Поход ледокола «Арктика» на Северный полюс 1977 года

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Поход ледокола «Арктика» на Северный полюс 1977 года
Страна СССР
Дата начала 9 августа 1977 года
Дата окончания 22 августа 1977 года
Руководитель Министр морского флота Т. Б. Гуженко
Состав

Команда ледокола Арктика и научный состав (представители ряда научных и производственных организаций), всего 207 человек

Ледокол и ряд участников экспедиции были представлены к государственным наградам

Поход ледокола «Арктика» на Северный полюс 1977 года — экспедиция ледокола «Арктика», завершившаяся первым достижением Северного полюса кораблём в надводном положении.





Подготовка похода

Атомный ледокол «Арктика» является головным кораблём серии проекта 10520. Проект стал вторым проектом атомного ледокола: первым стал советский атомоход «Ленин». Проект создавался для освоения арктических морей, эксплуатантом атомного ледокольного флота стало Мурманское морское пароходство.

Ледокол был заложен 3 июля 1971 года на Балтийском заводе в Ленинграде. Спуск на воду произведен 26 декабря 1972 года. Окончание ходовых испытаний — 17 декабря 1974 года. Приём в эксплуатацию и подъём государственного флага на ледоколе — 25 апреля 1975 года.

Первым капитаном атомохода в 1971 году был назначен опытный ледовый капитан Ю. С. Кучиев, капитан ледокола Ленин. В 1974—1977 годах ледокол выполнил ряд рейсов по маршруту Северного морского пути и был готов к сложному походу.

Решение о походе на полюс было принято 13 июля 1977 года, когда министр морского флота СССР Т. Б. Гуженко подписал план организационно-технических мероприятий по подготовке рейса. Его подготовка проходила в Мурманском морском пароходстве, она была поручена начальнику пароходства В. И. Игнатюку и начальнику администрации Северного морского пути К. Н. Чубакову. Министр морского флота СССР Т. Б. Гуженко стал руководителем рейса, К. Н. Чубаков — его заместителем[1].

Разработка маршрута этого похода для исследователей полярных льдов была новой задачей. По мнению капитана судна Юрия Кучиева плавание в таких льдах — это очень рискованное мероприятие. Наиболее критичными могут стать поломка конуса гребного вала, это может повлечь за собой потерю винта. Результатом такой поломки будет снижение мощности ледокола на одну треть. Поэтому прокладка маршрута велась с использованием данных многолетних наблюдений за поведением ледовых полей. Эти данные летом 1977 года подготовил сотрудник ААНИИ И. П. Романов, который занимался изучением льдов с 1950-х годов[2].

Экипаж судна (примерно 150 моряков) для экспедиции был усилен научными и техническими специалистами, в этом рейсе на борту судна было 207 человек[1]. В экспедиции принимали участие сотрудники институтов и предприятий:

  • ЦНИИ имени А. Н. Крылова, задачей группы стало исследование работы гребных винтов в условиях предельных нагрузок.
  • Института атомной энергии имени И. В. Курчатова, которые контролировали работу всей энергетической установки судна.
  • Рижского института гражданской авиации, которые к рейсу разработали специальный прибор, дистанционно определявший толщину ледового покрова.
  • 10 сотрудников ААНИИ, руководил которыми известный полярник И. П. Романов. Этот коллектив выполнял комплексную программу:
    • Научно-оперативное обеспечение похода, составление метеорологических и ледовых прогнозов;
    • Изучение проходимости ледокола в различных ледовых условиях;
    • Исследование механизма взаимодействия корпуса ледокола со льдом.

Для обеспечения похода на берегу были созданы два специальных подразделения:

Взаимодействие этих трёх подразделений позволяло всё время похода иметь на ледоколе разностороннюю информацию о существующей и ожидаемой ледовой обстановке, метеорологических условиях по курсу ледокола, создавались суточные прогнозы погоды. Подгруппа ААНИИ вылетала на бортовом вертолете МИ-2 в ледовую разведку, подбирая оптимальный путь на сложных участках. Другая подгруппа исследовала поведение корпуса ледокола при его активном взаимодействии со льдом в различных рабочих режимах. Эти специалисты работали в трюмных помещениях судна.

Из-за сложности задачи, поставленной организаторами экспедиции, был предпринят ряд мер безопасности:

По мнению эксплуатационщиков, ажурные винты диаметром 5,7 метра не выглядели вызывающими доверия. Несмотря на это, винты судна отработали нормально.

Экспедиция

За время похода ледокол преодолел 3852 морских мили, в том числе 1200 миль с преодолением многолетнего льда[1].

К полюсу

Внешние изображения
Внешние изображения, связанные с походом
(Путь «Арктики» к полюсу)
[xroniki-nauki.ru/wp-content/uploads/2011/04/111.jpg Маршрут на карте ледяных полей]
9 августа 1977 года министр прибыл на борт судна, и «Арктика» вышла из Мурманского порта.

Результатом первоначальных расчётов ледовой обстановки стало направление из Мурманска на север по прямой. В процессе следования полярник В. Н. Купецкий настоял на изменении направления, указав, что льды по направлению от Карского моря к Северному полюсу менее крепкие, и следует идти на штурм полюса именно по этому направлению. Его поддержали капитаны-полярники и представители ААНИИ (в первую очередь — И. П. Романов) и новый маршрут был утверждён.

Так как многолетний сибирский лёд дрейфует от берегов Новосибирских островов через полюс к берегам Гренландии, появляются два обстоятельства:

  • Толщина льда по мере приближения старения льда нарастает, это позволяет ледоколу идти хорошим ходом большую часть пути, и снижение скорости из-за повышения толщины льда постепенно проявляется ближе к полюсу.
  • За счёт попутного дрейфа к скорости ледокола прибавлялась скорость дрейфа. Прирост был незначительным, за те семь суток, когда ледокол шёл к полюсу, за счёт попутного дрейфа прирост составил около 20—25 миль[2].

Ледокол следовал через Карское море в море Лаптевых, пройдя проливом Вилькицкого. Достигнув 130 меридиана, экспедиция повернула на север и придерживалась этого направления вплоть до достижения Северного полюса. Фактически судно следовало по пологой дуге между 125 и 130 градусами восточной долготы[1].

С 14 августа ледокол вошёл во многолетние льды, началось преодоление ледяного покрова:

С отдельными скоплениями многолетнего льда мы встречались во время плавания на «Ленине» и на «Арктике» до этого похода, но ледяные поля толщиной в несколько метров — такие нам преодолевать не приходилось…

— капитан судна Ю. С. Кучиев

.

Капитан ледокола в этой части рейса постоянно использовал данные ледовой разведки и по возможности обходил наиболее мощные ледовые преграды. Несмотря на это, ледоколу неоднократно пришлось испытывать трудности. Руководитель рейса Тимофей Гуженко позже называл эту часть похода «камнедробилкой», так как в этих льдах «Арктика» шла «продвигаясь ударами: взад-вперед, взад-вперед».

16 августа 1977 года при прохождении участка в районе 88—89-й широт при ухудшении видимости ледокол встретил поле тяжёлого пакового льда, который оторвался от канадского массива. При преодолении этой перемычки тяжёлого льда два раза произошло заклинивание ледокола[2].

Внешние медиафайлы
Внешние изображения, связанные с походом
Арктика» на полюсе)
Изображения
[www.vokrugsveta.ru/img/cmn/2007/09/20/033.jpg Участники экспедиции совершают кругосветное путешествие вокруг полюса]
Видеофайлы
[www.youtube.com/watch?feature=player_embedded&v=q3KmNNIIRZ4 Киножурнал Новости дня / хроника наших дней 1977 №33] ЦСДФ (РЦСДФ)

Режиссёр: В. Логинов Оператор: В. Байков, Ю. Буслаев, Г. Епифанов, Л. Зильберг, Н. Шмаков
1. Президиум Верховного Совета СССР утвердил текст и музыкальную редакцию Государственного гимна СССР.
2. «Северный полюс покорён!» Атомоход Арктика. (4:05) — атомный ледокол «Арктика» во льдах; Юрий Кучиев на капитанском мостике; совещание штаба экспедиции; подъем флага СССР на Северном полюсе и памятная плита опущенная на дно океана; возвращение в порт Мурманск
3. Уборка урожая хлеба и кукурузы в Ставропольском крае.
4. Уборка хлеба в Красноярском крае.
5. Пионерский лагерь Восход Истринского района Московской области.
6. 1 сентября в новой школе № 878 г. Москвы

На полюсе

Было политически важно выйти точно на точку полюса, что было непростой задачей для навигационных приборов того времени. Эту задачу службы корабля успешно выполнили во взаимодействии со специалистом ААНИИ И. П Романовым, который к тому моменту уже много десятков раз бывал на вершине мира. По окончании рейса Илья Павлович Романов был награждён орденом Ленина[3].

Прибыли 04:00 МСК

Радиограмма в Москву с борта ледокола

Ю. С. Кучиев, 17 августа 1977 года[1]

17 августа 1977 года в 4 часа утра по московскому времени атомный ледокол впервые в мире достиг в активном плавании географической точки Северного полюса. Первыми на лёд спустились старший мастер атомной паропроизводительной установки Фидус Асхадуллин и мастер-ремонтник А. А. Шпринг. Они установили на льду стальной 10-метровый стержень для поднятия флага.

После этого с борта корабля был спущен парадный трап и в 9 часов 40 минут по московскому времени на Северном полюсе был поднят флаг Советского Союза. Капитан Юрий Кучиев прикрепил к флагштоку древко от флага экспедиции Георгия Седова. Экспедиция Седова не смогла дойти до Северного полюса, пройдя порядка 100 километров из нескольких тысяч.

Как и во многих других экспедициях к полюсу, участники экспедиции протоптали «кругосветный маршрут»: круг диаметром около 40 метров, по которому можно было пересечь все меридианы за короткое время.

Старший техник Рафик Булатов из куска резины изготовил сувенирный «почтовый» штемпель с надписью: «Северный полюс. Атомный ледокол „Арктика“ 17 августа 1977 г.». Этим штемпелем были проштампованы конверты, открытки и фотографии. Штемпель был поставлен примерно на 100—120 конвертах и открытках.

Возвращение

«Арктика» провела на вершине мира 15 часов, за это время научные сотрудники экспедиции провели запланированные исследования и наблюдения. Стоянка позволила водолазам проверить состояние винтов ледокола, после положительного заключения ледокол был готов отправиться в обратный путь в Мурманск. Последним мероприятием перед уходом с Северного полюса стало оставление в этом месте специального памятного знака. В его состав входили:

Точная копия капсулы находится в фондах Музея Арктики и Антарктики.

Обратный маршрут был проложен по прямой в сторону Мурманска. Так же, как и дорога к полюсу, путь от полюса был проложен по дуге в обход Земли Франца-Иосифа между 55 и 40 градусами восточной долготы[1].

В этой части маршрута исследовалась возможность работы ледоколов в высоких широтах. Интерес к этому вопросу объяснялся тем, что существует возможность высокоширотной ледовой проводки: высокоширотный маршрут между Мурманском и Беринговым проливом примерно на треть короче длины трассы Северного морского пути.

Из-за возросшей сложности льдов повысились требования к метеорологам, группа ААНИИ продолжала активно выполнять работы, связанные с прокладкой курса судна.

Итоги экспедиции

В результате экспедиции была практически доказана возможность осуществления круглогодичной навигации по кратчайшим маршрутам Северного Ледовитого океана, а также возможность транзитного прохождения Северного морского пути.

Научные исследования

Представители ААНИИ во время экспедиции собрали уникальные данные о поведении корпуса ледокола при взаимодействии со льдом в разных рабочих режимах. Эти данные были обработаны вскоре после возвращения специалистов в Ленинград. В результате анализа полученных материалов был достигнут прогресс в ряде областей исследования: основными результатами стали новые методики прочностных расчётов корпусов ледоколов и транспортных судов. Кроме этого были получены важные данные по поведению винтов ледокола при преодолении и рубке пакового льда[1].

Впервые были опробованы приборы для определения толщины ледяного покрова. Эти приборы показали свою действенность и в течение нескольких лет были доработаны и широко внедрены. Кроме этого, была практически опробована система спутниковой навигации в условиях высоких широт. Эта система была ещё практически несовершенна, для определения местоположения судну было необходимо останавливаться на несколько часов[1].

По результатам рейса был выполнен доклад об итогах гидрометеорологического обеспечения, который был представлен на заседании коллегии в Главном управлении Гидрометеослужбы СССР. Этот доклад представляли директор Института Арктики и Антарктики А. Ф. Трешников и руководитель группы ААНИИ в экспедиции И. П. Романов[2].

Кроме этого были предложены новые способы проводки караванов.

Награждение участников похода

Все участники похода были награждены орденами и медалями, звания Герой Социалистического Труда были удостоены:

Ледокол «Арктика» был награждён Орденом Октябрьской Революции, начальник Мурманского морского пароходства Владимир Игнатюк, отвечавший за подготовку экспедиции, был награждён орденом «Знак Почёта».

См. также

Напишите отзыв о статье "Поход ледокола «Арктика» на Северный полюс 1977 года"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 Интервью К. Н. Чубакова [xroniki-nauki.ru/fakty-nauki/ledokol-arktika Ледокол «Арктика». Первый рейс] // xroniki-nauki.ru/.
  2. 1 2 3 4 Надир Сафиев [www.vokrugsveta.ru/vs/article/5604/ Высокоширотный вариант] // Вокруг света : Журнал. — М., 1978. — Вып. №1 (2628).
  3. Владимир Стругацкий. Впереди - ледовая разведка // [www.polarpost.ru/Library/Vperedi_ledovaya/text-icepioner-15.html Впереди - ледовая разведка]. — Л.: Гидрометеоиздат, 1984. — 128 с. — 10 000 экз.

Литература

  • В. А. Спичкин, В. А. Шамонтьев. Атомоход идет к полюсу. — Л.: Гидрометеоиздат, 1979. — 144 с.

Отрывок, характеризующий Поход ледокола «Арктика» на Северный полюс 1977 года

И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.