Рамон Беренгер IV (граф Барселоны)

Рамон (Раймон) Беренгер IV кат. Ramon Berenguer IV фр. Ramón Berenguer IV<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Статуя Раймона Беренгера IV в Мадриде</td></tr>
граф Барселоны, Осоны, Жироны и Сердани
1131 — 1162
Предшественник:	Рамон Беренгер III
Преемник:	Альфонсо II
принц-регент Арагона и граф Рибагорсы
1137 — 1162
(под именем Рамон Беренгер I)
граф-регент Прованса
1144 — 1157
(под именем Раймунд Беренгер II)
Рождение:	ок. 1113 Барселона
Смерть:	7 августа 1162(1162-08-07) Борго-Сан-Дальмаццо, Пьемонт, Италия
Место погребения:	монастырь Санта-Мария-де-Риполь, Каталония
Род:	Барселонский дом
Отец:	Рамон Беренгер III
Мать:	Дульса I Прованская
Супруга:	Петронила Арагонская
Дети:	сыновья: Педро, Альфонсо II, Раймунд Беренгер (Педро), Санчо; дочь: Дульса

Запрос «Рамон Беренгер IV» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Рамо́н (Раймо́н) Беренге́р IV (кат. Ramon Berenguer IV, фр. Ramón Berenguer IV; ок. 1114, Барселона — 7 августа 1162, Борго-Сан-Дальмаццо, Пьемонт, Италия) — граф Барселоны, Осоны, Жироны и Сердани с 1131 года, принц-регент Арагона и граф Рибагорсы с 1137 года, граф-регент Прованса в 1144—1157 годах, маркиз Тортосы с 1148 года, маркиз Лериды с 1149 года. Сын Рамона Беренгера III, графа Барселоны, и Дульсы I Прованской.

Граф Барселоны

После смерти в 1131 году отца Рамон Беренгер унаследовал его Каталонские владения — графства Барселона, Осона, Жирона и Сердань. При этом наследство матери Дульсы, графства Прованс и Жеводан и виконтство Мийо (фр. Millau) достались младшему его брату Беренгеру Раймунду I.

Наследование Арагона

В 1134 году умер бездетный король Арагона и Наварры Альфонсо I Воитель, завещавший своё королевство двум военным орденам — иоаннитам и тамплиерам. Но арагонская и наваррская знать отказались соблюдать это завещание. В результате наваррская знать выбрала королём Наварры правнука брата последнего независимого короля Наварры Санчо IV — Гарсия IV (VI) Рамирес Восстановитель, а арагонская знать выбрала своим королём брата Альфонсо I — Рамиро II Монаха, который был монахом в одном из нарбоннских монастырей.

Для того, чтобы Рамиро мог занять трон, папа римский Иннокентий II освободил его от обета безбрачия, после чего он женился на Агнесе, дочери герцога Аквитании Гильома IX Трубадура. В 1136 году у них родилась дочь Петронила. В 1137 году Рамиро выдал её замуж за Рамона Беренгера IV, после чего отрёкся в пользу дочери от престола и удалился опять в монастырь. Регентом королевства стал Рамон Беренгер. Благодаря этому браку Арагон и большая часть Каталонии оказались объединены в личной унии.

Став правителем Арагона, Рамону Беренгеру в 1140 году заключил договор с орденом Иоаннитов, по которому орден признавал за ним и его потомством права на Арагон, однако в случае, если у Рамона Беренгера не будет мужского потомства, Арагон должен был перейти к ордену. Подобные договоры Рамон Беренгер заключил также с орденом Святого Гроба Господня (в 1141 году) и орденом Тамплиеров. Эти договоры были подтверждены в 1158 году буллой папы Адриана IV.

Договоры с Кастилией

Рамон Беренгер постарался наладить отношения с королевством Кастилия. После смерти Альфонсо I Арагонского король Кастилии и Леона Альфонсо VII захватил часть Арагонской территории. В 1140 году Альфонсо VII и Рамон Беренгер в Каррионе заключили договор, по которому Альфонсо освобождал занятые им арагонские земли взамен признания Рамоном Беренгером вассальной зависимости от Арагона и совместных действиях против отпавшей Наварры. Этим договором было положено начало многолетнему союзу между двумя королевствами.

В 1151 году Альфонсо и Рамон Беренгер заключили Тудиленский договор, в котором кроме возобновления анти-наваррского союза был обговорён возможный раздел мусульманской Испании после её завоевания. Арагону достались Валенсия, Мурсия и Дениа, которые, правда, ещё нужно было завоевать.

Участие в Реконкисте

После проигранной битвы при Фраге в 1134 году Арагон потерял ряд территорий, захваченных Альморавидами. Заручившись поддержкой Кастилии, Рамон Беренгер перешёл в наступление на мусульман, постепенно вернув потерянные территории. В у были отвоёваны Алколея-де-Синка, Чаламера и Сариньена, в 1142 году — Дарока, а в 1147 году — Онтиньена.

Одновременно Рамон Беренгер начал завоевание других мусульманских земель. Прилегающие к его владениям земли принадлежали альморавидскому правителю Мурсии и Валенсии.

С помощью графа Урхеля Эрменгола VI, а также французских и генуэзских наёмников, он захватил в 1148 году тайфа Тортосу, а в 1149 году — Лериду. В 1153 году было завоёвано последнее укрепление мусульман в Каталонии — Сиурана в горах Прадес. В итоге мусульмане потеряли все земли к северу от Эбро. На завоёванной территории, позже названной Новой Каталонией, были образованы маркизаты Тортоса и Лерида.

Также Рамон Беренгер совершал походы в Мурсию (1144 год), Валенсию (1146 год), а в 1147 году участвовал в завоевании Альмерии.

Окситанская политика

Ещё после того, как в 1113 году отец Рамона Беренгера IV, Рамон Беренгер III, унаследовал графство Прованс, графы Барселоны стали играть важную роль в Окситании, стремясь расширить сферу своего влияния. Рамон Беренгер IV, став графом, продолжил политику отца, поддерживая младшего, Беренгера Раймунда I, графа Прованса. При этом они опирались на виконтов Безье, Нима и Каркассона. Противниками их были сеньоры де Бо, поддерживаемые графами Тулузы, Фуа и Арля, а также Генуэзская республика.

В 1143 году Рамон Беренгер помог сеньору Монпелье Гильому VI вернуть его владения, из которых тот был изгнан в результате восстания знати.

В 1144 году Беренгер Раймунд I Прованский погиб. Графом Прованса стал его девятилетний сын Раймунд Беренгер II (III), а регентом Рамон Беренгер IV. Однако сразу же у Рамона Беренгера IV разгорелся конфликт с Раймондом де Бо, который обратился за помощью к германскому королю Конраду III, который считался сюзереном Прованса. Конрад утвердил Прованс за Раймондом де Бо.

Несмотря на признание императора, в 1147 году Прованс оказался в руках Рамона Беренгера. Главный сильный союзник Раймонда де Бо, граф Тулузы Альфонс Иордан был во Втором крестовом походе, поэтому ему пришлось пойти на переговоры с Рамоном Беренгером. Раймонд умер в 1150 году, в этом же году в Арле был заключён мир, по которому Прованс признавался за Барселонским домом, а сыновья Раймонда и Стефании сохраняли владения в Провансе.

Однако позже конфликт разгорался ещё дважды. После войны 1155—1156 годов сеньоры де Бо потеряли большую часть владений, сохранив только замок Бо и его окрестности. В 1161 году война опять возобновилась. В августе того же года Рамон Беренгер IV вместе с племянником поехал в Турин для встречи с императором Фридрихом I Барбароссой для того, чтобы утвердить права на Прованс. Во время возвращения из поездки Рамон Беренгер IV умер 6 августа 1162 года в поселении Сан Дальмацо. Похоронен он был в монастыре Санта-Мария-де-Риполь, став последним графом Барселоны, похороненным там.

Война в Провансе прекратилась в том же 1162 году, окончившись окончательным поражением сеньоров де Бо.

Наследство Рамона Беренгера

В своём завещании Рамон Беренгер IV установил порядок наследования как Арагонской короны, так и других владений, а также переход их в случае бездетности кого-то из сыновей. Основным его наследником стал старший из выживших сыновей — Альфонсо. Он получил графства Барселона, Осона и Жирона, а также завоёванные у мусульман Тортосу и Лериду. Его мать, Петронила, в 1164 году отреклась от короны в пользу Альфонсо, который именем Альфонсо II стал королём Арагона. В 1166 году, после смерти двоюродного брата Рамона Беренгера он унаследовал также и Прованс. Второй сын Рамона Беренгера IV, Раймунд Беренгер (Педро) получил Сердань, а в 1173 году вместо Сердани он получил Прованс. Младший из сыновей Рамона Беренгера, Санчо, родившийся незадолго до смерти отца, в 1168 году получил Сердань, а после смерти в 1181 году брата Раймунда Беренгера (Педро) — ещё и Прованс, который в 1185 году король Альфонс II обменял на графство Руссильон. Королева Петронила по завещанию получила города Бесалу и Рибас.

Брак и дети

Жена: с 1150 года (обручение 11 августа 1137 года, Барбастро) Петронила Арагонская (1136 — 17 октября 1174), королева Арагона 1137—1154, дочь Рамиро II Монаха и Алисы Аквитанской. Дети:

• Педро (4 мая 1152 — до 1158)
• Альфонсо II (1/25 марта 1157 — 25 апреля 1195), граф Барселоны, Жероны и Осоны (Альфонсо I) с 1162, король Арагона с 1154, граф Прованса (Альфонсо I) с 1166—1173
• Раймунд Беренгер (Педро) (ок. 1158 — 5 апреля 1181), граф Сердани (Педро I) 1162—1168, граф Прованса (Раймунд Беренгер III) с 1173
• Дульса (ок. 1160 — 1 сентября 1198); муж: с ок. 1175 Саншу I Заселитель (11 ноября 1154 — 26 марта 1212), король Португалии с 1185
• Санчо (ок. 1161—1226), граф Сердани с 1168, граф Прованса 1181—1185, граф Руссильона с 1185

Кроме того, у Рамона Беренгера IV известен один незаконный сын от не известной по имени любовницы:

• Рамон Беренгер (ум. ок. 1212), аббат Монтеарагона, епископ Лериды 1176—1191, архиепископ Нарбонны с 1191

Литература

• Корсунский А. Р. История Испании IX — XIII веков (Социально-экономические отношения и политический строй Астуро-Леонского и Леоно-Кастильского королевства). Учебное пособие. — М.: Высшая школа, 1976. — 139 с.
• Альтамира-и-Кревеа, Рафаэль. История Средневековой Испании / Перевод с испанского Е. А. Вадковской и О. М. Гармсен. — СПб.: «Евразия», 2003. — 608 с. — 1 500 экз. — ISBN 5-8071-0128-6.
• Bofarull y Mascaré, Próspero de. [books.google.es/books?id=KpgLAAAAYAAJ&pg=PA197&vq=berenguer&source=gbs_search_s&cad=0 Los Condes de Barcelona vindicados]. — Barcelona: Oliveres y Monmany, 1836. — Т. 2.
• Suárez Fernández, Luis. Historia de España Antigua y Media. — Madrid: Rialp, 1976.
• Ubieto Arteta, Antonio. [www.derechoaragones.es/es/catalogo_imagenes/grupo.cmd?path=1457&forma=&presentacion=pagina&forma=&posicion=220&accion_ir=Ir Creación y desarrollo de la Corona de Aragón]. — Zaragoza: Anubar (Historia de Aragón), 1987. — ISBN 84-7013-227-X.
• Ubieto Arteta, Antonio. [www.derechoaragones.es/es/catalogo_imagenes/grupo.cmd?posicion=1&path=1452&presentacion=pagina Historia de Aragón. La formación territorial]. — Zaragoza: Anubar ediciones, 1981. — Т. 1. — ISBN 84-7013-181-8.

Ссылки

• [www.covadonga.narod.ru/Catalunia.html Каталонские графства]. Реконкиста. Проверено 23 мая 2009. [www.webcitation.org/66Qmw7WpU Архивировано из первоисточника 25 марта 2012].
• [www.covadonga.narod.ru/Aragon/Aragon.html Арагон]. Реконкиста. Проверено 23 мая 2009. [www.webcitation.org/66HBQk81C Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].
• [www.allmonarchs.net/spain/barcelona/ramon_berenguer_iv.html Рамон Беренгер IV, граф Барселоны, Жероны, Осоны, Бесалу, Серданьи]. Все монархии мира. Проверено 23 мая 2009. [www.webcitation.org/66abu9jMf Архивировано из первоисточника 1 апреля 2012].
• [www.fmg.ac/Projects/MedLands/ARAGON%20&%20CATALONIA.htm#Petronilladied1174B ARAGON] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 23 мая 2009. [www.webcitation.org/66HKfEjVm Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].

Отрывок, характеризующий Рамон Беренгер IV (граф Барселоны)

– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.