Райт, Чарльз Сеймур

Чарльз Сеймур Райт
Charles Seymour Wright
Чарльз Райт (1912)
Дата рождения:	7 апреля 1887(1887-04-07)
Место рождения:	Торонто, Канада
Дата смерти:	1 ноября 1975(1975-11-01) (88 лет)
Место смерти:	Солтспринг-Айсленд, Канада
Страна:	Канада Канада
Научная сфера:	физика
Место работы:	Кембриджский университет
Альма-матер:	Университет Торонто
Известен как:	Сайлас
Награды и премии:

Ча́рльз Се́ймур Райт, сэр (англ. Charles Seymour Wright; 1887—1975) — канадский учёный-физик, участник антарктической экспедиции Роберта Фолкона Скотта (1910—1913), Первой мировой войны, один из пионеров в области разработки и создания средств военной радиосвязи и радиолокации.

Ранние годы жизни

Чарльз Сеймур Райт родился 7 апреля 1887 года в Торонто (Канада). Чарльз был вторым ребёнком в семье английских иммигрантов Альфреда и Катарины Райт. Отец работал в канадском филиале страховой компании «London and Lancashire Insurance Company». Мать — шотландка по происхождению, умерла во время родов третьим ребёнком (позже отец Райта женился повторно и у него родилось ещё трое детей).

В 1899 году Чарльз вместе со своим старшим братом был зачислен в частную школу «Upper Canada College» (Торонто), которую закончил в 1904 году «с грустью и Медалью генерал-губернатора». Из-за своей близорукости Райт не преуспел в школьных командных видах спорта, и предпочитал им спортивные занятия на открытом воздухе — много свободного времени он проводил в пеших и водных туристических походах (преимущественно вместе с братом).

Осенью 1904 года Райт поступил в Университет Торонто, где показал блестящие результаты в учёбе. В течение четырёх лет слушал углублённые курсы (Honors courses) математики и физики. Основной интерес Райт проявил к экспериментальной физике по изучению, под руководством профессора Джона Мак-Леннана, ионизирующего атмосферу «проникающего излучения» (космических лучей), природа которого тогда была неизвестна науке. В 1908 году за достигнутые результаты в этом направлении Райт стал именным стипендиатом престижнейшей Стипендии всемирной выставки 1851 года и был зачислен в Колледж Гонвилла и Киза Кембриджского университета. Осенью 1908 года он перебрался в Кембридж и вплоть до 1910 года работал над этой же темой в Кавендишской лаборатории под руководством нобелевского лауреата Джозефа Джона Томсона.

Во время работы в Кембридже Чарльз Райт познакомился и стал близким другом молодого австралийского учёного Гриффита Тейлора, вместе с которым решил принять участие в новой британской экспедиции в Антарктиду под руководством Роберта Скотта. Тейлор был принят в качестве геолога, а Райт (после собеседования с руководителем научного штата экспедиции Эдвардом Уилсоном) на должность физика и гляциолога.

В 1910 году, накануне отплытия в Антарктику, результаты своих исследований и предложенные им новые методы измерения и регистрации «проникающего излучения» Райт оставил Джозефу Томпсону для окончательного утверждения и опубликования. Однако, когда в 1913 году Райт вернулся из путешествия, его отчёт по-прежнему покоился в ящике стола Томпсона. За время его отсутствия аналогичные, но более полные, исследования были опубликованы Хансом Гейгером, чья идея прибора для измерения радиоактивности получила дальнейшее развитие.

Путешествие в Антарктиду (1910—1913)

Экспедиция Роберта Скотта покинула Великобританию 1 июня 1910 года и 4 января 1911 года достигла берегов Антарктиды. База экспедиции была организована на острове Росса.

Большую часть времени, провёденного в Антарктиде, Райт занимался вопросами гляциологии, магнетизма, а также ассистировал метеорологу Джорджу Симпсону (после отъезда последнего в марте 1912 года исполнял его обязанности). Ещё во время плавания в Антарктику Симпсон и Райт изучали атмосферное электричество над океаном, результаты их наблюдений были опубликованы уже в мае 1911 года.

С 27 января по 14 марта 1911 года Чарльз Райт в составе «западной партии» под руководством Гриффита Тейлора принял участие в походе к западу от острова Росса на Землю Виктории (помимо него в состав партии входили геолог Фрэнк Дебенхем и старшина Эдгар Эванс — будущий покоритель Южного полюса). Партия Тейлора провела важные геологические и гляциологические изыскания в сухих долинах Мак-Мердо (названных именами Тейлора, Райта и Виктории) и на ледниках Феррара и Кётлица, составила их точные карты.

С 1 ноября по 22 декабря 1911 года Райт входил в состав вспомогательного отряда партии Роберта Скотта, которая отправлялась к Южному полюсу. 22 декабря на широте 85°15’ (верховья ледника Бирдмора) Скотт отдал приказ Эдварду Аткинсону, Эпсли Черри-Гаррарду, Райту и Кэохэйну возвращаться на базу. Партия Райта благополучно вернулась обратно 26 января 1912 года.

17 января 1912 года, через 34 дня после Руаля Амундсена, Роберт Скотт и его партия достигла Южного полюса, однако на обратном пути погибла. 12 ноября 1912 года Чарльз Райт, в качестве участника поисковой партии из 8 человек под руководством Эдварда Аткинсона, первым обнаружил палатку с телами Скотта, Эдварда Уилсона и Генри Бауэрса:

Эта сцена до конца жизни не изгладится из моей памяти. Мы шли с собаками и видели, как Райт один вдруг свернул с курса, а за ним вправо потянулась вся партия с мулами. Он заметил, как ему показалось, гурий, а рядом что-то темное — что бы это могло быть? Недоумение переросло в предчувствие беды. Собачьи упряжки подтянулись, все остановились. Райт подошел: «Это палатка». Как он узнал — не понимаю. Представьте себе обычную снежную пустыню, справа от нас — остатки прошлогоднего гурия, небольшой холмик — и только лишь вблизи стал заметен трехфутовый бамбуковый шест, одиноко торчащий из снега, а рядом — ещё один холмик, может быть выдававшийся чуть больше…

— Эпсли Черри-Гаррард

Скотт в своих дневниках очень позитивно отзывался о Чарльзе Райте:

Одним из лучших наших приобретений я считаю Райта. Он во всем крайне основателен и всегда готов абсолютно на что угодно. Подобно Боуэрсу, санная наука дается ему как утке плавание и хотя по этой части ещё не проходил суровой школы, но уверен, что выдержит её почти так же хорошо. Ничто никогда не расстраивает его, и я не могу себе представить, чтобы он был чем-нибудь недоволен.

— Р. Скотт

В 1922 году по результатам работы экспедиции «Терра-Новы» Райт с соавторстве с Реймондом Пристли (геологом экспедиции) опубликовал работу «Гляциология», ставшей классикой ранних исследований в этой науке.

Последующие годы жизни

По возвращении в Англию Райт продолжил работу в Кембриджском университете, где читал лекции по картографии на факультете географии, а также работал над научным отчётом экспедиции. В 1914 году Райт женился на родной сестре Реймонда Пристли Эдит Мэри (сам Пристли женился на сестре Райта Мэри Бойд). В семье Чарльза Сеймура родился сын Альфред, а в 1924 году — дочь Пэт.

В 1914 году Райт был призван в Королевские инженерные войска. Весной 1915 года в звании второго лейтенанта был направлен на фронт Первой мировой войны во Францию, где работал над разработкой и созданием беспроводных средств армейской связи для французских и британских сухопутных войск. Позже был переведён для дальнейшего прохождения службы в Генеральный штаб. За свои достижения и заслуги Райт был награждён Военным крестом, орденом Почётного легиона и орденом Британской империи. Войну закончил в звании майора.

После войны Райт начал работать в Научно-исследовательском департаменте при Британском Адмиралтействе в должности помощника директора. В 1929 году он был назначен руководителем проектов (англ. Superintendent) Департамента исследований Адмиралтейства в Теддингтоне, Лондон (англ. Admiralty Research Department). Во время работы на этой должности Чарльз Райт сыграл значительную роль в разработке и создании ранних систем радиолокационного обнаружения для нужд флота и военно-воздушных сил. Райт тесно сотрудничал в этой сфере с Реймондом Пристли, который был вице-канцлером Бирмингемского университета, и ещё с тремя учёными с факультета физики, которые принимали непосредственное участие в этих работах.

В 1946 году Райт возглавил вновь созданную Научную службу ВМФ Великобритании (англ.  Royal Navy Scientific Service). За свою многолетнюю службу и достижения в этом же году Чарльз Райт был награждён орденом Бани и посвящён в рыцари. В 1947 году, по достижении 60 лет, Райт оставил службу в Великобритании и переехал в Канаду на свою историческую родину. Вскоре он получил предложение из США и некоторое время проработал в Вашингтоне научным советником при Британской миссии (англ.  British Joint Services Mission). В 1951 году купил дом в Виктории, в этом же году стал директором Морской физической лаборатории Института океанографии Скриппса в Сан-Диего. Работал в этой должности до 1955 года, занимаясь вопросами радиообмена между субмаринами, изучением геомагнитного шума и сопутствующими задачами.

В 1955 году вернулся в Канаду и начал работать в Тихоокеанской военно-морской лаборатории в Эскьюмалте (неподалёку от Виктории), где занимался изучением геомагнитных флуктуаций и их связью с полярными сияниями. Эти исследования проводились совместно со Стэнфордским университетом, и в их рамках в 1960 и 1965 годах сэр Чарльз Райт снова посетил Антарктиду. Работал на антарктической станции «Бэрд», посетил станцию «Амундсен — Скотт», на самолёте пролетел над ледником Бирдмора и над сухой долиной Райта, названной в его честь в 1958 году.

В 1969 году Чарльз Райт окончательно отошёл от дел и переехал к своей дочери Пэт в Солтспринг-Айсленд, Британская Колумбия, где скончался 1 ноября 1975 года в возрасте 88 лет. 13 ноября 1975 года его прах был развеян над морем с борта HMCS Restigouche.

Литература

• Charles S. Wright. [kb.osu.edu/dspace/bitstream/handle/1811/6296/silas.pdf?sequence=1 SILAS. The Antarctic Diaries and Memoir of Charles S. Wright] / Colin Bull and Pat F. Wright. — Ohio State University Press, 1993. — 464 с. — ISBN 0-8142-0548-8.

Ссылки

• Raeside, Adrian. Return to Antarctica : the amazing adventure of Sir Charles Wright on Robert Scott's journey to the South Pole. — Toronto : John Wiley & Sons Canada, 2009. — 323 с. — ISBN 9780470153802.
• Joseph G. Frey [legionmagazine.com/en/2005/09/the-remarkable-wright/ The Remarkable Wright] // Legion Magazine. — September 1, 2005.

Отрывок, характеризующий Райт, Чарльз Сеймур

Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.