Просительницы (Эсхил)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Просительницы (Эсхил)

«Проси́тельницы» (греч. Ἱκέτιδες, Hiketides) — трагедия древнегреческого драматурга Эсхила, являющаяся первой (и единственной сохранившейся) частью тетралогии о Данаидах. В эту тетралогию входили также трагедии «Данаиды» и «Египтяне» и сатировская драма «Амимона».





Проблема датировки

До 1950-х годов Просительниц относили к раннему периоду творчества Эсхила, то есть к периоду от 490-х до 470-х годов до н. э. Возможности для более точной датировки появились после публикации в 1952 году папирусного отрывка из сообщения о постановке (дидаскалии). В этом отрывке упоминается Софокл, начавший театральную деятельность в 470 году до н. э., и, возможно, упоминается архонт Архедемид, занимавший высшую должность в 463 году до н. э. Но существует мнение, что в дидаскалии речь идёт о посмертной постановке; в этом случае данный текст не помогает датировать трагедию[1].

Действующие лица

Сюжет

Трагедия написана на тему из аргосского мифологического цикла. Пятьдесят сестёр Данаид прибывают в Аргос, спасаясь от своих двоюродных братьев Египтиадов, принуждающих их к браку, и просят о приюте местного царя Пеласга. Тот передаёт их дело на рассмотрение народного собрания. В конце концов Данаиды получают убежище.

Издание на русском языке

  • Эсхил. Просительницы. Перевод В.И.Иванова, А.И.Пиотровского // Эсхил. Трагедии. М., 1989 (Серия «Литературные памятники»). С. 5—15, 198—221.

Напишите отзыв о статье "Просительницы (Эсхил)"

Примечания

  1. См.: Тронский И.М. Оксиринхская дидаскалия к тетралогии Эсхила о Данаидах // Вестник древней истории, 1957, № 2. С. 146—159.

Отрывок, характеризующий Просительницы (Эсхил)

– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.