Соглашение по мирному освобождению Тибета

Соглашение по мирному освобождению Тибета
Соглашение между Центральным народным правительством Китая и местным тибетским правительством о мероприятиях по мирному освобождению Тибета
подписи тибетской делегации
Тип договора	международный договор
Дата подготовки	29 апреля — 23 мая 1951 года
Дата подписания	23 мая 1951 года
— место	Пекин, КНР
Стороны	КНР Тибет
Языки	китайский, тибетский

Соглашение между Центральным народным правительством Китая и местным тибетским правительством о мероприятиях по мирному освобождению Тибета, или «Соглашение из 17 пунктов», было подписано 23 мая 1951 года в Пекине. Важнейшим следствием соглашения стало включение Тибета в состав Китая.

Предыстория

После провозглашения 1 октября 1949 года в Пекине Китайской Народной Республики десятилетний Панчен-лама X обратился к Мао Цзэдуну и Чжу Дэ с посланием, в котором заявил, что «…можно в ближайшие дни ждать освобождение Сицзана (Тибета)». 4 ноября тибетский регент при малолетнем Далай-ламе XIV Тактра заявил о независимости Тибета и обратился к международной помощи.

К началу 1950 года НОАК подошла к границам контролируемых Лхасой территорий. Делегацию, высланную Тибетом в Пекин для переговоров, британские власти не пустили в Гонконг, и её глава цепон Шакабпа заявил, что тибетское правительство будет ждать приезда китайской делегации в Индию, однако зампред Народного правительства Сикана тулку Гэда, прибывший в Чамдо 24 августа для переговоров, был арестован и скончался в заключении. 7 октября правительство КНР отдало приказ о начале «освободительного похода», и НОАК вошла в Тибет с территории Цинхая. В китайских источниках говорится, что, по мере движения китайской армии вглубь страны отмечался массовый переход тибетских ополченцев, «монахов-воинов» и даже целых войсковых подразделений тибетской армии на сторону НОАК. 19 октября НОАК вошла в Чамдо; По другим сведениям, длительное время заняло строительство дорог, во время которого широко привлекали тибетцев. Делалось это помимо их желания, но оплата была адекватной: НОАК платила серебряными китайскими долларами времен Гоминьдана. Кроме того, китайцы говорили, что они вошли в Тибет для того, чтобы помочь тибетцам, и уйдут, когда Тибет «улучшится» и будет способен к самоуправлению

Боеспособность тибетской армии была низкой, оружие было в основном устаревшее, по численности она сильно уступала НОАК. 7 октября 1950 г. китайцы перешли р. Дричу (верховья Янцзы) в трех направлениях: северном, центральном и южном. Главные бои произошли к северу от Чамдо. Тибетцы сражались отважно. Гарнизон Денго держался, тибетцы, возглавляемые генералом Муджей, сумели отбросить китайцев, но затем потерпели поражение. Был потерян и ряд других важных пунктов. Основные силы тибетской армии были разгромлены. Губернатор Чамдо Нгапо Нгаван Джигме (впоследствии занимавший высокие посты в КНР) не стал организовывать оборону, подорвал склад с оружием, бросил Чамдо и сдался сам с остатками гарнизона.

В этих условиях 17 ноября Национальная ассамблея в Лхасе отстранила от власти Тактру и объявила о передаче всей полноты власти Далай-ламе XIV. Он отозвал из Индии делегацию Шакабпы и утвердил новый состав делегации для переговоров с КНР.

Подписание соглашения

Прибывшую в Пекин 29 апреля делегацию возглавлял Нгапо Нгаванг Джигме. В составе делегации также присутствовали дзасак Кемэй Сонам Вандуй, главнокомандующий тибетскими ВС, личный секретарь Далай-ламы Тубтэн Легмон, а также ещё 18 представителей правительства и глав крупных монастырей. Из Цинхая в Пекин прибыл Панчен-лама X. Тибетской делегации в ультимативной форме был предъявлен для подписания проект «Соглашения по мирному освобождению Тибета». Соглашение было подписано 23 мая 1951 г. С китайской стороны его подписали глава делегации, председатель комиссии по делам национальностей Ли Вэйхань, генерал Чжан Цзин-у, Чжан Гохуа и Сунь Цзыюань, с тибетской стороны поставили свои печати Нгапо Нгаванг Джигме, Кемэй Сонам Вандуй, Тубтэн Тэнтар, Тубтэн Лэгмон и Сампо Тензин Дондуп.

Соглашение, состоявшее из 17 статей, предписывало Тибету «вернуться в великую семью народов матери-родины — Китайской Народной Республики», предоставляло Тибету (точнее, тем тибетским территориям, которые не были ранее включены в китайские провинции) права национальной автономии в составе КНР; сохранялись политическая система, функции и полномочия Далай-ламы и Панчен-ламы; самостоятельность в проведении реформ. Военные и внешнеполитические вопросы полностью отходили под юрисдикцию центральных властей КНР; в Тибете учреждался военно-административный комитет и штаб военного округа, а ВС Тибета становились частью НОАК.

Ряд исследователей считает данное соглашение не легитимным. Оно было подписано под угрозой военной силы, что косвенно признавалось в преамбуле; тибетские делегаты, подписав его без санкции правительства Тибета, превысили свои полномочия; они не имели официальных печатей, и приложенные к соглашению печати были сфабрикованы в Пекине (одна оказалась с ошибкой); преамбула содержала идеологические штампы, не отвечающие действительности; ряд пунктов допускал разные трактовки китайцами и тибетцами, что и произошло позже; границы территории, на которое распространялось соглашение, не были указаны; термин «национальное районное самоуправление» точно определен не был; в тексте были внутренние противоречия.

Реакция тибетского правительства

Несмотря на то, что тибетская делегация не имела полномочий подписывать соглашения такого уровня, Далай-лама не решился публично отказываться от его условий, дабы не спровоцировать дальнейшего кровопролития. Между тем, НОАК теперь смогла беспрепятственно идти дальше, используя данное соглашение, и 9 сентября вошла в Лхасу. 24-26 сентября по прибытию из Пекина переговорная группа выступила перед Национальной ассамблеей. Ассамблея, детально рассмотрев условия соглашения, предложила тибетскому кабинету министров (Кашагу) принять его, если китайская сторона дополнительно обязуется согласовать полномочия военно-административной комиссии с функциями Далай-ламы, контингент НОАК в Тибете будет ограничен, а все тибетские этнические территории будут переведены под контроль Лхасы. Однако китайское правительство отказалось от дальнейших переговоров, настаивая на том, что соглашение уже подписано.

24 октября Чжан Цзин-у от имени Далай-ламы послал телеграмму Мао Цзэдуну с поддержкой соглашения. Рукопись и китайский перевод документа не заверены печатью Далай-ламы. По-видимому, Чжан Цзин-у активно участвовал в формулировании телеграммы перед отправкой. Это не признают легитимным актом ратификации, тем более что Далай-лама, получив возможность свободно выразить свою волю после ухода из Тибета, отказался признать соглашение.

Во время подавления антикитайского восстания 1959 года, 28 марта премьер Чжоу Эньлай подписал приказ Госсовета в связи с этим восстанием. Данным приказом соглашение было разорвано, а ответственность за восстание неправомерно возложена на правительство Тибета. Разрыв Соглашения из 17 пунктов был закреплен в последующих китайских документах. По мнению некоторых исследователей, формально ситуация вернулась к тому, что было до заключения данного соглашения, то есть к тибетской независимости.

Отрывок, характеризующий Соглашение по мирному освобождению Тибета

– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.