Сименс, Вернер фон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вернер фон Сименс
нем. Werner von Siemens
Место рождения:

Ленте, близ Ганновера, Германский союз

Место смерти:

Шарлоттенбург, Германская империя

Образование

гимназия «Катаринеум» в Любеке
артиллерийское инженерное училище в Магдебурге

Компания

Siemens AG

Должность

основатель

Изобретения

динамо-машина

Награды и премии
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Эрнст Ве́рнер фон Си́менс (нем. Werner von Siemens, более точный вариант транскрипции фамилии: Зименс; 13 декабря 1816 года — 6 декабря 1892 года) — известный немецкий инженер, изобретатель, учёный, промышленник, основатель фирмы Siemens, общественный и политический деятель.





Молодые годы (1816—1835)

Вернер Сименс родился 13 декабря 1816 года в Ленте близ Ганновера. Он был 4 ребёнком из 14 в семье фермера Христиана-Фердинанда Сименса и его супруги.

Учёба и служба в армии (1835—1847)

Окончив с отличием гимназию «Катаринеум» в Любеке, затем артиллерийское инженерное училище в Магдебурге, он в звании лейтенанта служит в артиллерийских мастерских в Берлине, где занимается изобретательством и научными опытами.

После смерти родителей 24-летний Вернер остаётся старшим в семье, состоящей из десяти братьев и сестёр.

В 1845 г. он становится одним из наиболее заметных молодых учёных в недавно образованном Физическом обществе и уже в следующем году его откомандировывают в комиссию генштаба для подготовки внедрения электротелеграфии. В письме от 14 декабря 1846 г. Вернер Сименс сообщает родственникам: «Я теперь почти решился избрать постоянное поприще в телеграфии… Телеграфия станет самостоятельной важной отраслью техники, и я чувствую себя призванным сыграть в ней роль организатора».

1 октября 1847 г. им вместе с механиком Гальске была основана телеграфно-строительная фирма Telegraphenbauanstalt Siemens & Halske (S&H), занимающаяся кроме электротелеграфии широким кругом работ в области точной механики и оптики, а также созданием электромедицинских аппаратов. В 1849 г. фирма S&H построила первую в Германии телеграфную линию Берлин — Франкфурт-на-Майне.

Для одного из участков в основном воздушной линии был использован подземный кабель с гуттаперчевой изоляцией, наложенной с помощью изобретенного Сименсом пресса. Тогда же Вернер предложил затягивать кабель в свинцовые трубы.

Он также усовершенствовал стрелочный телеграф Уитстона—Кука, за что на Первой Международной промышленной выставке в Англии (1851 г.) был удостоен одной из высших наград.

Начиная с 1853 г. фирма S&H вела строительство ряда телеграфных линий в России, связав Санкт-Петербург с Кронштадтом, Гельсингфорсом, Варшавой, Ригой, Ревелем и приняв на себя их техническое обслуживание.

Сименс, сочетая научные исследования и изобретательскую деятельность с опытно-конструкторскими разработками, внедрял в производство новые и совершенствовал выпускаемые изделия — черта, роднившая этого учёного-практика с Эдисоном.

Его доклад об электротелеграфии в Парижской академии наук был высоко оценён Гумбольдтом и опубликован по рекомендации Араго. В возрасте 35 лет Сименс вошёл в ряды всемирно признанных авторитетов в области электротехники. В 1860 г. Берлинский университет присвоил ему звание почётного доктора философии.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5149 дней]

В 1868—1870 гг. фирма S&H участвовала в сооружении Индоевропейской телеграфной линии Лондон — Калькутта протяжённостью 11 000 км. Один из участков этой линии (через Кавказ) был построен на железных опорах и проработал с 1871 по 1931 г.

Ко второй половине 1860-х годов относится начало работ Сименса в области сильноточной электротехники. Его самое значительное достижение в этой области датируется 1867 г., когда он создал совершенную конструкцию генератора постоянного тока с самовозбуждением, долгое время именовавшуюся динамо-машиной. Он же предложил ртутную единицу сопротивления, впоследствии преобразованную в ом, а единице электрической проводимости было присвоено наименование «сименс».

В начале 1870-х годов S&H построила кабельное судно «Фарадей», оснащённое усовершенствованной кабелеукладочной машиной. В 1874 г. «Фарадей» проложил трансатлантический телеграфный кабель, напрямую связавший Ирландию и США (5700 км), минуя остров Ньюфаундленд. А всего за 10 лет это судно проложило шесть трансатлантических кабелей.

В июле 1874 года Сименс был принят в члены Прусской академии наук.

В 1877 году фирма S&H изготовляла телефонные трубки Белла, а в 1881 г. участвовала в строительстве первой в Берлине телефонной станции. В 1877 году в сланцах, относящихся к позднему юрскому периоду, была обнаружена единственная в своём роде прекрасно сохранившаяся окаменелость какой-то ископаемой птицы. Нашедший эту палеонтологическую редкость геолог-любитель намеревался продать её за границу, запросив за неё крупную сумму денег. Услышав об этой редчайшей находке, Сименс сразу же покупает её, оставляя таким образом, в Германии. Позднее он передаёт её Берлинскому музею естествознания. Научное название раритета Archaeopteryx Simensii (Археоптерикс Сименса) до настоящего времени напоминает нам об этом замечательном поступке Вернера Сименса.

Почти всеми успехами предприятия Сименса обязаны исследовательским и изобретательским способностям своего руководителя. Он отклонял всё, что не было всесторонне рассмотрено теоретически и подтверждено экспериментом.

Динамо-машина Сименса произвела настоящую революцию в горном деле, благодаря ей появились электроотбойный молоток, шахтный электровентилятор, электротранспортёр и, главное, электрическая рудничная дорога.

В 1879 году фирма S&H представила на берлинской промышленной выставке первую электрическую железную дорогу; в 1880 г. на выставке в Мангейме — первый в мире электролифт; в 1881 г. ею построена первая линия электрического трамвая на окраине Берлина; в 1882 году начата опытная эксплуатация безрельсового транспорта.

Сименс много сделал для развития немецкой и европейской электротехники. Он — инициатор образования Берлинского электротехнического союза (1879 г.), а также основатель и председатель Общества патентов в Берлине. И даже термин электротехника ввёл в обиход именно Вернер фон Сименс, употребив его в 1879 году в письме к Генриху фон Стефану, Генеральному Почтмейстеру Германии (до этого использовали термин «прикладная теория электричества»).

Кроме того, Вернер Сименс известен как меценат в области науки и культуры: он пожертвовал 500 тыс. марок на создание Берлинской национальной физико-технической лаборатории; благодаря его усилиям и денежной поддержке в Шарлоттенбурге открылся Физико-технический институт.

На Первой Международной электротехнической выставке в Париже в 1881 г. наибольший успех выпал на долю экспонатов Эдисона и Сименса. Там же оба корифея электротехники познакомились и подружились.

В 1882 году был избран членом-корреспондентом Петербургской академии наук[1]. В 1888 г. Вернер Сименс был возведён в дворянское сословие и стал Вернером фон Сименсом.

С 1889 года начался постепенный отход Вернера Сименса от активного участия в делах фирмы, в это время в его фирме, включая дочерние предприятия в Лондоне, Санкт-Петербурге и Вене, насчитывалось уже 5000 сотрудников. 31 декабря 1889 года Сименс вышел из руководства фирмой.

В 1892 г. он изобрёл стальную ленточную броню для защиты подземных кабелей от механических воздействий.

В конце жизни с присущим ему даром реального предвидения Сименс указал на перспективу мировой торговли и экономического объединения Европы: «Это может произойти только благодаря устранению по возможности всех внутриполитических таможенных барьеров, ограничивающих районы сбыта, удорожающих производство и уменьшающих конкурентоспособность на мировом рынке».

Напишите отзыв о статье "Сименс, Вернер фон"

Примечания

  1. [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-52130.ln-ru Профиль Сименс Эрнст Вернер фон] на официальном сайте РАН

См. также

Литература

  • Зигфрид фон Вейхер. [www.litportal.ru/genre215/author4432/book3296.html Вернер фон Сименс].
  • Храмов Ю. А. Сименс Эрнст Вернер (von Siemens Ernst Werner) // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 245. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)
  • Вернер фон Сименс: личные воспоминания. – перевод с немецкого Валерия Чумакова. – М.: ЗАО «Бизнеском». – 2010. – 368 с. – ISBN 978-5-91663-058-9

Ссылки

  • [www.vokrugsveta.ru/publishing/vs/archives/?item_id=1788 Статья о Вернере Сименсе и его сыне]

Отрывок, характеризующий Сименс, Вернер фон

– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.