Осада европейских концессий в Тяньцзине

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Осада европейских концессий в Тяньцзине
Основной конфликт: Ихэтуаньское восстание
Дата

2 (15) июня — 10 (23) июня 1900 года

Место

Тяньцзиньские концессии, империя Цин

Итог

победа Союзников

Противники
Альянс восьми держав Империя Цин
Ихэтуани
Командующие
К.Анисимов Не Шичэн
Силы сторон
3000 неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно
 
Ихэтуаньское восстание

Регион Шаньдун-Чжили
Посольский кварталТяньцзинь (1)ДагуТяньцзинь (2)БэйцанЯнцуньПекинШаньхайгуаньБэйтан

Осада европейских концессий в Тяньцзине длилась со 2 по 10 июня (по старому стилю) 1900 года.





Предыстория

В конце XIX — начале XX вв. Тяньцзинь был крупнейшим городом Северного Китая (население — около 1 млн.человек), в нём размещалось руководство Бэйянской армии, рядом в Тангу располагалось адмиралтейство. В окрестностях города имелись арсеналы, военная и военно-морская академии. Иностранное население Тяньцзиня составляло 800 человек, половина из которых являлась англичанами. Иностранный сеттльмент Тяньцзиня состоял из трёх концессий — французской, британской и германской (русские подданные располагались во французском районе).

В мае Тяньцзинь превратился в центр движения ихэтуаней. 16 мая ихэтуани напали на европейских инженеров, работавших на железной дороге; часть их при отступлении в Тяньцзинь пропала без вести. Далее обстановка продолжила ухудшаться: ихэтуани повсюду производили погромы, убивали христиан, преследовали всех, кто был связан с иностранцами. Юйлу — наместник Чжили — выслал для наведения порядка войска под командованием Ян Футуна, но эти войска с поставленной задачей не справились, а сам Ян Футун был смертельно ранен в бою с ихэтуанями. Другой отряд — из армии генерала Не Шичэна — действовал успешнее, в ряде боёв ихэтуани были разбиты; основные силы Не Шичэна нанесли удар вдоль линии железной дороги Тангу-Пекин. Однако местные китайские власти саботировали мероприятия по подавлению восстания, а в Пекине к решительным действиям Не Шичэна отнеслись неодобрительно, и отозвали его войска в места постоянной дислокации.

В конце мая ихэтуани заняли китайскую часть Тяньцзиня. Иностранный сеттльмент начал укреплять оборону, в город прибывали моряки с находившихся поблизости военных судов европейских держав. 26 мая в иностранном сеттльменте было собрано около 600 человек иностранных войск (в том числе 135 русских моряков с двумя пушками). Однако в это время началась осада Посольского квартала в Пекине ихэтуанями, и почти все европейские войска под командованием адмирала Сеймура двинулись на помощь осаждённым, но оказались заблокированными ихэтуанями на полпути. 30 мая в Тяньцзине оставалось всего несколько десятков русских моряков во главе с лейтенантом Каульбарсом, взод казаков и иностранных волонтёров. Иностранная колония, численностью более 2 тысяч человек, оказалась практически беззащитной перед ихэтуанями.

26 мая вице-адмирал Е. И. Алексеев доложил военному министру, что возможности эскадры Тихого океана для высадки десантов иссякают. Однако ещё 25 июня министр иностранных дел России М. Н. Муравьёв направил царю докладную записку по поводу отправки в Чжили сухопутных войск. 26 мая Николай II отправил в Порт-Артур указание: в случае надобности направить в Пекин отряд силой в 4 тысячи человек. 28 мая Е. И. Алексеев получил высочайший указ о посылке сухопутных войск в Пекин. Вечером 30 мая русский отряд (в составе 12-го восточно-сибирского стрелкового полка, 1-й полубатареи 2-й батареи восточно-сибирского строевого артиллерийского дивизиона и 6-й сотни 1-го Верхнеудинского казачьего полка, а также взвода Квантунской сапёрной роты) высадился в Тангу и захватил на станции поезда, которые русские моряки повели к Тяньцзиню. 31 мая основные силы русского отряда под командованием полковника Анисимова заняли европейский сеттльмент Тяньцзиня. 1 июня в городе собралось около 2,5 тысяч иностранных войск. Для обеспечения связи с эскадрой на промежуточной станции Цзюньляньчэн 2 июня были поставлены русская рота и французский десант, а по дороге курсировал вооружённый поезд с русским морским десантом.

Начало осады европейских концессий в Тяньцзине

1 июня поезд, на котором хотели отправить рельсы и шпалы в отряд Сеймура, был обстрелян ихэтуанями и вынужден был вернуться. Вечером 2 июня русский отряд занял оборону. В ночь со 2 на 3 июня ихэтуани попытались взять штурмом железнодорожный вокзал, но, вооружённые лишь холодным оружием, были отбиты русскими стрелками, вооружёнными огнестрельным оружием и артиллерией. 3 июня в направлении движения отряда Сеймура была проведена рекогносцировка, однако группа подполковника Самойлова, натолкнувшись на ихэтуаней, была вынуждена вернуться.

Бои за форты Дагу

Устье реки Бэйхэ и дорогу на Тяньцзинь с моря прикрывали крепости Дагу. Для надёжного обеспечения ведения боевых действий в Чжили союзникам требовалось иметь в своих руках эти «ключи от столичной провинции». 3 июня на совещании командиров эскадр на крейсере «Россия» было принято решение предложить китайскому военному командованию сдать форты, а в случае отказа — штурмовать их. Китайцы сдать укрепления отказались, и, заняв 3 июня Тангу, в ночь с 3 на 4 июня союзники начали бой.

В связи с началом боёв под Дагу в Тяньцзине вместе с ихэтуанями начала боевые действия регулярная китайская армия. Вечером 4 июня китайские войска в открыли по европейским позициям артиллерийский огонь, но союзники контратаковали, и захватили китайскую военную школу, откуда вёлся огонь. 5 июня основные силы русского отряда отправились по железной дороге на помощь осаждённой в Цзюляньчэне роте. В это время китайские войска начали наступление на железнодорожный вокзал Тяньцзиня, однако взять русские позиции им не удалось, а вернувшийся после полудня отряд Анисимова успешно контратаковал противника. 6 июня интенсивные бои продолжились. Вечером на военном совете было принято решение обратиться за помощью к командующему Тихоокеанской эскадрой вице-адмиралу Гильтебрандту. С просьбой о помощи отправили трёх казаков, которым удалось добраться до Дагу, занятого к тому моменту иностранными войсками.

Деблокада

Бои в Тяньцзине шли круглосуточно. К 7 июня общие потери русского отряда уже составляли более 200 человек убитыми и ранеными. 8 июня было принято решение готовиться к отступлению, однако на следующий день положение осаждённых упрочилось, так как китайские войска были отвлечены на отражение удара войск, наступавших со стороны Дагу. 10 июня к Тяньцзиню подошли русские войска под командованием генерал-майора Стесселя. Отряд Анисимова атаковал китайские позиции с тыла и, после длительного боя, к вечеру русские войска объединились и продолжили успешное наступление на китайцев.

Итоги

Взятие Дагу и установление контроля над дорогой Тангу-Тяньцзинь значительно упрочили положение союзных войск в Чжили. 11 июня в Тяньцзине сосредоточились около 3 тысяч русских войск с 16 орудиями, и около 2,5 тысяч войск других держав. Сняв осаду, союзные войска приступили к активным действиям.

Источники

Напишите отзыв о статье "Осада европейских концессий в Тяньцзине"

Отрывок, характеризующий Осада европейских концессий в Тяньцзине

Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.