Смерть Ивана Ильича

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Смерть Ивана Ильича
Жанр:

Повесть

Автор:

Лев Толстой

Язык оригинала:

русский

Дата написания:

1882-1886

Дата первой публикации:

1886

Текст произведения в Викитеке
«Смерть Ива́на Ильича́» — повесть Л. Н. Толстого, над которой он работал с 1882 по 1886 годы, внося последние штрихи уже на стадии корректуры. В произведении рассказывается о мучительном умирании судейского чиновника средней руки. Повесть широко признана одной из вершин мировой литературы и величайшим свершением Толстого в области малой литературной формы.



Сюжет

В начале повести чиновники обсуждают новость о смерти своего коллеги, Ивана Ильича Головина. Каждый из них обдумывает, что он лично может извлечь из этой смерти. Подчеркнув эгоизм «живых трупов», стремящихся прожить жизнь «приятно и прилично», автор обращается к обстоятельному, натуралистичному рассказу о болезни и умирании Ивана Ильича: «Прошедшая история жизни Ивана Ильича была самая простая и обыкновенная и самая ужасная».

Автор курсивно обрисовывает историю «приличной и приятной» жизни своего героя, вершиной которой стало приобретение им «прелестной квартирки», обставленной в «комильфотном стиле». Пытаясь показать обойщику, как следует вешать гардины, Иван Ильич упал с лесенки. Это падение стало началом его болезни, дававшей на первых порах знать себя тупой болью в боку. Со временем она переросла в неумолимый телесный распад (хотя диагноз так и остался неизвестным).

Умирание тела Ивана Ильича обернулось пробуждением его души[1]. Испуская дух, он видит перед собой свет и испытывает истинное счастье. Проводником его души к подлинной жизни становится мужик Герасим, продолжающий галерею толстовских персонажей из народа, которые особенно близки к природе (мужик из «Трёх смертей», Платон Каратаев). В. В. Набоков находил в концовке отзвуки буддизма (жизнь в смерти, свет во тьме):

Всё происходит как в волшебной сказке, где чудовище превращается в принца и женится на красавице, а вера даруется в награду за духовное обновление.

Прототип

Прототипом главного героя, несмотря на его принципиальную обобщённость, считается Иван Ильич Мечников, тульский прокурор, в котором Толстой чувствовал незаурядного человека. Тяжело больной Мечников поражал окружающих «разговорами о бесплодности проведённой им жизни»; его знаменитый брат Илья Ильич полагает, что в своей повести Толстой «дал наилучшее описание страха смерти».

Мнения и оценки

  • «Этот рассказ — самое яркое, самое совершенное и самое сложное произведение Толстого» (В. В. Набоков).[2]
  • «Ни у одного народа, нигде на свете нет такого гениального создания. Все мало, все мелко, все слабо и бледно в сравнении с этими 70-ю страницами» (В. В. Стасов).[3]
  • «Говорить о „Смерти Ивана Ильича“, а тем паче восхищаться будет по меньшей мере неуместно. Это нечто такое, что перестаёт уже быть искусством, а является просто творчеством» (И. Н. Крамской).[4]
  • «Прочёл „Смерть Ивана Ильича“. Более чем когда-либо я убежден, что величайший из всех когда-либо и где-либо бывших писателей-художников, есть Л. Н. Толстой. Его одного достаточно, чтобы русский человек не склонял стыдливо голову, когда перед ним высчитывают всё великое, что дала человечеству Европа…» (П. И. Чайковский).[5]
  • «Каждый врач любой специальности должен внимательнейшим образом прочитать этот рассказ, сильнее которого нет в мировой литературе на эту тему, и перед ним раскроются те бездны ужаса и сомнений, которые переживают раковые больные» (А. Т. Лидский).[6]
  • Я в свое время внимательно прочел “Смерть Ивана Ильича”. Ничего кроме скучного любопытства не испытал. Дело в том, что героизация обычного человека никогда не может удастся. В нем нет ничего интересного, в обычном человеке. Он не достоин ни жалости, ни удивления. Потому и неудача. (Э. В. Лимонов)[7]

К почитателям повести относили себя И. А. Бунин («Освобождение Толстого»), Ю. В. Трифонов, Хулио Кортасар, классики экзистенциализма. Слова из повести звучат в фильме Пьера Паоло Пазолини «Теорема» (1968).

Экранизации

  • Александр Кайдановский в качестве дипломной работы на Высших режиссёрских курсах создал в 1985 году киноверсию повести, которую озаглавил «Простая смерть». Фильм получил высокие оценки кинокритиков и приз на кинофестивале в Малаге. Главную роль в фильме сыграл Валерий Приёмыхов.
  • В некоторых фильмах ситуация повести взята за отправную точку сюжетосложения. Например, Акира Куросава вдохновлялся повестью Толстого при написании сценария фильма «Жить» (1952). В киноленте «Ivans XTC» (2000) действие повести перенесено на американскую почву.

Напишите отзыв о статье "Смерть Ивана Ильича"

Примечания

  1. Излюбленная тема Толстого. То же самое происходит в «Войне и мире» с Андреем Болконским: «В то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся. „Да, это была смерть. Я умер — я проснулся. Да, смерть — пробуждение!“ — вдруг просветлело в его душе».
  2. В. В. Набоков. «Лекции по русской литературе». М., «Независимая газета», 1998. Стр. 309.
  3. Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка. 1878—1906. Л., 1929, с. 74.
  4. И. Н. Крамской. Письма в двух томах. М., 1966, т. 11, с. 260.
  5. «Дневники П. И. Чайковского, 1873—1891», М., 1923, с. 211.
  6. А. Т. Лидский. «Смерть, болезнь и врач в художественных произведениях Л. Н. Толстого» — «Русская клиника», 1929, XI, 6, 8—9
  7. Лимонов. Священные монстры.

Отрывок, характеризующий Смерть Ивана Ильича

– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…