Сабиани, Симон

Симон Сабиани
фр. Simon Pierre Sabiani
Имя при рождении:	Симон Пьер Сабиани
Псевдонимы:	Аргонский лев, Корсиканский Баярд
Дата рождения:	14 мая 1888(1888-05-14)
Место рождения:	Казамаччоли
Дата смерти:	29 сентября 1956(1956-09-29) (68 лет)
Гражданство:	Франция
Партия:	СФИО, ФКП, Французская народная партия
Основные идеи:	социализм, коммунизм, фашизм
Род деятельности:	политик, криминальный авторитет, вице-мэр и мэр Марселя
Награды:	|

Симон Пьер Сабиани (фр. Simon Pierre Sabiani; 14 мая 1888, Казамаччоли — 29 сентября 1956, Барселона) — французский политик и криминальный авторитет. Герой Первой мировой войны. Мэр Марселя в 1931 году. Активист социалистической, коммунистической и фашистской партий. Коллаборационист Второй мировой войны.

Герой войны

Родился на Корсике в многодетной крестьянской семье. В июне 1915 в составе пехотного полка участвовал в ожесточённом бою. Был тяжело ранен, потерял глаз, однако не сдал позиции. Получил почётные воинские прозвища «Аргонский лев» (по месту боя) и «Корсиканский Баярд» (по месту рождения). Награждён Воинской медалью и Военным крестом 1914—1918. На полях Первой мировой погибли трое братьев Симона Сабиани — Жан-Люк, Жозеф и Франсуа.

Социалист и коммунист

Вернувшись с войны, Симон Сабиани примкнул к социалистической партии (СФИО). Сформировал партийную штурмовую группу, нападавшую на собрания правых. Из СФИО перешёл в компартию, где также создал группу «социалистического действия».

В 1925 — муниципальный советник департамента Буш-дю-Рон. В 1929—1935 — вице-мэр Марселя. В 1931 исполнял обязанности мэра. Опираясь на криминалитет, корсиканскую диаспору, итальянских и испанских иммигрантов, Сабиани фактически взял город под контроль, перехватив управление у престарелого мэра Симеона Флесье.

Участвовал в антинацистских акциях, состоял в Лиге борьбы с расизмом и антисемитизмом. «Марксистский этап» политической деятельности Симона Сабиани продлился в общей сложности около 17 лет.

Фашист и коллаборационист

В 1936 году, подобно многим левым активистам, разочаровавшимся в марксизме и ФКП, примкнул к ультраправой Французской народной партии. Вошёл в состав политбюро. Принадлежал к ближайшему окружению Жака Дорио (которого знал ещё по ФКП). Руководил марсельской парторганизацией, курировал партийные связи с криминальной структурой Поля Карбона и Франсуа Спирито. Отличался яростным антикоммунизмом.

Во время нацистской оккупации Франции Сабиани вместе с Дорио стоял на позициях коллаборационизма. Сотрудничал с оккупационными властями и правительством Виши. Поставил на службу оккупантам группировку Поля Карбона, подключил гангстеров к борьбе с Сопротивлением. В мае 1944 по распоряжению Сабиани в составе PPF начала действовать оперативная спецгруппа, официально осуществлявшая вспомогательные функции при гестапо.

Сын Симона Сабиани — Франсуа погиб на Восточном фронте в составе французского Легиона. Сабиани-младший собирался уйти в Сопротивление, но был силой остановлен отцом.

Природа зигзагов

Осенью 1944 Симон Сабиани перебрался в Зигмаринген. После освобождения Франции был заочно приговорён к смертной казни за измену. Бежал в Италию, затем в Аргентину, оттуда перебрался в Испанию. Перед смертью сумел тайно посетить Францию и увидеться с матерью. Скончался в Барселоне, перезахоронен на Корсике в семейной часовне.

Политические виражи Симона Сабиани производят странное впечатление. Однако следует учитывать, что радикальную (зачастую эпатажную) эволюцию с крайне левого фланга на крайне правый, от коммунизма к фашизму, проделали в то время многие французские политики. К деятелям Французской народной партии это относится в особенности.

Устойчивыми позиции Сабиани были не в идеологии и политике, а в исполняемых функциях — управлении Марселем, криминально-теневом контроле, руководстве партийными силовыми структурами. Образ Сабиани сформирован соответствующей эстетикой. Относительно прочными оказались и его отношения с Жаком Дорио.

См. также

• Адриен Марке
• Пьер Теттенже

Отрывок, характеризующий Сабиани, Симон

В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.