Одна из нас (Остаться в живых)

К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан) </th></tr> </td></tr>

Одна из нас
англ. One of Us Эпизод телесериала «Остаться в живых»
Джульет прибыла на остров на подводной лодке.
Номер серии	Сезон 3 Серия 16
Режиссёр	Стивен Уильямс
Автор сценария	Карлтон Кьюз Дрю Годдард
Приглашённые актёры	Бретт Каллен Эндрю Дивофф Нестор Карбонелл Уильям Мэйпотер Робин Вайгерт Джо Бьюли Тайрон Ховард
Саундтрек	Петула Кларк
Центр. персонаж(и)	Джульет
День на острове	82—84
Премьера	29 марта 2007 (ABC)
Хронология
← Ранее	Далее →
«Брошенные»	«Уловка 22»
Список серий

«Одна из нас» (англ. One of us) — шестнадцатая серия третьего сезона американского телесериала «Остаться в живых». Центральный персонаж — Джульет Бёрк.

Сюжет

Воспоминания

Джульет Бёрк едет на новое место работы в биологический университет Митиллиос. Около ворот в его мини-аэропорт она прощается со своей беременной сестрой, которую она вылечила от бесплодия, её дальше не пускают. Джульет встречают Итан Ром и Ричард Алперт, которые на самом деле — другие. Они предлагают ей выпить снотворное, чтобы дорога не была утомительной. Она делает это и засыпает. Просыпается она на борту подводной лодки, которую позже взорвёт Локк. Ей говорят, что она приехала. Она выходит из подлодки и с удивлением замечает, что попала на тропический остров. Её на пристани встречает Бенджамин Лайнус. Они знакомятся. Позже мы видим операцию. Вокруг девушки-другой — Сабины — стоят несколько людей в форме врачей. Среди них Гудвин, Итан Ром и Джульет. Мы узнаём, что Сабина была беременной. Итан говорит, что она умерла. Гудвин успокаивает расстроенную Джульет. Позже Джульет стоит на берегу с Беном, они разговаривают. Джульет не понимает, почему все беременные умирают на острове. Она просит Бена отпустить её домой до родов её сестры. Но Бен говорит, что у её сестры опять появился рак. Бен говорит, что он может вылечить Рейчел, но только если Джульет останется на острове. Он говорит, что она должна верить в некого Джейкоба. Джульет с трудом соглашается остаться в обмен на спасение сестры. Позже мы видим, как она лежит в постели с Гудвином. Они разговаривают. Потом Джульет смотрит на рентгеновские снимки позвоночника Бена. Она идёт к нему и говорит, что у него опухоль позвоночника. Также она упрекает его в том, что он соврал ей, когда сказал, что вылечил Рейчел, если сам заболел раком.

Несколько дней спустя мы смотрим на знакомую сцену из вступления в третий сезон: Джульет готовит еду, идёт заседание литературного клуба, начинается тряска, падает самолёт, Бен посылает Итана и Гудвина к выжившим, он разговаривает с Джульет. Потом мы видим продолжение этого разговора: Бен просит Джульет пойти с ним. Они идут на станцию Пламя, там их ждёт Михаил Бакунин. Он говорит Бену, что начал собирать информацию по пассажирам упавшего самолёта. Потом он организовывает прямое включение с Алпертом, который находится в США. Он в камеру показывает сегодняшнюю газету, а затем показывает Рейчел, которая играет со своим ребёнком. Джульет понимает, что Бен не врал ей. Позже Джульет разговаривает с Беном. Он рассказывает ей план: она идёт с Джеком в лагерь выживших, как будто они её бросили, другие активируют имплантат, введённый Клэр, той становится плохо, другие прячут в тайнике препараты от имплантата, Джульет лечит Клэр и входит в доверие к выжившим.

События

Джек, Кейт, Саид и Джульет уходят из поселения других. По дороге Саид пытается допросить Джульет о других, но Джек защищает её. Клэр в лагере плохо себя чувствует, похоже, она заболела, Чарли волнуется. Вскоре Джек, Саид, Кейт и Джульет приходят в лагерь выживших. Все радуются возвращению трёх выживших, особенно Джека, и недовольны появлением Джульет. Джек пытается помочь заболевшей Клэр, но не может. Джульет узнаёт о болезни Клэр и сообщает всем, что она виновата в этом: когда Клэр была у других, Джульет вводила ей лекарство, которое понизило ей иммунитет, но помогло родить ребёнка. Джульет пошла за препаратами, которые были спрятаны в чемодане неподалёку, но когда она взяла их, Саид и Сойер остановили её и попросили всё рассказать, она отвязалась от них и вылечила Клэр.

Отрывок, характеризующий Одна из нас (Остаться в живых)

Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.