желанию. В 1970-х годах Эрика Бургиньон провела масштабное межкультурное исследование 488 социальных обществ из разных уголков планеты, и в 360 (74 %) из них присутствовало верование в одержимость в той или иной форме.

Согласно представлениям некоторых религий (в том числе христианства), одержимость — состояние, в котором человек подчинён одному или нескольким духам, богам, демонам, дьяволу. Подразумевается, что подобные сверхъестественные существа зачастую враждебны человеку и действуют обычно с целью причинения зла. Согласно верованиям, для одержимости необходимо вселение сверхъестественной сущности в человека, но иногда источник или источники одержимости могут управлять человеком на расстоянии. Подобные представления появились как попытка объяснить различные заболевания человека.

Существуют также городские легенды о возможности вселения духов и т. п. в мертвецов, в животных или в неодушевлённые предметы.

Бесноватость

Бесноватость — в христианстве: одержимость человека демонами (бесами). В церковной практике избавление человека от бесноватости осуществляется через обряд экзорцизма, то есть изгнания бесов (в католичестве). В православии «отчитка» (обряд изгнания бесов) была запрещена ещё в III веке апостольскими постановлениями и как форма магического восприятия культа осуждается иерархами. Тем не менее она практикуется некоторыми священнослужителями, хотя для этого требуется благословение правящего архиерея.

Ватиканским университетом (Athenaeum Pontificium Regina Apostolorum) организованы курсы экзорцизма, в 2008 г. по указанию Папы Бенедикта XVI созданы отряды экзорцистов, в епархиях планируется ввести приходы, специализирующиеся на борьбе с одержимостью.

Известны неоднократные случаи летальных исходов при «изгнании бесов» из «одержимых».

Тема бесноватости весьма популярна в массовой культуре, служит источником сюжетов для книг и фильмов.

Признаки бесноватости

Согласно христианским представлениям, таковы:

• Агрессивность, ругательства и проклятия в адрес христианской церкви, святых и т. п.
• Судороги, эпилептические припадки.
• Признаки психических болезней: странное поведение, галлюцинации и т. п.
• Одержимые говорят от лица тех, кем они одержимы.
• Беспокойство при чтении кем-то молитв, совершении религиозных обрядов и т. п.
• Непереносимость воды, особенно святой.
• Обнаружение способностей к левитации, телекинезу, телепортации и т. п.
• Появление возможности разговаривать на неизвестных человеку языках (явление ксеноглоссии).
• Навязчивые мысли о самоубийстве/убийстве.
• Отсутствие чувства стыда, жалости, сочувствия.

Представления в исламе о признаках бесноватости (одержимости шайтанами, джиннами) существенно разнятся. Высказываются мнения, что симптомами беснования являются: неадекватное поведение, галлюцинации, психические патологии, одержимый может страдать потерями сознания, кошмарами, утратой болевой чувствительности или беспричинными болями.

Если не принять меры (не изгнать джинна) — одержимый либо сойдёт с ума, либо умрёт. По другим представлениям, человек, в которого вселились джинны, демонстрирует аморальное поведение, употребляет алкоголь, произносит богохульства и объявляет себя пророком.

В арабском языке слово маджнун («сумасшедший», «безумный») может толковаться как «одержимый джиннами». Персидское слово дивона («сумасшедший») также означает одержимого дэвом.

Бесноватость в Библии

Одержимость бесами (бесноватость, калька греч. δαιμονισθείς, δαιμονιζόμεν — вселение демонов) упоминается в Новом Завете неоднократно: Матф.: 4:24; 7:21-23; 8:16; 8:28-33; 9:32-34; 10:1-8; 11:16-19; 12:22-28; 12:43-45; 15:21-28; 17:14-21; Марк: 1:23-27; 1:32-39; 3:9-15; 3:22-30; 5:1-19; 6:7-13; 7:24-30; 9:17-29; 9:38-40; 16:9; Лук.: 4:33-41; 6:17-19; 7:33; 8:1-3; 8:27-39; 9:1-2; 9:37-42; 9:49-50; 10:17-20; 11:14-20; 11:24-26; 13:10-13; 13:31-33; Иоан.: 7:15-20; 8:48-50; 10:19-21; Иаков.: 2:17-20; 3:13-17; Деян.: 5:12-16; 8:6-7; 16:16-18; 19:11-16; 1Кор.: 10:14-21; 14:20-23; 1Тим.: 4:1-3; Откр.: 9:17-21; 16:13-14; 18:1-5.

В Ветхом Завете термин «беснование» не употребляется, а используется понятие «одержимость», которое относится как к каким-то страстям («найдёт на него дух ревности» Числа 5:14), так и к неизвестным явлениям из духовно-психической сферы, причем последние могут быть как положительными («и почиет на нём Дух Господень, дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия» Исаия 11:2), так и отрицательными («А от Саула отступил Дух Господень, и возмущал его злой дух от Господа» 1Царств 16:14-23).

Примеры бесноватости в Средневековье

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Монахиня Жанна Ферри в Монсе (Бельгия) утверждала, что в период между 1573 и 1585 годами была одержима восемью демонами. По её словам, в 14-летнем возрасте она имела половую связь с дьяволом, затем ей открывались видения преисподней. Одержимость возобновлялась после обрядов экзорцизма.

16-летняя монахиня во Вьенне (Франция) в 1583 году утверждала, что в неё вселилось 12606 бесов, находившихся до этого в стеклянном кувшине в виде комка из мух.

В XVII веке 27-летняя монахиня Элизабет Алье из Гренобля (Франция) утверждала, что одержима бесами. Видели, как она общалась с ними (они были невидимы для других людей). Когда доминиканец брат Франсуа изгонял их из неё, они сообщили через неё, что выходят.

Прованс, 1610 год

Первая большая эпидемия «одержимости» случилась в 1610 году в Провансе, в Эксе, в монастыре урсулинок. У двух монахинь стали случаться припадки, которые внушили всем уверенность, что эти монахини одержимы дьяволом. Из них попытались изгнать дьявола, но безуспешно. Одна из монахинь заявила, что чародей, наславший на неё дьяволов — патер Луи Гофриди, бывший в то время приходским священником в Марселе. Другая монахиня Магдалина де ля Палю, обезумевшая от страха, созналась в том, что Гофриди испортил её своими чарами и наслал на неё целый легион демонов, а именно 6 666 дьяволов. Инквизитор Михаэлис, которому обе монахини были переданы для заклинаний, донес на чародея Гофриди прованскому парламенту. Несмотря на защиту, которую Гофриди имел в лице марсельского епископа и всего духовенства, он был арестован и предан суду.

Обвинение было основано на показаниях этих двух монахинь и Михаэлиса, наблюдавшего во время заклинания, как дьявол обращался с своими жертвами.

«Во время заклинания, — показывал Михаэлис, — Вельзевул продолжал терзать Магдалину, то с силою бросая её на живот, то опрокидывая на спину; до трех или четырёх раз он принимался душить её за горло. За обедом демоны продолжали истязать её постоянно, пригибая ей голову к земле, а за ужином они её пытали в течение целого часа, выворачивая ей руки и ноги с такой силой, что у неё кости трещали и все внутренности переворачивались; окончив истязания, они погрузили её в такой глубокий сон, что она казалась мертвой».

Монахини показали, что Гофриди, хотя делал вид, что не ест мясной пищи, на самом деле наедался до отвала мясом маленьких детей, которых он душил или откапывал из могил. Магдалена также показала, что священник совратил её.

Гофриди клялся именем Бога и святых, что все эти обвинения ложны, но ему не верили, поскольку связь между его чародейством и дьяволами, которыми одержимы монахини, была вполне «установлена» показаниями монахинь.

Гофриди подвергают пытке, чтобы добиться признания, и он сознается во всех преступлениях, в которых обвиняется. Он сознался, что дьявол посещал его часто, что он обыкновенно поджидал сатану у дверей церкви и заразил до тысячи женщин ядовитым дыханием, сообщенным ему Люцифером. «Признаюсь и в том, — говорил он, — что когда я желал отправиться на шабаш, я становился у открытого окна, чрез которое являлся ко мне Люцифер, и вмиг переносился на сборище, где я оставался два, три, а иногда и четыре часа».

Ha теле Гофриди нашли в трех местах «печать дьявола», то есть в трех местах тела вонзали иглу и он не чувствовал никакой боли и кровь не текла. После этого его виновность не подлежала сомнению, и 30 апреля 1611 года его сожгли в Эксе.

Такова официальная «церковная» версия произошедшего, тем не менее дело Гофриди очень запутано и крайне противоречиво. Существует несколько точек зрения на эту первую «бесовскую» эпидемию. Одна из версий была изложена выше. Другая связана с самим существованием женских монастырей в Европе того времени. Историки, располагающие многими документальными свидетельствами современников Гофриди, убедительно доказали, что женские монастыри в Европе часто превращались в серали священников и настоятелей.

В монастырях часто воспитывались девочки как из знатных, так и из простых семей. Как правило, в монастыре некоторые из них умирали от скуки и отчаяния. Их поражала жестокая монастырская болезнь, о которой ещё в V веке писали ученые — тупая скука, уныние в часы после полудня, тихая грусть, переходившая в страшную слабость или бешеное неистовство. Последнее состояние и было определяющим во время бесовских эпидемий в женских монастырях.

Католическая церковь в это время была поражена распутством. Например, в 1491 году во французском монастыре Кенуа духовник — единственный мужчина, посещавший монастырь, — смог стать любовником всех монахинь.

Не был исключением и Гофриди. По мнению историков, именно в роли «всеобщего» любовника он и появился в монастыре урсулинок. Кроме того, абсолютно точно установлен факт, что монахиня Магдалина действительно была его любовницей. Гофриди совратил её, когда она была ещё его воспитанницей.

Гофриди вошёл в монастырь в качестве духовника Магдалины, но занялся другим делом. Урсулинки чувствовали его могущество, а поведение безумно влюбленной в него девочки заставило их заключить, что это — могущество дьявола. Всех их охватил страх, а многих и любовь. Воображение разыгралось вовсю, в результате пятеро или шестеро в истерике заявили, что ими овладел дьявол, что и предрешило судьбу священника. Кроме того, историками высказывалась версия, что весь процесс был подстроен политическими соперниками Гофриди.

Луден, 1630-е годы

Известным стало дело о луденских ведьмах. Эта эпидемия разразилась в 1631 году в монастыре урсулинок в Лудене.

Процесс против священника Грандье — почти «близнец» инквизиторского суда над Гофриди. Та же драма, основанная на показаниях истеричных монахинь, обвиняющих священника в том, что он их околдовал. Та же процедура изгнания и заклинаний бесов и суда над духовником одержимых.

По одной из версий, выдвигаемых историками, молодой священник Грандье, прибывший из Бордо в провинциальный Луден, был просвещён, любезен, обладал даром хорошо писать и ещё лучше говорить. В короткое время он перессорил весь городок, причем женщины были за него, почти все мужчины — против. Он становится заносчивым, несносным, старается поразить всех своим великолепием; отпускает насмешки по адресу кармелитов, говорит с кафедры дерзости против монахов вообще. На его проповеди собиралась такая толпа, что можно было задохнуться.

Жена королевского адвоката была необычайно нежна к нему, а у дочери королевского прокурора родился от него ребёнок.

В Лудене был совсем небольшой монастырь урсулинок из благородных и бедных девиц. Сам по себе монастырь был беден, при его основании ему было дано только помещение — старая гугенотская школа. Настоятельница, дама из очень знатной и родовитой семьи, горела желанием расширить и обогатить монастырь, сделать его известным. Весьма возможно, что она пригласила бы к себе Грандье, но в монастыре уже был в качестве руководителя священник, имевший прочные связи в краю, близкий родственник двух главных чиновников города — каноник Миньон. И вот оба они из признаний исповедующихся монахинь (настоятельница также исповедует своих монахинь) делают заключение, что молодые монахини только и мечтают, что о Грандье, только и говорят о нём.

«Заговорщики» — каноник Миньон и настоятельница, а также ещё двое именитых и обиженных Грандье горожан среди покровительствуемых ими бедняков находят двоих человек, которые соглашаются громко заявить, что больше не могут терпеть у себя такого развратного священника, колдуна, дьявола, вольнодумца, который «в церкви становится только на одно колено», что он насмехается над всеми постановлениями и дает разрешения в ущерб правам епископа.

Церковным судом в Пуатье Грандье был приговорен к отбытию покаяния и изгнанию из Лудена, то есть был обесчещен как священник. Но светский суд, пересмотрев дело, нашёл Грандье невиновным.

Оправданный Грандье, вместо того чтобы покинуть Луден, решил воспользоваться победой и остается в городе. Кроме того, он угрожает своим врагам и требует удовлетворения. Не находя других средств, они используют помощь урсулинок.

Луденская история началась с того, что настоятельница и некая послушная ей монахиня начали биться в конвульсиях и бормотать на дьявольском наречии. Другие монахини принялись им подражать. Приступили к заклинанию духов, но во время заклинания спазмы и галлюцинации одержимых ещё более усилились: они ложились на пол, ползали на животе, высовывали язык, который делался совсем чёрным, испускали крики, мяукали, лаяли и бредили. В бреду каждая рассказывала о своем дьяволе, какой он имеет вид, что он делает с нею, при этом они произносили богохульственные речи. Некоторые из них впадали в каталептическое состояние и делались сомнамбулами.

О новой эпидемии говорили повсюду — даже в Париже при дворе. Все видели раны одной из монахинь и стигматы на руках настоятельницы — знаки, которыми отметил их дьявол.

Двор поверил, но сам Луден не верил нисколько. Эти дьяволы не сумели бы сказать ничего, если бы секретные увещеватели их, старательно разучивая с ними дневной фарс по ночам, не учили их, как выступать и что говорить перед народом.

Крупный чиновник — судья города, явился сам взглянуть на эти плутни и пригрозил, что выведет все на чистую воду. Таково же было мнение об этих «чудесах» и архиепископа Бордоского, к которому апеллировал Грандье. Им было послано специальное распоряжение относительно монахов-экзорцистов с целью положить конец их произволу, тем более что его хирург, осмотрев девушек, заявил, что не находит их ни одержимыми, ни сумасшедшими, ни больными.

Настоятельница монастыря растерялась: можно было установить, что её стигматы (раны) были нарисованы и подновлялись каждый день. Но она приходилась родственницей королевскому советнику Лобардемону, которому поручили суд над Грандье. Тот ставит в известность кардинала, что обвиняемый — приятель одного из многочисленных агентов враждебной Ришелье королевы Марии Медичи, что он сделался секретарем своей прихожанки и от её имени пишет подлые памфлеты.

Грандье, по приказу Ломбардемона, схватили и бросили в Анжерскую тюрьму. Потом взяли оттуда и посадили в комнату в доме одного из его врагов, который приказал заделать камнем все окна, чтобы он там скорее задохнулся. Поиски дьявольских знаков были произведено его же обвинителями. Те собственноручно втыкали в его тело иголки, подвергая его таким образом предварительному наказанию. Его тащат в церковь и ставят лицом к лицу с девицами, которым Лобардемон вернул дар речи.

Даже то немногое, что заставляли урсулинок зазубривать по-латыни, они коверкали вкривь и вкось. Публика находила, что дьяволы не могли бы выдержать экзамен за четыре класса приходской школы. Капуцины отвечали, что если эти дьяволы не сильны в латыни, зато превосходно говорят по-ирокезски и на других столь же известных языках.

Эти события с расстояния шестьдесят миль в Сен-Жермене, в Лувре, где был король и двор, казались чудом, страшным, наводящим ужас. Ришелье велел заплатить и монахиням, и экзорцистам.

Экзорцисты под предлогом, что монахини очень устали, отправляли их за город прогуляться и сами гуляли с ними. Одна из них забеременела. По крайней мере, налицо были все признаки. Но на пятом-шестом месяце все исчезло, и дьявол, обитавший в ней, заявил, что это он из мести к бедной монахине придал ей вид беременной.

Дело зашло так далеко, что монахини почувствовали, что на продолжение спектакля у них нет сил. Они все же заявили в церкви, что это была только игра в дьявола и что Грандье невинен.

Но дело от этого не прекратилось. Не прекратило его и прошение, посланное от всего города королю. Грандье приговорили к сожжению и приговор был исполнен 18 августа 1634 года. Страшные припадки монахинь, вызванные луденскими дьяволами, не прекращались и после сожжения «колдуна» Грандье. Урсулинки продолжали бесноваться. Зараза перешла к мирянам города и распространилась далеко по окрестностям Лудена до соседнего города Шинона, где демонические припадки стали появляться у многих дам и девиц. Во всех церквах служились мессы и производились заклинания.

Среди населения распространились припадки сумасшествия. В особенности сильно луденские события подействовали на лиц, участвовавших в них. Отец Сурен и другие заклинатели луденских бесов лишились рассудка, вообразили, что в них поселились дьяволы, и кончили жизнь, как одержимые, в конвульсиях и судорогах.

Одержимость в вуду

Согласно религии вуду человек представляет собой несколько тел, наложенных друг на друга, из которых органам восприятия доступно только физическое, называемое corps cadavre. Следующее — n’ame — нечто вроде энергетической копии физического тела, дающее энергию к движению, цели, жизни. Это так называемый запас «топлива», данный человеку от рождения, и который в соответствии с законом сохранения энергии далее после смерти переходит к живущим в почве организмам — полностью этот процесс занимает 18 месяцев. Душа у вудуистов состоит из двух компонентов: gros bon ange большой добрый ангел и ti bon ange (ти-бон-анж) маленький добрый ангел. «Большой добрый ангел» — это своеобразный запас силы, и после смерти возвращается в «энергетический резервуар», питающий все живое. «Маленький добрый ангел» — источник того, что касается именно личности. Та часть души, которая используется при так называемом «астральном выходе из тела», «осознанных сновидениях», «одержимости». Во время одержимости «маленький добрый ангел» временно замещается внешним духом, именно он является мишенью большинства вудуистских обрядов и операций.

В вудуизме распространены ритуалы, при которых танцующие люди под действием пения, барабанного боя, специальных порошков и трав впадают в транс, и их поведение напоминает поведение того или иного бога или духа вуду, которых в вудуистском пантеоне великое множество. Находясь в таком состоянии, человек, по всем признакам, не испытывает боли и обладает качествами для него не свойственными (например — изменение тембра голоса, речь на другом языке). Также характерны эпилептические припадки и выпадения памяти у людей, одержимых духами. Существует поверье, что колдун вуду (бокор) при помощи магических приспособлений может украсть у человека «маленького доброго ангела» и, поместив его в глиняный горшок, заставить служить своим целям.

Одержимость в медиумизме

Некоторые медиумы утверждают, что во время спиритических сеансов они становятся одержимы духами или существами, с которыми они связываются, и вещают от их лица. В таком состоянии они могут либо говорить, либо писать слова (автоматическое письмо).

В XIX веке американский судья Джон Уорт Эдмондс (Edmonds) утверждал, что методом «автоматического письма» связывался с Ф. Бэконом и Э. Сведенборгом.

Научные объяснения

Современная медицина рассматривает одержимость как частный случай психического расстройства и называется «какодемономания». Так называемым одержимым присущи классические симптомы истерии, маниакального синдрома, психоза, синдрома Туретта, эпилепсии, шизофрении или раздвоения личности.

В Международной классификации болезней МКБ-10 одержимость упоминается в пункте F44.3 «Транс и одержимость» (Trance and possession disorders) и дифференцируется с шизофренией, психотическими и органическими расстройствами, состояниями, вызванными контузией или интоксикацией.

В случае раздвоения личности 29 % опрошенных «альтер эго» считало себя «демоном». Кроме того, существует форма мономании (разновидность паранойи), которая называется демономания или демонопатия, в которой пациент верит, что он одержим одним или несколькими демонами.

Иногда встречающееся «исцеление» через экзорцизм, в свою очередь, связано с эффектом плацебо и самовнушением. Некоторые люди, которые считали себя одержимыми, в действительности страдали нарциссизмом или низкой самооценкой и действовали как «одержимые демоном», чтобы привлечь к себе внимание.

См. также

• Порча
• Множественная личность
• Маниакальный синдром
• Фанатизм
• Автоматическое письмо
• Синдром Туретта
• Сверхценные идеи
• Обсессия
• Обряд

Литература

• Джуан С. [www.e-reading.by/chapter.php/1000573/25/Dzhuan_Stiven_-_Strannosti_nashego_mozga.html Какодемономания: экзорцизм, или Одержимость дьяволом] // [www.e-reading.by/book.php?book=1000573 Странности нашего мозга] / пер. А. А. Давыдова. — М.: Рипол Классик, 2008. — ISBN 978-5-386-00749-2.
• Петровский А. В. [www.biblioteka3.ru/biblioteka/pravoslavnaja-bogoslovskaja-jenciklopedija/tom-5/zaklinanie.html Заклинание (изгнание диавола из человека)] // Православная Богословская Энциклопедия. Том 5. Издание Петроград. Приложение к духовному журналу «Странник» за 1904 г.
• Черкурин А. Магия и волшебство. — М.: Эксмо, 2003. — 128 с., ил. (Всемирная детская энциклопедия) — С. 50—53.
• Richard Noll [www.garygreenbergonline.com/w/wp-content/uploads/2013/12/Psychiatric_Times_-_When_Psychiatry_Battled_the_Devil_-_2013-12-06.pdf When Psychiatry Battled the Devil] // Psychiatric Times, 06.12.2013
• Onno van der Hart, Ruth Lierens and Jean Goodwin [www.onnovdhart.nl/articles/jeanne_fery.pdf Jeanne Fery: A Sixteen Century Case of Dissociative Identity Disorder] // The Journal of Psychohistory. — № 24 (1). — 1996.

Отрывок, характеризующий Одержимость

«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.
«Всё кончено», подумал он, и холодный пот выступил у него на лбу! Он растерянно подошел к кроватке, уверенный, что он найдет ее пустою, что нянька прятала мертвого ребенка. Он раскрыл занавески, и долго его испуганные, разбегавшиеся глаза не могли отыскать ребенка. Наконец он увидал его: румяный мальчик, раскидавшись, лежал поперек кроватки, спустив голову ниже подушки и во сне чмокал, перебирая губками, и ровно дышал.
Князь Андрей обрадовался, увидав мальчика так, как будто бы он уже потерял его. Он нагнулся и, как учила его сестра, губами попробовал, есть ли жар у ребенка. Нежный лоб был влажен, он дотронулся рукой до головы – даже волосы были мокры: так сильно вспотел ребенок. Не только он не умер, но теперь очевидно было, что кризис совершился и что он выздоровел. Князю Андрею хотелось схватить, смять, прижать к своей груди это маленькое, беспомощное существо; он не смел этого сделать. Он стоял над ним, оглядывая его голову, ручки, ножки, определявшиеся под одеялом. Шорох послышался подле него, и какая то тень показалась ему под пологом кроватки. Он не оглядывался и всё слушал, глядя в лицо ребенка, его ровное дыханье. Темная тень была княжна Марья, которая неслышными шагами подошла к кроватке, подняла полог и опустила его за собою. Князь Андрей, не оглядываясь, узнал ее и протянул к ней руку. Она сжала его руку.
– Он вспотел, – сказал князь Андрей.
– Я шла к тебе, чтобы сказать это.
Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.


Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.
Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.


В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.