Прокатный киноформат

Прока́тный форма́т — кинематографический формат на киноплёнке, пригодный для печати прокатных фильмокопий с различными типами совмещённых фонограмм. Все современные прокатные форматы на 35-мм киноплёнке обладают стандартным шагом кадра в 4 перфорации и аналоговой оптической фонограммой, размещённой между перфорацией и изображением.

Особенности

Производственные форматы, в отличие от прокатных, непригодны для печати прокатных фильмокопий и используются только для съёмки негатива. Такие форматы получили распространение в результате появления цифровых технологий кинопроизводства Digital Intermediate, не требующих контактной печати. Это привело к почти полному вытеснению из съёмочного процесса форматов, имеющих прокатный аналог, производственными форматами. Подавляющая часть киносъёмочного оборудования сегодня рассчитана на производственные форматы «Супер-16» или «Супер-35», последний из которых часто имеет непригодный в прокате шаг кадра в 3 или даже 2 перфорации.

Кинопроекционное оборудование гораздо консервативнее в отношении смены форматов, поскольку создание кинотеатров с кинопроекторами, использующими редкий или маловостребованный формат, экономически невыгодно. Поэтому кинопрокат меняет форматы киноплёнки значительно реже, чем кинопроизводители. Многие перспективные форматы так и остались экспериментальными из-за нежелания прокатных организаций терпеть убытки от смены кинопроекторов. Так, появившиеся в конце 1920-х годов широкоформатные киноплёнки не получили распространения из-за нежелания владельцев кинотеатров менять оборудование, затормозив развитие широкоформатного кино на двадцать лет. А формат «Синемаскоп-55» так и остался лабораторным курьёзом, поскольку использовал уникальную киноплёнку шириной 55 мм и разные негатив и позитив. Это один из немногих форматов, позитив которого был только прокатным. На сегодняшний день существуют пять основных прокатных форматов, аппаратура для которых наиболее распространена: обычный, широкоэкранный, кашетированный, широкоформатный «5/70» и IMAX «15/70». Фильмокопии на 16-мм киноплёнке с конца 1990-х годов не выпускаются.

Новейшие форматы

Предложения всеобщего перехода на шаг кадра в 3 перфорации стали появляться уже в середине 1980-х годов. По подсчётам журнала «American Cinematographer», сокращение расхода негативной и позитивной киноплёнок за счёт уменьшения шага кадра позволило бы экономить до 400 миллионов долларов ежегодно только в США. Дополнительные возможности открылись в результате распространения цифровых оптических фонограмм Dolby Digital и SDDS, которые печатаются на межперфорационных перемычках и закраинах киноплёнки. Отказ от аналоговой совмещённой фонограммы при этом позволяет увеличить ширину кадра, повысив эффективность использования площади фотоматериала.

В 1998 году известным кинооператором Витторио Стораро был предложен прокатный формат Юнивизиум (англ. Univisium) с шагом кадра в 3 перфорации. «Юнивизиум» так же, как и формат «Супер-35», использует для изображения всю ширину киноплёнки между перфорациями и позволяет получать кадр с соотношением сторон 2,0:1. Он пригоден для печати фильмокопий с цифровыми оптическими фонограммами, использующими пространство снаружи перфораций (стандарт SDDS) и межперфорационные перемычки для дорожки Dolby Digital. Кроме того, возможна контактная печать такого позитива с негатива «Супер-35» с шагом в 3 перфорации. Формат требует кинопроекторов, рассчитанных на другой шаг кадра, но позволяет сделать фильмокопию при той же длительности на 25 % короче и значительно дешевле при том же качестве изображения, что и у фильмокопии традиционных кашетированных форматов за счёт предельно узкого интервала между кадрами.

Аналогичный принцип использован в семействе прокатных форматов Максивижн (англ. Maxivision), предложенных годом позднее. Вариант «Максивижн-48» рассчитан на частоту проекции 48 кадров в секунду, позволяя сохранить приемлемые динамические характеристики лентопротяжного тракта за счёт укороченного шага кадра. Для перевода стандартного кинопроектора на новый формат с укороченным шагом производится замена головки лентопротяжного тракта. Благодаря микропроцессорному управлению протяжкой киноплёнки и её положения относительно объектива, удаётся получить более высокую резкость экранного изображения, чем в кинопроекторах стандартных прокатных киносистем.

См. также

• Фильмокопия
• Производственный киноформат

Литература

• Б. Н. Коноплев. Глава II. Классификация кинофильмов // Основы фильмопроизводства. — 2-е изд. — М.: Искусство, 1975. — С. 32. — 448 с.

• Голдовский Е. М. Размеры 35-мм фильмокопии. // Кинопроекция в вопросах и ответах. — М.,: «Искусство», 1971. — С. 42. — 223 с.

• Е. А. Иофис. § 42. Разноформатные фильмокопии // [www.leonidkonovalov.ru/cinema/bibl/kf_procces.pdf Кинофотопроцессы и материалы]. — 2-е изд. — М.: «Искусство», 1980. — С. 194. — 239 с.

• Система трёх перфораций для 35-мм кинематографа (рус.) // «Техника кино и телевидения» : журнал. — 1987. — № 1. — С. 71—72. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0040-2249&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0040-2249].

Отрывок, характеризующий Прокатный киноформат

– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.