Кубинская революция

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кубинская революция
Дата

26 июля 19531 января 1959

Место

Куба Куба

Итог

Победа Движения 26 июля

Противники
Движение 26 июля Режим Батисты
Командующие
Фидель Кастро
Че Гевара
Рауль Кастро
Камило Сьенфуэгос
Хуан Альмейда Боске
Франк Паис
Убер Матос
Норберто Кольядо Абреу #
Фульхенсио Батиста
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно
Кубинская революция
Хронология
События
Нападение на казармы Монкада
Речь «История меня оправдает»
Высадка с яхты «Гранма»
Операция «Verano»
Бой при Ла-Плате
Битва за Лас-Мерседес
Битва за Ягуахай
Битва за Санта-Клару
Различные статьи
Движение 26 июля
Radio Rebelde
Люди
Фульхенсио Батиста
Фидель Кастро — Че Гевара
Рауль Кастро — Камило Сьенфуэгос
Франк Паис — Убер Матос
Селия Санчес — Уильям Морган
Карлос Франки — Вильма Эспин
Норберто Кольядо

Мануэль Уррутия

Кубинская революция — вооружённая борьба за власть на Кубе, начавшаяся 26 июля 1953 года и закончившаяся 1 января 1959 года победой восставших.





История

В результате государственного переворота 10 марта 1952 года к власти на Кубе пришёл при поддержке американцев профессиональный военный Фульхенсио Батиста, который установил в стране военно-полицейскую диктатуру. Переворот вызвал недовольство в среде прогрессивно настроенной молодёжи, наиболее радикальную группу которой возглавил молодой адвокат и начинающий политический деятель Фидель Кастро.

Перед атакой на казармы Монкада революционная организация насчитывала около 1500 активистов, большинство которых объединяли наиболее крупные ячейки в провинциях Гавана, Орьенте и Пинар-дель-Рио[1].

26 июля 1953 группа из 165 повстанцев, рассчитывая на поддержку широких масс, во главе с Фиделем Кастро выступила на штурм укрепленной казармы Монкада в Сантьяго-де-Куба[2]. После двухчасового сражения революционеры потерпели поражение, многие были убиты, а остальные арестованы. Попытка второй группы из 27 человек атаковать казармы в городе Баямо также оказалась неуспешной[1].

21 сентября 1953 года начался суд, на процессе Фидель Кастро защищал себя сам, отказавшись от адвоката, и произнёс свою знаменитую речь «История меня оправдает». Хотя все подсудимые получили длительные сроки заключения (Фидель Кастро был приговорен к 15 годам), под давлением общественности Батисте пришлось вскоре амнистировать повстанцев.

Братья Кастро и около 100 их сторонников эмигрировали в Мексику[3], где они не оставили планов по свержению диктатуры Батисты и начали создавать организацию для будущего революционного выступления — «Движение 26 июля» (М-26). В Мексике, к тому времени традиционном оплоте латиноамериканских революционеров, произошла встреча Кастро и Эрнесто «Че» Гевары, который вступил в ряды М-26.

Незадолго до начала экспедиции на Кубу два активиста М-26 (Педро Мирет и Энио Лейва) были арестованы мексиканской полицией в своем доме в Мехико, в обнаруженном здесь тайнике были найдены 4 винтовки с оптическими прицелами, 3 пистолета-пулемета «Томпсон», 17 пистолетов и другое оружие. Так в составе экспедиции на Кубу оказалось не 84 человека (как планировалось изначально), а 82[4].

Перед началом экспедиции были предприняты усилия по дезорганизации системы управления кубинских спецслужб и вооружённых сил: 28 октября 1956 года в гаванском кабаре «Монмартр» был убит начальник кубинской военной разведки, полковник А. Бланко Рихо. Несколько позднее в Гаване было организовано покушение на личного адъютанта Ф. Батисты, но оно оказалось неуспешным[5].

Ход боевых действий

Высадка в Орьенте

2 декабря 1956 года с яхты «Гранма» у селения Белик в районе Лос-Колорадос провинции Орьенте высадился отряд из 82 повстанцев. Из-за шторма высадка десанта задержалась на два дня, поэтому восстание, поднятое 30 ноября 1956 под руководством Франка Паиса в Сантьяго-де-Куба, было быстро подавлено правительственными силами.

Три дня спустя в районе Алегрия-дель-Пио отряд был обнаружен правительственными войсками и лишь чудом избежал полного уничтожения. Из числа участников высадки погибло 2 из 22. Разделившись на мелкие группы, повстанцы сумели с боями достичь горного массива Сьерра-Маэстре и закрепиться там.

Партизанская война

1957 год

16 января 1957 года повстанцы успешно провели первую наступательную операцию — атаковали военный пост в устье реки Ла-Плата[6]. Потери противника составили 2 убитых, 5 раненых и 3 пленных, повстанцы потерь не имели. Раненым солдатам была оказана медицинская помощь, а после сбора трофеев их и пленных отпустили[7].

  • 22 января 1957 повстанцы атаковали из засады и разгромили маршевую колонну правительственных войск при Льянос-дель-Инфьерно.
  • 17 февраля 1957 года в Сьерра-Маэстро Фидель Кастро дал своё первое интервью корреспонденту американской газеты «The New York Times».

Тем не менее, в течение первых трёх месяцев положение революционеров оставалось критическим, однако им удалось завоевать доверие обитателей региона, увеличить свою численность и успешно вести боевые действия против местных сил армии и полиции. Несколько позднее Кастро удалось установить связь с подпольной организацией M-26, действовавшей в Сантьяго-де-Куба и Гаване.

В середине марта 1957 года повстанцы Ф. Кастро получили от Ф. Паиса подкрепление — отряд из 50 добровольцев, что увеличило их силы почти вдвое[8].

В 1957 году «Движение 26 июля», «Революционный директорат 13 марта» и Народно-социалистическая партия распространили боевые действия на новые территории, были образованы фронты в горах Эскамбрай, Сьерра-дель-Кристаль и в районе Баракоа.

Помимо ведения боевых действий в сельской местности М-26 с помощью сочувствующих элементов в студенческой среде и вооружённых силах организовала несколько выступлений в городах, которые, впрочем, не оказали существенного влияния на ход боевых действий.

  • 13 марта 1957 года члены «Революционного директората» атаковали президентский дворец и одну из радиостанций; большинство нападавших погибли в бою с полицией и армейскими частями, но это событие имело значительный общественный резонанс[9].
  • 5 сентября 1957 года было поднято восстание в городе Сьенфуэгос, повстанцы захватили штаб военно-морских сил в Кайо-Локо, оружие, но затем выступление было подавлено.

В сельской местности события развивались более успешно, повстанцы нанесли ряд ударов по правительственным силам:

  • 28 мая 1957 года повстанцы одержали победу при Уверо, захватив армейские казармы. Повстанцы потеряли 7 человек убитыми и 8 ранеными, противник — 19 убитыми и 14 ранеными;
  • 27 июля 1957 года повстанцы одержали победу при Эстрада-Пальме;
  • 31 июля 1957 года повстанцы одержали победу при Буэйсито;
  • 2 августа 1957 года повстанцы одержали победу при Омбрито;
  • 20 августа 1957 года повстанцы одержали победу при Пальма-Моче;
  • 17 сентября 1957 года повстанцы одержали победу при Пино-дель-Агуа;
  • 2 ноября 1957 года повстанцы одержали победу при Майроне;
  • 6 декабря 1957 года повстанцы одержали победу при Эль-Сальто;
  • 24 декабря 1957 года повстанцы одержали победу при Чапоре.

В июле 1957 года прямой контакт с Ф. Кастро установили представители «умеренной» оппозиции Ф. Батисте: в Сьерра-Маэстру прибыли Фелипе Пасос и лидер партии «ортодоксов» Рауль Чибас, с которыми был подписан манифест об образовании «Революционного гражданского фронта». Манифест требовал ухода в отставку Ф. Батисты, назначение временного президента (на этот пост претендовал Ф. Пасос), проведения всеобщих выборов и аграрной реформы.

12 июля 1957 года Ф. Кастро озвучил «Манифест об основах аграрной реформы»[10], после чего поддержка повстанцев со стороны крестьян существенно усилилась. Определенную пользу повстанцам принесло то обстоятельство, что правительство Батисты в этот период времени находилось в натянутых отношениях с США — основным экономическим партнёром и военным поставщиком Кубы того времени.

1958—1959 годы

В январе 1958 года повстанцы начали издание подпольной газеты «Эль кубано либре» («Свободный кубинец»).

В начале 1958 года колонна из 50 повстанцев во главе с Ф. Кастро совершила переход в горный массив Сьерра-дель-Кристаль, где был открыт «второй восточный фронт Франк Паис».

6 февраля 1958 года в заливе Нуэвитас с яхты «Скейпед» на побережье Кубы высадился отряд «Революционного директората 13 марта», который после пятидневного перехода развернул партизанское движение в горах Сьерра-Эскамбрай.

24 февраля 1958 года начала вещание подпольная радиостанция повстанцев — «Радио Ребельде» (Radio Rebelde).

30 марта повстанцы атаковали и захватили аэродром Моа, в этот же день на полевой аэродром у Сьенагилья (в Сьерра Маэстро) приземлился первый самолёт военно-воздушных сил повстанцев — C-46, который доставил 12 бойцов и партию оружия.

24 мая 1958 года правительственные войска предприняли попытку переломить ход войны, начав «генеральное наступление» на Сьерра-Маэстра (Operation Verano), в котором приняли участие 12 пехотных батальонов, один артиллерийский и один танковый батальон (14 тыс. военнослужащих).

11-21 июля 1958 года состоялось одно из самых крупных и ожесточенных сражений — бой при Эль-Хигуэ, в котором повстанцы окружили и вынудили капитулировать пехотный батальон под командованием майора Кеведо (впоследствии офицер перешел на сторону повстанцев).

28-30 июля 1958 года, в трехдневном сражении у Санто-Доминго была разгромлена крупная группировка правительственных войск, два батальона понесли серьёзные потери — до 1000 убитыми (по американским данным — 231 погибший[11]) и более 400 пленными и перебежчиками, а повстанцы захватили самые большие с начала войны трофеи: два лёгких танка, 10 минометов, две базуки, более 30 пулемётов, 142 полуавтоматических винтовок «гаранд», более 200 магазинных винтовок, 100 тыс. патронов, 3 радиопередатчика и 14 УКВ-радиостанций «PRC-10»[12][13].

С лета 1958 года стратегическая инициатива перешла на сторону революционеров. В конце августа две колонны повстанцев (около 200 бойцов) под командованием Эрнесто Че Гевары и Камило Сьенфуэгоса спустились с гор, пересекли с боями провинцию Камагуэй и вышли к провинции Лас-Вильяс.

В октябре 1958 года активизировались переговоры повстанцев с представителями политической оппозиции Ф. Батисте (в конечном итоге, по результатам этих переговоров, 1 декабря 1958 года в селении Педреро был подписан «Пакт Педреро», устанавливавший формы сотрудничества)[14].

Новое наступление повстанцев началось на всех фронтах во второй половине октября 1958 года, под их контролем практически целиком оказались провинции Орьенте и Лас-Вильяс. В конце ноября 1958 года решающие бои развернулись на западе.

16 декабря 1958 года повстанцы окружили город Фоменто с населением около 10 тыс. человек и после двухдневных боев правительственный гарнизон прекратил сопротивление. Повстанцы взяли в плен 141 солдат и захватили значительное количество оружия и военного снаряжения.

21 декабря 1958 года повстанцы атаковали и после упорных боев заняли город Кабайгуан с населением в 18 тыс. человек.

22 декабря 1958 года начались бои за город Пласетас с населением около 30 тыс. жителей.

25 декабря 1958 года с боями были заняты город Ремедиос и порт Кайбариен.

27 декабря 1958 года отряды Повстанческой армии во главе с Че Геварой начали наступление на город Санта-Клара, сражение за который продолжалось до 1 января 1959 года.

31 декабря 1958 года главнокомандующий вооружёнными силами Кубы, генерал Франсиско Табернилья доложил Ф. Батисте, что армия полностью утратила боеспособность и не сможет остановить наступление повстанцев на Гавану[15]. В этот же день Батиста и 124 других функционеров покинули остров, оставленная ими администрация фактически прекратила своё существование.

1 января 1959 года повстанческие войска вошли в Сантьяго. 2 января 1959 года отряды повстанцев вступили в Гавану, 6 января в столицу торжественно прибыл Фидель Кастро.

Партизанская война после победы революции (1959—1966 годы)

Падение режима Батисты привело к началу партизанской войны, но уже против Кастро. С определенного момента конфликт поддерживали США, а движущей силой были кубинские эмигранты, обосновавшиеся во Флориде. В середине 1960 года возник крупный очаг сопротивления в горном массиве Эскамбрай, где к сентябрю 1962 года действовали 79 боевых отрядов под названием «Армия национального освобождения» (около 1600 бойцов)[16]. Кроме того были вооруженные диверсии — поджог супермаркета «Эль Энканто» и взрыв 4 марта 1960 года в порту Гаваны французского корабля «Ля Кувр» с грузом оружия[16]. Вооруженное сопротивление было полностью подавлено на Кубе только в 1966 году[16].

Революционные преобразования

  • В начале 1959 года были снижены плата за жильё, электричество, газ, телефон и медицинское обслуживание[17].
  • 17 мая 1959 года был принят закон об аграрной реформе, в результате которой было произведено перераспределение земель сельскохозяйственного назначения: 60% получили крестьяне, 40 % перешло в государственный сектор[18].
  • В несколько этапов была произведена национализация банков, кредитно-финансовых организаций и промышленных предприятий:
  • первоначально, 6 августа 1960 года, были национализированы телефонная компания «Кубан тэлэфон компани» (дочернее предприятие американской корпорации ИТТ), три нефтеперерабатывающих завода и 21 сахарный завод[18];
  • 17 сентября 1960 года были национализированы кубинские банки и 382 крупнейших промышленных и торговых предприятий, большинство которых принадлежали сторонникам Ф. Батисты и иностранным компаниям[18];
  • 14 октября 1960 года была проведена городская реформа — национализирован жилищный фонд[17], началось расселение кубинцев в дома и квартиры, ранее принадлежавшие иностранцам;
  • 24 октября 1960 года были национализированы ещё 166 предприятий, принадлежавшие американским компаниям[18].

В общей сложности в результате проведённых реформ убытки 979 американских компаний и корпораций составили около 1 млрд долларов прямых капиталовложений, до 2 млн гектаров земель сельскохозяйственного назначения, три нефтеперерабатывающих и 36 сахарных заводов, значительное количество торгово-промышленных объектов и иной недвижимости[18].

Важнейшие деятели Революции

Празднование

Дата 1 января отмечается на Кубе как праздник «Триумф революции».

Отражение в культуре и искусстве

События и участники Кубинской революции отражены в культуре и искусстве Кубы и других стран мира.

  • Я — Куба (фильм, 1964)
  • «Gesta Final» («Последний подвиг») — кубинская компьютерная игра о событиях кубинской революции
  • "Dirty Dancing 2: Havana night" (фильм, 2004)

См. также

Напишите отзыв о статье "Кубинская революция"

Ссылки

  • Эрнесто Че Гевара [scepsis.ru/library/id_1148.html «Эпизоды революционной войны. Глава: Завершающее наступление»]
  • Александр Тарасов. [scepsis.ru/library/id_539.html «44 года войны ЦРУ против Че Гевары» // «Секретное досье», № 2, 1998]
  • [www.vacances-sejour.ch/cuba/granma/ Биографические очерки участников плавания на «Гранме»]  (фр.)
  • [www.vokrugsveta.ru/vs/article/4920/ В. Чичков. День первый: Монкада // журнал «Вокруг Света», № 7 (2574), июль 1973]

Библиография

  • Бородаев В. А. Кубинская революция и становление новой политической системы. 1953—2006 гг. — М., 2007.
  • Гевара Э. Партизанская война (пер. с исп.). М., 1961.
  • Гриневич Э. А. Куба: на пути к победе революции. — М., «Наука», 1975.
  • Зуйков Г. Н. Социально-экономические предпосылки кубинской революции. М., «Наука», 1980. — 168 стр.
  • Кастро Ф., Рамоне И. Фидель Кастро. Моя жизнь. Биография на два голоса. — Рипол Классик, 2009.
  • [lib.ru/MEMUARY/ZHZL/kastro.txt Леонов Н. С., Бородаев В. А. Фидель Кастро. Политическая биография. М., 1998.]
  • Ларин Е. А. Повстанческая армия в кубинской революции (декабрь 1956—январь 1959 гг.). — М., 1977
  • Листов В. В., Жуков Вл. И. Тайная война против революционной Кубы. — М., 1966.
  • Монтанер К А. Накануне краха. Фидель Кастро и Кубинская революция. — М., 1992.
  • Слезкин Л. Ю. История Кубинской республики. — М., 1966.
  • Талия Ф. Р. Социалистическая революция на Кубе. — М.: Мысль, 1987.
  • Тарасов К. С., Зубенков В. В.. Тайная война США против Латинской Америки. — М.: Междунар. отношения, 1987.
  • Anderson, Jon Lee. Che Guevara: A Revolutionary Life. New York: Grove Press, 1997.
  • Bonachea, Rolando E., Nelson P. Valdes. Cuba in Revolution. Garden City, N.Y.: Anchor Books, 1972.
  • Brennan, Ray. Castro, Cuba and Justice. Garden City, N.Y.: Doubleday & Company, Inc., 1959.
  • Cannon, Terence. Revolutionary Cuba. New York: Thomas Y. Crowell, 1981.
  • Draper, Theodore. Castro’s Revolution: Myths and Realities.- New York, 1962.
  • Hugh, Thomas. Cuba or The Pursuit of Freedom. — New York: Harper and Row, 1971.

Примечания

  1. 1 2 М. А. Манасов. Куба: дорогами свершений. М., «Наука», 1988. стр.17
  2. Гриневич Э. А. Куба: на пути к победе революции. — М., «Наука», 1975. стр.94
  3. М. А. Манасов. Куба: дорогами свершений. М., «Наука», 1988. стр.22
  4. В. В. Листов, В. Г. Жуков. Тайная война против революционной Кубы. М., Политиздат, 1966. стр.23-24
  5. М. А. Манасов. Куба: дорогами свершений. М., «Наука», 1988. стр.24
  6. Гриневич Э. А. Куба: на пути к победе революции. — М., «Наука», 1975. стр.151
  7. И. Р. Лаврецкий. Эрнесто Че Гевара. М., «Молодая гвардия», 1972. стр.92 — серия «Жизнь замечательных людей», вып. 5 (512)
  8. И. Р. Лаврецкий. Эрнесто Че Гевара. М., «Молодая гвардия», 1972. стр.100-101 — серия «Жизнь замечательных людей», вып. 5 (512)
  9. Ф. М. Сергеев. Тайная война против Кубы. М., «Прогресс», 1982. стр.22
  10. С. А. Гонионский. Очерки новейшей истории стран Латинской Америки. М., «Просвещение», 1964. стр.219
  11. Paul J. Dosal. Comandante Che: Guerrilla Soldier, Commander, and Strategist, 1956—1967. — Penn State Press, 2004. — С. 144.
  12. Гриневич Э. А. Куба: на пути к победе революции. — М., «Наука», 1975. стр.199
  13. Рамиро Х. Абреу. Куба: канун революции. М., «Прогресс», 1987. стр.197
  14. М. А. Манасов. Куба: дорогами свершений. М., «Наука», 1988. стр.30
  15. E. Smith. The Fourth Floor. New York. 1962. p. 172—178
  16. 1 2 3 Бородаев В. А. Позиция кубинского руководства во время карибского кризиса // Вестник Московского университета. Серия 25: Международные отношения и мировая политика. — 2013. — № 1. — С. 15
  17. 1 2 Кубинская революция // Советская историческая энциклопедия / редколл., гл. ред. Е. М. Жуков. Том 8. М.: Государственное научное издательство «Советская энциклопедия», 1965. Стр. 243—247
  18. 1 2 3 4 5 Ф. Сергеев. Тайная война против Кубы. М., «Прогресс», 1982. Стр. 31—33

Отрывок, характеризующий Кубинская революция

Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.


На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.