Офицеры (фильм)

«Офицеры»
Жанр	мелодрама / драма
Режиссёр	Владимир Роговой
Автор сценария	Борис Васильев Кирилл Рапопорт
В главных ролях	Алина Покровская Георгий Юматов Василий Лановой
Оператор	Михаил Кириллов
Композитор	Рафаил Хозак
Кинокомпания	Киностудия имени М. Горького
Длительность	97 мин.
Страна	СССР СССР
Язык	русский
Год	1971
IMDb	ID 0067517
Выход фильма ««Офицеры»»

К:Фильмы 1971 года

«Офицеры» — советский художественный фильм, поставленный на Центральной киностудии детских и юношеских фильмов имени М. Горького в 1971 году режиссёром Владимиром Роговы́м.

Премьера кинокартины в СССР состоялась 26 июля 1971 года. В прокате фильм собрал около 53,4 млн зрителей.

Сюжет

События, показанные в фильме, происходят примерно с начала 1920-х годов до конца 1960-х. Идёт Гражданская война. По окончании училища курсант Алексей Трофимов направлен для прохождения службы в далёкий среднеазиатский гарнизон. Туда он отправляется с со своей женой Любой.

На новом месте службы взводный Трофимов знакомится с таким же молодым командиром, Иваном Вараввой. Вместе они участвуют в разгроме банды басмачей курбаши Могабит-хана. У Алексея рождается сын, названный в честь его погибшего командира Егором. После Средней Азии пути друзей расходятся. Варавва отправляется учиться в военную академию, но воинская судьба бросает друзей по горячим точкам. Следующее место службы — Китай, где Алексей пересекается с Вараввой, находящимся в качестве военного советника в рядах китайской армии, воюющей с японцами.

Егор Трофимов растёт и мечтает стать офицером. Алексея направляют для прохождения службы в Испанию, где он получает ранение в спину. Начинается Великая Отечественная война. Алексей и его сын отправляются на фронт, а Люба становится начальником передвижного госпиталя. На одной из остановок поезда её находит Маша Белкина — возлюбленная Егора. Она оставляет Любе её внука, так как сама отправляется на передовую и не может ухаживать за ребёнком.

На одной из остановок санитарный поезд выдерживает атаку неожиданно прорвавшихся немецких танков. После боя, подписывая похоронки, Люба видит, что одна из них на сгоревшего танкиста без документов. На фотографии, обнаруженной у погибшего, она узнаёт своего сына. В послевоенное время Алексей Трофимов в звании генерал-майора командует Кантемировской танковой дивизией (той самой, где служил его сын). Его внук Иван, названный в честь Вараввы, определён в Московское суворовское училище и красуется на доске почёта.

Алексея вызывают в Министерство обороны к одному из начальников управлений. Здесь он неожиданно встречает Варавву — уже в звании генерал-полковника, дважды Героя Советского Союза, назначенного руководить управлением. Последний предлагает Алексею заканчивать активную службу и переходить на преподавательскую работу в Москве. Он обещает подумать, но, посоветовавшись с сидящей на скамеечке Любой, решает, что пока повременит с окончательным переездом в столицу.

В конце фильма третье поколение семьи Трофимовых — внук Иван, уже взрослый кадровый офицер ВДВ, получает поощрение от командования и досрочное повышение в звании майора. Также показана героическая смерть его родителей на войне.

История создания

Инициатором создания фильма был тогдашний министр обороны СССР Андрей Антонович Гречко и слова «Есть такая профессия — защищать Родину» были сказаны именно им. Фильм заказывался как рассказ о нелёгкой жизни офицерских жён, но вышел далеко за поставленные задачи.

Первоначальный вариант сценария был рассчитан на две серии; первая серия должна была захватить период «Большого террора» и окончиться арестом и тюремным сроком главных героев, во второй серии с началом Великой Отечественной войны их выпускали, чтобы отправить на фронт. Однако киностудия не согласилась на двухсерийный вариант, а Васильев не хотел сам сокращать сценарий и предложил переделать его Кириллу Рапопорту.

…в окончательном варианте «Офицеров» есть накладка: ну как это — два генерала, ровесники и друзья детства, встречаются, и вдруг один с изумлением: «Ты?!» Почему он удивляется, что друг-то здесь, что он жив? Или эти друзья-генералы не интересовались судьбой друг друга? Да просто оба сидели — и оба уцелели в той мясорубке. Вот чему он удивляется…

— Интервью Б. Васильева журналу «Медведь»

Для Владимира Рогового картина стала дебютом в качестве режиссёра. Борис Васильев предложил на главную роль в картине Георгия Юматова. Режиссёр сначала отказывался. У Юматова была плохая репутация сильно пьющего человека, который мог сорвать съёмки. Однако Васильев поручился за него.

Кроме этого, между Лановым и Юматовым были очень натянутые отношения. Ещё в 1950-е годы Юматов мечтал сняться в фильме «Павел Корчагин», но вместо него тогда на роль взяли Ланового. На съёмках «Офицеров» актёры помирились.

Многие члены съёмочной группы сами прошли через войну. В сцене, когда после возвращения Алексея из Испании жена видит у него след от ранения на спине, этот след настоящий — Юматов был ранен во время Великой Отечественной войны.

Съёмки фильма проходили по всему Советскому Союзу: в Москве, Подмосковье, Калинине (совр. Тверь), Севастополе (железнодорожная петля возле Инкермана), Ашхабаде. Одна из самых известных сцен возле некоего военного ведомства, где находился кабинет генерала Вараввы, на самом деле снималась возле центрального входа на химфак МГУ на Ленинских горах.

По сюжету фильма внук Трофимовых — Иван — выбрал службу в ВДВ. Этот факт в сценарий фильма был внесён по рекомендации генерала армии В. Ф. Маргелова. По его же инициативе в фильме появились кадры учений ВДВ (в последних кадрах фильма рядом с Иваном, разговаривающим по рации, стоит офицер-десантник, выпускник Рязанского военного училища, Юрий Дементьев, родившийся в Дмитровском районе, дер. Татищево Московской области).

В фильме снимались

• Алина Покровская — Любовь Андреевна Трофимова
• Георгий Юматов — Алексей Трофимов
• Василий Лановой — Иван Варавва
• Андрей Анисимов — Егор Трофимов в детстве
• Александр Воеводин — Егор Трофимов в юности
• Наталья Рычагова — Маша Белкина, жена Егора
• Андрей Громов — Иван Трофимов, суворовец, внук Любы и Алексея
• Юрий Сорокин — взрослый Иван Трофимов
• Владимир Дружников — Георгий Петрович, командир эскадрона
• Шаджан Акмухамедов — переводчик Керим

В эпизодах

• Евгений Весник — фельдшер(но в момент захвата фельдшера другой актёр...)
• Муза Крепкогорская — Анна Васильевна, мама Маши
• Станислав Симонов — караульный
• Борис Гитин — дежурный по суворовскому училищу, старшина
• Владимир Златоустовский — Гаврилов, майор и адъютант генерала Вараввы
• Роберт Чумак — командир дивизии
• Рустик Мусатов — дежурный на станции
• Николай Горлов — Дмитрич
• А. Бондаренко
• Арнольд Алтмяэ — Арнольд Анцевич, высокий, худой латыш и комиссар
• Галина Микова — санитарка
• Валерий Рыжаков — Юрий Сергеев, гвардии капитан
• Виктор Михрюков — китаец-переводчик
• Виктор Юхно
• Лев Потёмкин — басмач
• Ж. Митяков
• Аман Реджепов
• Назар Бекмиев — Могабит-хан
• Валерий Пушкарёв — начальник эвакопункта, пожилой капитан
• Евгений Супонев — раненый, который возглавил оборону поезда
• Аркадий Смирнов — старый солдат в санитарном поезде (озвучивает Иван Рыжов)
• Пётр Тимофеев
• Анатолий Соболев

В титрах не указаны

• Георгий Дворников — солдат-украинец в санитарном поезде
• Даниил Домбровский — эпизод
• Елена Заболоцкая — санинструктор
• Юрий Заев — офицер в Манчжурии
• В. Клюев — второгодник
• Александр Петров — раненый
• Виктор Проскурин — красноармеец, находившийся в вагоне, когда на станции схватили врача-акушера
• Владимир Селиванов — Иван Трофимов в детстве

Съёмочная группа

• Авторы сценария — Борис Васильев, Кирилл Рапопорт
• Режиссёр-постановщик — Владимир Роговой
• Оператор-постановщик — Михаил Кириллов
• Художник-постановщик — Михаил Фишгойт
• Композитор — Рафаил Хозак
• Звукооператор — Борис Корешков
• Текст песни — Евгений Агранович
• Редакторы — Вера Бирюкова, Алла Гербер
• Монтаж — А. Овчаровой
• Режиссёр — Владимир Златоустовский
• Операторы — Р. Мусатов, С. Приймак
• Костюмы — Э. Перельштейн
• Грим — Татьяны Колосовой
• Художник-фотограф — В. Комаров
• Ассистенты:
  • режиссёра — Б. Айнбиндер, М. Давыдов, Н. Сорокоумова
  • оператора — Б. Головченко, И. Кобелев
  • художника — М. Гараканидзе, И. Пименова
  • по монтажу — Н. Белая
• Мастер по свету — Р. Аванесов
• Мастер по декорациям — Ю. Ермилов
• Комбинированные съёмки:
  • Оператор — В. Лозовский
  • Художник — С. Иванов
• Государственный симфонический оркестр кинематографии СССР
  • Дирижёр — Эмин Хачатурян
• Главный военный консультант — генерал-полковник М. Дружинин
• Консультант — полковник Г. Коршунов
• Директора картины — Георгий Федянин, Александр Будкевич

Награды

• 1971 — Василий Лановой признан лучшим актёром года, согласно опросу журнала «Советский экран»
• 1972 — Приз и диплом Кинофестиваля трудящихся Чехословакии

Факты

• Песню «Вечный огонь» («От героев былых времён…») исполнил Владимир Златоустовский (второй режиссёр картины и исполнитель небольшой роли), слова Евгения Аграновича, музыка Рафаила Хозака.
• Натурные съёмки картины проходили под Ашхабадом. Во время сцены погони главных героев на лошадях случилось ЧП. Алине Покровской дали неподкованную спортивную лошадь, которая буквально только что сошла с соревнований. В один момент она сорвалась и закусив удила помчалась вперед. Георгий Юматов вскрикнул: "Алину лошадь понесла!", после чего вместе с Лановым помчались вслед, зажали лошадь с двух сторон, после чего взяли её за узду и остановили.
• В 2010—2011 годах фильм был колоризован компанией «Формула цвета». Премьера цветной версии состоялась на Первом канале в День защитника Отечества в 2011 году.
• 9 декабря 2013 года в Москве, на Фрунзенской набережной, открыт памятник героям фильма «Офицеры». Скульптура воспроизводит одну из сцен фильма — встречу после долгой разлуки двух боевых товарищей, супруги и внука одного из них. В открытии памятника приняли участие министр обороны Российской Федерации Сергей Шойгу, народный артист СССР Василий Лановой и народная артистка РСФСР Алина Покровская, которые в «Офицерах» исполнили роли Ивана Вараввы и Любови Трофимовой.

См. также

• Офицеры (телесериал)

Ссылки

• [kinoros.ru/db/movies/241/index.html «Офицеры» на сайте «Кино России»]
• [krasnoe.tv/node/394 «Офицеры»] на Красном ТВ (видео)
• [russia.tv/brand/show/brand_id/6325 «Офицеры»]. Государственный интернет-канал «Россия». Проверено 12 июля 2012. [www.webcitation.org/69hxOn8EH Архивировано из первоисточника 6 августа 2012].
• «Офицеры» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Офицеры (фильм)

Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.