Теория перманентной революции

Теория перманентной революции (от лат. permaneo — продолжаюсь, остаюсь) — теория о развитии революционного процесса в периферийных и слаборазвитых странах. Теория была первоначально предложена Марксом и Энгельсом, в дальнейшем разработана Владимиром Лениным, Львом Троцким, Эрнестом Манделем и другими марксистскими теоретиками (включая таких троцкистских авторов, как Михаэль Леви, Джозеф Хансен, Ливио Майтан).

Формулировки основоположников марксизма

Сама идея перманентной революции была высказана ещё Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом в 1840-х годах в «Манифесте коммунистической партии» и в «Обращении ЦК к Союзу коммунистов». Основатели марксизма считали, что при осуществлении буржуазно-демократической революции пролетариат не остановится на выполнении исключительно демократических задач. При том, что буржуазия старается поскорее завершить революцию, пролетариат должен «… сделать революцию непрерывной до тех пор, пока все более или менее имущие классы не будут устранены от господства, пока пролетариат не завоюет государственной власти». Там же Карл Маркс и Фридрих Энгельс настаивают на слаженности пролетарской революции и крестьянского революционного движения.

Взгляд социал-демократов

Несколько иной была точка зрения впоследствии на перманентную революцию у западных социал-демократов и российских меньшевиков. В их взгляде выражена мысль, что пролетариат при совершении социалистической революции борется против всех непролетарских классов, в том числе и против оказывающего ему сопротивление крестьянства. Поэтому для победы социалистической революции, особенно в России, после совершения буржуазно-демократической революции должно пройти длительное время, пока значительная часть населения не пролетаризируется и пролетариат не станет большинством в стране. В условиях же малочисленности рабочего класса любая перманентная революция обречена на поражение.

Точка зрения Ленина

Перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую

Владимир Ленин настаивал на том, что в условиях России возможно перерастание буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую ввиду особых условий развития капитализма в России — наличия двоякого рода противоречий капитализма, как между остатками крепостничества и развивающимся капитализмом, так и внутри самого капитализма. В этих условиях не буржуазия, а пролетариат во главе с революционной партией является ведущей силой революции. Союзником пролетариата является крестьянство, желающее при помощи революции удовлетворить свои требования, в первую очередь уничтожения помещичьего землевладения.

Сутью перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую является изменение состава сил вокруг пролетариата к концу буржуазно-демократической революции. Если буржуазно-демократическую революцию пролетариат совершает в союзе со всем крестьянством, то немедленно переходить к революции социалистической пролетариат должен лишь с деревенской беднотой и другими угнетёнными, неимущими элементами. Революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства должна перерасти в социалистическую диктатуру пролетариата.

Теория перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую была разработана Лениным в 1905 году в работах «Две тактики социал-демократии в демократической революции», «Революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства» и в других. Ленин рассматривал буржуазно-демократическую и социалистическую революции как 2 звена одной цепи. Более того, буржуазно-демократическая революция и социалистическая революция рассматриваются им, как единый процесс.

Ленин писал в одной из своих работ 1921 года:

«Была ли тогда революция буржуазной? Конечно, да, — постольку, поскольку законченным делом нашим было довершение буржуазно-демократической революции, поскольку еще не было классовой борьбы внутри „крестьянства“. Но в то же время мы сделали гигантски многое сверх буржуазной революции, для социалистической, пролетарской революции…».

Перспектива мировой революции

Кроме того, Ленин рассматривал развитие революционного процесса в контексте международной революционной перспективы. Полное построение социализма он видел именно через мировой революционный процесс. Как писал Ленин в одном из докладов к 10 съезду РКП(б):

«…Ставка на международную революции не значит — расчет на определенный срок и что темп развития, становящийся все более быстрым, может принести к весне революцию, а может и не принести. И поэтому мы должны уметь так сообразовать свою деятельность с классовыми соотношениями внутри нашей страны и других стран, чтобы мы длительное время были в состоянии диктатуру пролетариата удержать…».

Во всех своих работах Ленин вписывает Октябрьскую революцию в общемировой революционный контекст. Хотя, как и Лев Троцкий, говорит в ряде работ о Советской республике, как об оплоте мировой революции. В одной из своих статей в 1922 году Ленин, в частности, пишет:

«Мы создали советский тип государства, начали этим всемирно-историческую эпоху, эпоху политического господства пролетариата, пришедшую на смену эпохе господства буржуазии. Этого тоже назад взять уже нельзя, хотя „доделать“ советский тип государства удастся лишь практическим опытом рабочего класса нескольких стран. Но мы не доделали даже фундамента социалистической экономики. Это еще могут отнять назад враждебные силы умирающего капитализма. Надо отчетливо сознать и открыто признать это, ибо нет ничего опаснее иллюзий… И нет ничего „страшного“, ничего дающего законный повод хотя бы к малейшему унынию в признании этой горькой истины, ибо мы всегда исповедовали и повторяли ту азбучную истину марксизма, что для победы социализма нужны совместные усилия рабочих нескольких передовых стран».

Троцкий о перманентной революции

Теория комбинированного развития

В свою очередь своё видение перспектив перманентной революции изложил Лев Троцкий, разработавший новую её теорию в 1905 году. Одним из важнейших элементов теории перманентной революции является теория комбинированного развития. До 1905 года марксисты рассматривали возможность осуществления социалистической революции в развитых капиталистических странах. Согласно Троцкому в относительно развитых странах, таких как Россия, — в которых совсем недавно начался процесс индустриализации и развития пролетариата, — возможно было совершить социалистическую революцию ввиду исторической неспособности буржуазии осуществить буржуазно-демократические требования.

Лев Троцкий писал:

«Политическая недееспособность буржуазии непосредственно определялась характером её отношений к пролетариату и крестьянству. Она не могла вести за собой рабочих, которые враждебно противостояли ей в повседневной жизни и очень рано научились обобщать свои задачи. Но она оказалась в такой же мере неспособной вести за собой крестьянство, потому что была связана сетью общих интересов с помещиками и боялась потрясения собственности в каком бы то ни было виде. Запоздалость русской революции оказалась, таким образом, не только вопросом хронологии, но и вопросом социальной структуры нации».

Теория перманентной революции особенно развивалась Львом Троцким после Октябрьской революции 1917 года. Троцкий отрицал завершённый социалистический характер Октябрьской революции, рассматривая её лишь как первый этап на пути к социалистической революции на Западе и во всём мире. Он видел возможность победы социализма в Советской России, — в связи с малочисленностью пролетариата в ней существованием огромной массы мелкобуржуазного по своему характеру крестьянства, — только в том случае, если социалистическая революция станет перманентной, то есть перекинется на важнейшие страны Европы, когда победивший пролетариат Запада поможет пролетариату России справиться в борьбе с противостоящими ему классами, и тогда станет возможным построение социализма и коммунизма в мировом масштабе.

Роль крестьянства

Часто теория перманентной революции Троцкого критикуется за якобы недооценку роли крестьянства. В действительности он очень много пишет в своих работах о том, что пролетариат не сможет осуществить социалистический переворот, не заручившись поддержкой крестьянства. Троцкий пишет, что являясь лишь небольшим меньшинством российского общества, пролетариат может привести революцию к эмансипации крестьянства и тем самым «заручиться поддержкой крестьянства», как части революции, на поддержку которой он будет опираться.

При этом рабочий класс во имя собственных интересов и улучшения собственных условий, будет стремиться к осуществлению таких революционных преобразований, которые будут выполнять не только функции буржуазной революции, но и приведет к установлению рабочего государства. Одновременно Троцкий пишет:

«Пролетариат окажется вынужденным вносить классовую борьбу в деревню и, таким образом, нарушать ту общность интересов, которая несомненно имеется у всего крестьянства, но в сравнительно узких пределах. Пролетариату придется в ближайшие же моменты своего господства искать опоры в противопоставлении деревенской бедноты деревенским богачам, сельскохозяйственного пролетариата — земледельческой буржуазии».

Осуждение теории перманентной революции в СССР

В Советском Союзе теория перманентной революции была осуждена на пленумах ЦК и ЦКК РКП(б) в резолюции от 17 января 1925 года о выступлении Льва Троцкого, а также в «Тезисах о задачах Коминтерна и РКП(б)» в связи с расширенным пленумом ИККИ, принятых 14-й конференцией РКП(б) «Об оппозиционном блоке в ВКП(б)». Подобные же резолюции были приняты во всех официальных коммунистических партиях, входивших в Коминтерн.

Непосредственным поводом для систематизированного изложения Троцким теории перманентной революции и критики сталинистской концепции «этапов революционного процесса» стала политика Коминтерна в Китае, где Коммунистическая партия Китая по указанию Москвы вела линию на союз с национальной буржуазией — вначале с руководством Гоминьдана во главе с Чан Кайши, а после развязанного им антикоммунистического террора (Шанхайская резня 1927 года) — с «левым Гоминьданом» (Ван Цзинвэй).

Перспективы СССР

Строительство социализма в отдельно взятой России сторонники перманентной революции считали «национальной ограниченностью», отходом от основополагающих принципов пролетарского интернационализма. Троцкисты считали, что если в ближайшее время после Октябрьской революции на Западе не победит пролетарская революция — то СССР ждёт в своём развитии «реставрация капитализма».

В «Переходной программе» Троцкий писал:

«Советский Союз вышел из октябрьской революции как рабочее государство. Огосударствление средств производства, необходимое условие социалистического развития, открыло возможность быстрого роста производительных сил. Аппарат рабочего государства подвергся тем временем полному перерождению, превратившись из орудия рабочего класса в орудие бюрократических насилий над рабочим классом и, чем дальше, тем больше, в орудие саботажа хозяйства. Бюрократизация отсталого и изолированного рабочего государства и превращение бюрократии во всесильную привилегированную касту является самым убедительным — не теоретическим, а практическим — опровержением социализма в отдельной стране. Режим СССР заключает в себе, таким образом, ужасающие противоречия. Но он продолжает оставаться режимом переродившегося рабочего государства. Таков социальный диагноз. Политический прогноз имеет альтернативный характер: либо бюрократия, все более становящаяся органом мировой буржуазии в рабочем государстве, опрокинет новые формы собственности и отбросит страну к капитализму, либо рабочий класс разгромит бюрократию и откроет выход к социализму».

Развитие теории после Второй мировой войны

Развитие теории перманентной революции было продолжено многими левыми теоретиками-марксистами в странах Западной Европы, Северной и Южной Америки и Юго-Восточной Азии, где действовали троцкистские организации. В период антиколониального подъема конца 1950-х — 1960-х годов Четвертый интернационал анализировал развитие революционных процессов в странах «третьего мира», и, прежде всего, в Алжирской и Кубинской революциях.

В 1963 году на одном из конгрессов Четвертого интернационала была принята резолюция «Динамика мировой революции сегодня». Авторами резолюции были Эрнест Мандель, лидер бельгийской секции, и Джозеф Хансен, член руководства Социалистической рабочей партии (США). В резолюции говорилось:

«… Три главные силы мировой революции — колониальная революция, политическая революция в выродившихся или деформированных рабочих государствах и пролетарская революция в империалистических странах — образуют диалектическое единство. Каждая из этих сил влияет на другие и получает в ответ мощный импульс для её будущего развития или торможения. Задержка пролетарской революции в империалистических странах несомненно воспрепятствовала колониальной революции в том, чтобы встать на социалистический путь, настолько быстро и настолько сознательно, насколько возможно под влиянием победоносного революционного восстания или победы пролетариата в развитых странах. Эта задержка также не дает возможность для развития политической революции в СССР, в том числе потому, что советские рабочие не видят перед собою примера альтернативного пути строительства социализма».

Литература

• Л. Троцкий. Перманентная революция. Сборник. — М.: «Аст», 2005.
• Л. Троцкий. История русской революции: В 2 т. — М.: «Терра», «Республика», 1997.
• Какурин Н. Е. Как сражалась революция. Т. 1—2. — М.—Л., 1925—1926.
• Трапезников С. П. На крутых поворотах истории. (Из уроков борьбы за научный социализм против ревизионистских течений.) — М., «Мысль», 1972.

Ссылки

• [www.trotsky.ru Сайт, посвященный Льву Троцкому и троцкистскому движению]  (рус.)
• [www.marxists.org/subject/precapitalist/index.htm Сборник марксистских материалов о докапиталистических обществах]  (англ.)
• Ю. А. Красин. [web.archive.org/web/20071224201000/www.cultinfo.ru/fulltext/1/001/008/088/334.htm Перманентная революция] (БСЭ 3-го изд.)  (рус.)

Отрывок, характеризующий Теория перманентной революции

Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.