Рождественский вертеп

Рождéственский вертéп — воспроизведение сцены Рождества Христова средствами различных искусств (скульптура, театр и др.). Словом «вертеп», однако, не принято называть изображения, являющиеся предметом религиозного поклонения (например, икону, изображающую Рождество).

Формы вертепа:

• Вертепная композиция — воспроизведение сцены Рождества с использованием объемных фигур или фигурок, выполненных из различного материала. В католических странах именно такой вертеп получил наибольшее распространение.
  • Механический вертеп — развитие формы вертепной композиции, в котором отдельные фигуры анимированы при помощи скрытого механизма.
• Вертепный театр — рождественское представление средствами кукольного театра, иногда также с участием людей-актеров. Был распространен, преимущественно, на территории Польши, Украины, Белоруссии, в некоторых регионах России. Вертепом в этом случае называют также особый ящик, в котором показывается кукольное представление.
• Живой вертеп — вертеп, в котором роль всех или некоторых персонажей исполняют живые люди.

Все виды вертепов связаны с праздником Рождества. Как правило, скульптурно-декоративные композиции выставляются для просмотра, а театральные представления разыгрываются только в период рождественских праздников.

Вертепная композиция

Неподвижные вертепы распространены повсеместно в странах католицизма, где они успели приобрести традиционные региональные особенности, и некоторых протестантских странах. В России популярность этого вида вертепов заметно возрастает в последние годы.

Персонажи и атрибуты

Говоря о персонажах вертепа, необходимо упомянуть, что его композиция фиксирует, как правило, не какой-либо один момент Рождества Христова, но совокупность событий, чаще всего поклонение пастухов и поклонение волхвов, которые, согласно христианской традиции, произошли в разное время. В обширных многофигурных композициях в качестве отдельных сюжетов могут присутствовать и другие сюжеты Евангельской истории: Бегство в Египет, Избиение младенцев и др.

Неизменными персонажами вертепа являются Дева Мария, Младенец Иисус и (почти всегда) Святой Иосиф. В православных храмах вместо этих персонажей иногда используется икона Рождества, в то время как другие участники сцены представлены объемными фигурками. Младенец Иисус изображается лежащим в яслях, явно упомянутых у Апостола Луки: И, поспешив, пришли и нашли Марию и Иосифа, и Младенца, лежащего в яслях. (Лук. 2:16). Если основным сюжетом вертепа является поклонение волхвов, то Иисус Христос изображается, в согласии с иконографической традицией, на руках у сидящей Матери.

Кроме того, в вертепе могут присутствовать следующие персонажи:

• Вол и осел, которые, по преданию, согревали Младенца своим теплым дыханием. Несмотря на то, что в канонических Евангелиях данный элемент сюжета отсутствует, этих животных можно увидеть уже на ранних христианских изображениях, что связывают со словами Пророка Исаии: Вол знает владетеля своего, и осел — ясли господина своего (Ис. 1:3).
• Пастухи с овцами; один из пастухов часто изображен несущим на плечах или в руках ягненка как символ Агнца Божия.
• Три волхва. Согласно католической традиции, поклонение волхвов произошло в день Богоявления (6 января), и фигурки волхвов иногда прибавляются к композиции лишь в этот день.
• Ангел или ангелы. В православной традиции весть о рождении Спасителя пастухам принес архангел Гавриил.

В зависимости от масштабов вертепа, региональных традиций и фантазий автора, в композицию вертепа могут быть включены и другие персонажи, например, слуги волхвов (иногда десятки фигур), их верблюды, лошади и даже слоны, многочисленные жители Иудеи, разные животные и птицы, вплоть до персонажей местного быта и фольклора. Так, в традиционном провансальском вертепе присутствуют так называемые «сантоны» — изображения представителей различных общественных слоев и профессий Прованса.

Несмотря на то, что рождение Иисуса в Пещере Рождества в настоящее время не подвергается сомнению большинством христианских конфессий, в канонических Евангелиях нет прямого упоминания пещеры. Говорится лишь о яслях, в которых лежал Младенец. Вероятно этим объясняется то, что в традиционных вертепах католических стран вместо пещеры зачастую изображается хижина или иное строение, которое могли использовать пастухи. В большинстве случаев оно несет на себе черты региональной архитектуры. В православной традиции неизменно изображается пещера, что определяется не только традициями иконографии, но и самим названием «вертеп». Следует заметить, что в западноевропейских языках название вертепной композиции производится не от слова, обозначающего пещеру, а от слов «ясли» (лат. praesepe, итал. presepe, фр. créche) или «Вифлеем» (исп. belén).

Иногда над всей композицией изображается Вифлеемская звезда.

Материалы и техника

Как материалы, так и техника исполнения могут быть очень различны. Обычно используются технологии, традиционные для данной местности: резьба по дереву, керамика и т. п. В качестве материалов могут использоваться также воск, бумага, пластмасса, металл и др.

Зачастую используются достаточно сложные и разнообразные методы. Так, в неаполитанских вертепах XVIII века лица фигур изготовлены из терракоты, глаза — из стекла, руки вырезаны из дерева, основой для туловища служит металлическая проволока, покрытая сшитой из различных тканей одеждой.

Нередко используются природные материалы: солома для покрытия пола пещеры, земля и растения для изображения окружающей природы, камень для стен пещеры. Иногда композиция украшается еловыми ветвями.

В настоящее время при изготовлении вертепов используется почти весь спектр технологий современных рукоделий.

Размещение и размеры

Размеры вертепной композиции могут быть весьма различны. Величина фигур варьируется от нескольких сантиметров до высоты человеческого роста. Кроме того, размер композиции определяется числом персонажей, которое может достигать нескольких сотен.

Выбор масштаба вертепной композиции зависит от её предназначения. Вертепы небольшого размера размещаются в домах верующих как элемент праздничного декора. Более крупные вертепы демонстрируются в церквях, а также общественных зданиях. Ростовые фигуры предназначены, как правило, для размещения на улицах, площадях, на территории монастырей.

К Рождеству 2011-2012 года в брюссельской базилике Сакре-Кёр был сооружен, по утверждениям создателей, самый большой Рождественский вертеп в мире: композиция из множества полноростовых фигур занимает весь первый этаж этого здания, входящего в десятку крупнейших христианских церквей мира, а иерусалимские стены поднимаются на высоту семи метров.

Стремление к разнообразию выразительных средств привело к появлению вертепов необычных размеров: миниатюрных (например, целиком умещающихся в скорлупе ореха) или наоборот, гигантских, с многометровыми фигурами. Самым крупным по размеру фигур, согласно Книге рекордов Гиннесса, был Рождественский вертеп, сооруженный в Монтеррее (Мексика) в 1999 году. Фигуры Девы Марии и Святого Иосифа достигали в высоту 5,3 метров.

Механические вертепы

Механический вертеп представляет собой, как правило, единую неразборную конструкцию, в которой часть фигур приводится в движение скрытыми механизмами под воздействием ручной силы или электромотора.

Крупнейший, по данным Книги рекордов Гиннесса за 1998 год, механический вертеп — так называемые «Крызовы яслички» (чеш. Krýzovy jesličky) находится в музее города Йиндржихув-Градец в Чехии. В музеях Чехии находятся и другие известные механические вертепы, в их числе Тршебеховицкий вертеп или «Вертеп Пробошта» (чеш. Třebechovický Proboštův betlém) .

Традиция механических вертепов распространена также в Италии.

Вертепный театр

Вертепное представление — народное рождественское представление, разыгрываемое при помощи кукол в специальном ящике. Этот ящик также называют вертепом.

Кукольные вертепы были распространены на территории Польши, Украины, Белоруссии, России. В России и на территории большинства областей Украины использовалось название «вертеп», в Белоруссии «батлейка» или «бетлейка» (от слова Bethleem — Вифлеем), в Польше и прилегающих к ней областях Белоруссии — «шопка», в Закарпатье — «бетлегем».

В широком смысле вертепным представлением может быть названо любое святочное действие об избиении младенцев или Рождестве, исполняемое как куклами, так и людьми.

Вертепный ящик

Ящик для вертепных представлений (вертеп) представляет собой переносную конструкцию с несколькими ярусами для демонстрации кукольного представления. Число ярусов могло составлять от одного до четырех. На территории Российской империи наиболее распространен был двухъярусный вертеп. Отмечено также существование стационарных вертепов.

Ярусы вертепа имели разное предназначение. Так, при двухъярусной организации верхний ярус представлял собой Пещеру Рождества, а на нижнем разыгрывались сцены, связанные с историей царя Ирода, а также комедийные сцены.

Оформление ящика могло быть различным. Некоторые вертепы имели форму архитектурных сооружений — церкви, усадебного дома.

Сюжет и персонажи

Представление обычно состояло из двух частей. Первая была посвящена собственно библейским событиям: Ангелы славят Рождество Христово, Младенцу Иисусу поклоняются пастухи, волхвы. Затем на нижнем ярусе разыгрывается история Избиения младенцев, смерти или самоубийства царя Ирода. Иногда сюжет попеременно разыгрывался на разных ярусах: вначале волхвы приходят к Ироду (нижний ярус), затем поклоняются Младенцу (верхний ярус), после чего действие вновь продолжается в нижнем ярусе.

Вторая часть представления представляла собой народную интермедию, обычно мало связанную с библейской историей. В ней могли присутствовать такие персонажи, как Иродиада, но преобладали образы народного фольклора: Дед и Баба, Солдат, Запорожец, Дьячок, Пономарь или Ксендз, Цыган и Цыганка, Жид, Барин и Мужик и др. Со временем сюжеты все более приобретали черты сатирической комедии. В завершении действия один из персонажей (Нищий, Дед, Цыган и т.п.) собирал деньги со зрителей.

В отдельных случаях вторая часть представления показывалась не куклами, а живыми актерами.

Традиция и современность

На территории Российской Империи вертепы были распространены преимущественно в XVIII-XIX веках. После 1917 года вертепные представления подвергались гонениям и запретам, будучи фактически приравнены к религиозной пропаганде. В связи с этим вертепная традиция на советской территории стала угасать. Последняя на территории СССР фиксация вертепных текстов от очевидцев была сделана в 1980-е годы.

Вертепы были запрещены во Франции — во времена Великой Французской Революции; В Германии — во время протестантской реформации; Существовал запрет рождественских вертепов в англосаксонских странах. Известно, что вертепы, как и само празднование Рождества, были запрещены в Великобритании во времена Оливера Кромвеля. Как не поощрялось пышное празднование Рождества и в новообразованных США. Таким образом протестанты боролись за очищение христианства.

В последние десятилетия интерес к вертепам в странах бывшего СССР вновь возродился. Начиная с середины 1990-х годов, проводятся фестивали вертепных театров.

Живой вертеп

Живой вертеп (англ. Living Nativity Scene, исп. Belén Viviente, итал. Presepe Vivente) — воспроизведение сцены Рождества с участием людей в роли всех или нескольких персонажей. Обычай живых вертепов получил распространение в некоторых странах католической и протестантской традиции.

Живые вертепы обычно представляют в декорациях, установленных под открытым небом. В качестве декораций могут использоваться также исторические здания или естественные пещеры; нередко в композиции присутствуют живые домашние животные. Иногда организуется целая «Рождественская (Вифлеемская) деревня», в которой многочисленные (до нескольких сотен) исполнители занимаются традиционными ремеслами и бытовыми делами. Зрители имеют возможность свободно перемещаться для осмотра вдоль композиции, а иногда и внутри неё.

Литература

• Вертеп // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Давидова М. Г. Вертепный театр в русской традиционной культуре // Традиционная культура : журнал. — 2002. — № 1.
• Голдовский Б. П. Очерк истории вертепа в России // Традиционная культура : журнал. — 2003. — № 4. — С. 8-16.
• Юрковский, Хенрик О происхождении рождественской кукольной мистерии // Традиционная культура : журнал. — 2002. — № 1.

Ссылки

• [www.portalostranah.ru/view.php?id=294 Рождественский вертеп: происхождение, история и гонения]
• Кулаков А.Е. [www.sovrhistory.ru/magazines/5666d73d5c47ab5104c5b97e "Вертеп" журнал "Живая история", 2015, №7 стр.14)]

Отрывок, характеризующий Рождественский вертеп

Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.