Отец Сергий (повесть)
| Отец Сергий | |
 | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата написания: | |
| Дата первой публикации: | |
|
[az.lib.ru/t/tolstoj_lew_nikolaewich/text_0245.shtml Электронная версия] | |
 Текст произведения в Викитеке | |
«Оте́ц Се́ргий» — повесть, написанная Львом Толстым в 1890 году и опубликованная в 1911 году.
Содержание
История
Идея создания повести появилась у Толстого в 1889—1890 годах. Первый план появился в дневнике Толстого 3 февраля 1890 года. 6 июня Лев Николаевич писал:
|
Начал Отца Сергия и вдумался в него. Весь интерес — психологические стадии, которые он проходит[1]. | 
|
Толстой перерывами работал над повестью до сентября 1891 года. Вернулся к ней он только к 1898 году. 12 июня 1898 года Лев Николаевич уже писал:
|
|
Нынче совсем неожиданно стал доканчивать «Сергия»[2]. |
|
В октябре 1900 года, когда Лев Николаевич встречался с Максимом Горьким, то пересказал ему содержание повести. Горький вспоминал:
|
|
…я слушал рассказ, ошеломлённый и красотой изложения, и простотой, и идеей[3]. |
|
Сюжет
История начинается с описания детства и молодости князя Степана Касатского, офицера, пылкого, гордого юноши — большого поклонника царя. Молодому человеку предстояли великие дела, он прекрасно разбирался в науках. Вдруг он обнаруживает накануне своей свадьбы, что его невеста, графиня Марья Короткова, была любовницей Николая I. Этот удар заставляет его пересмотреть всю свою жизнь, и, отказавшись от титулов, стать монахом. Постриг Степан принимает под именем отца Сергия. Он становится затворником. Несмотря на удаление от мира, он прекрасно помнит то, почему сейчас у него такая жизнь.
На шестой год затворничества, на праздник масленицы веселая компания из соседнего города подъехала к его келье. Одна дама из компании, разводная жена Маковкина, вошла в келью с намерением на спор соблазнить Сергия. Отец Сергий, противясь этому, удаляется в сени, где отрубает топором указательный палец левой руки. Маковкина, поняв, что произошло, покинула его с намерением изменить свою жизнь. Через год она ушла в монастырь. Известность отца Сергия как праведника росла. Он приобретает славу целителя, и паломники к нему приезжают отовсюду. Но это его отнюдь не радует. Более того, многочисленные паломники сильно отвлекают его от молитвы. Сергий всё ещё осознает свою неспособность достичь истинной веры. Его по-прежнему пытает скука, гордость и похоть. Всё повторилось, когда к нему привели для лечения молитвою слабоумную дочь местного купца Марью. На следующее утро он покидает монастырь и разыскивает знакомую с детства Пашеньку (Прасковью Михайловну), которую он, с компанией других мальчиков, мучил много лет назад. Он находит её, и находит свой приют. Он начинает бродяжничать, за что вскоре его арестовывают и ссылают в Сибирь. Там он работает наёмником у богатого мужика, учит детей, ходит за больными.
Экранизации
В 1918 году Яковом Протазановым был снят немой художественный фильм по мотивам повести. Отца Сергия сыграл Иван Мозжухин.
В 1978 году повесть снова была экранизирована. Режиссёром выступил Игорь Таланкин, отца Сергия сыграл Сергей Бондарчук.
В 1990 году появилась экранизация повести под названием "И свет во тьме светит" (Италия - Франция - Германия). Создателями картины действие перенесено из России в Неаполитанское королевство, однако фабула произведения была сохранена. Фильм участвовал в конкурсной программе Каннского кинофестиваля 1990 года. Композитор Никола Пиовани получил премию "Серебряная лента" Итальянского синдиката киножурналистов.
Реакция РПЦ
Повесть находит неоднозначную оценку в православной церковной среде. Падение отца Сергия стало камнем преткновения для многих читателей. Одна сторона на основании этого утверждает что Лев Николаевич создал «антижитие» с целью дискредитировать старчество[4], другая точка зрения утверждает, что повесть Толстого находилась в русле византийско-русской агиографической традиции[5]. Обычно находят сходство с византийским житием Макария Римского, однако достоверно неизвестно, кто послужил прототипом главного героя повести.
Обособлено стоит вопрос о том, как в повести проявилось отношение Толстого к царской власти на примере образа Николая Павловича.
Это произведение очень ценно и важно для всех, кто пытается понять тайну бегства самого Толстого из дома. Существует масса спекуляций, направленных на утверждение незыблемого авторитета официальной церкви. Толстому приписывали желание покаяться. Якобы, он осознал собственные ошибки и безусловную правоту Синода, поэтому и ушел в Оптину пустынь. На самом деле, что вполне вероятно, писатель отправился искать свою «Пашеньку» — тот образец кроткой нравственности, которую он так ценил в людях. Читатель «Отца Сергия» вряд ли поверит, что его автор мог отказаться от проповеди подлинного, идущего из глубины сердца, христианства — и принять все условности и идеологические игры официальной церкви, существовавшей в то время.
Напишите отзыв о статье "Отец Сергий (повесть)"
Примечания
- ↑ Дневник Толстого. Том 51, стр. 47.
- ↑ Дневник Толстого. Том 53, стр. 197.
- ↑ М. Горький. Собрание сочинений. — М., 1954. — Т. 28. — С. 137.
- ↑ [www.troice-skanov.ru/otec-sergij-kak-antitradiciya «Отец Сергий» как антитрадиция].
- ↑ Водько Владислав. [byzantina.wordpress.com/2015/02/04/vodko/ Византийские корни повести Л. Н. Толстого «Отец Сергий»].
|
Это заготовка статьи о книге. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Отец Сергий (повесть)
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.
Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
