Соколов, Николай Александрович (генерал)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Александрович Соколов
Дата рождения

12 января 1896(1896-01-12)

Место рождения

Калуга, Российская империя

Дата смерти

4 октября 1942(1942-10-04) (46 лет)

Место смерти

Калинин, СССР

Принадлежность

Российская империя Российская империя
РСФСР РСФСР
СССР СССР

Род войск

пехота

Годы службы

19151917
19181946

Звание подпоручик (Российская империя)

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение


генерал-майор (СССР)
Командовал

375-я стрелковая дивизия

Сражения/войны

Первая мировая война;
Гражданская война в России;
Советско-польская война;
Гражданская война в Испании;
Советско-финская война;
Присоединение Прибалтики к СССР;
Великая Отечественная война:

Награды и премии

Николай Александрович Соколов (12 января 1896, Калуга — 4 октября 1942, Калинин) — советский военачальник, генерал-майор.

Во время гражданской войны воевал в составе 11-й Петроградской стрелковой дивизии, позже был назначен её командиром.

В Великую Отечественную войну, до сентября 1941 г., командовал 11-й Ленинградской (Петроградской) стрелковой дивизией 8-й армии; с октября по ноябрь 1941 года — 268-й стрелковой дивизией 55-й армии; и с января по сентябрь 1942 г. — 375-й Уральской стрелковой дивизией в составе 29-й, 58-й и 30-й армий Калининского фронта.





Биография

Родился в городе Калуге в 1896 году, где и провёл детство.

До службы в армии Соколов в 1912 г. окончил высшее начальное училище в г. Калуга, а в 1914 г. — 1-й курс учительского института, после чего прекратил учебу и поступил работать в Управление Сызрано-Вяземской ж. д. конторщиком материальной службы[1].

В Первую мировую войну 8 января 1915 г. поступил на службу на правах вольноопределяющегося и зачислен в 74-й запасной батальон, дислоцировавшийся в г. Калуга. С октября 1915 по март 1916 г. проходил обучение в учебной команде этого батальона, затем был направлен юнкером в Виленское военное училище. В июне 1916 г., окончив краткосрочный курс училища, был произведен в прапорщики и назначен в 128-й запасной стрелковый полк в г. Златоуст. В его составе проходил службу в должностях младшего офицера роты, младшего офицера учебной команды. Позже в этом полку был произведен в подпоручики и назначен начальником учебной команды. В августе 1917 г. направлен с учебной командой на Северный фронт, где влился в 646-й Опатовский полк. В декабре 1917 г. по болезни был эвакуирован в госпиталь в г. Калуга. После излечения 3 февраля 1918 г. уволен по состоянию здоровья. Работал в Управлении Сызрано-Вяземской ж. д. конторщиком материальной службы[1].

В Гражданскую войну Н. А. Соколов 28 августа 1918 г. добровольно вступил в РККА в формирующийся в г. Калуга 21-й стрелковый полк 3-й стрелковой дивизии и был назначен пом. начальника полковой школы, одновременно являлся председателем полкового суда. В конце февраля — апреле 1919 г. полк в составе 7-й бригады 3-й стрелковой дивизии принимал участие в ликвидации банды Ангела[1].

В июле он вошел в подчинение 13-й армии и участвовал в боях на Южном фронте против войск генерала А. И. Деникина, в отступлении с Украины до Тульской губ., затем в контрнаступлении Южного фронта и преследовании деникинских войск вплоть до Азовского побережья. В этом полку Соколов исполнял должность командира роты и батальона, в январе 1920 г. был комендантом г. Ногайск Таврической губ. В июле в связи с переформированием частей 13-й армии комсостав 21-го стрелкового полка был переведен в 24-й стрелковый полк, а Соколов назначен в нем командиром 1-го батальона. 25 августа 1920 г. в бою под с. Васильевка был ранен и эвакуирован в госпиталь в г. Пенза. После излечения переведен в войска ВНУС: с сентября 1920 г. командовал ротой 473-го стрелкового батальона ВНУС, с ноября был командиром батальона и пом. командира 296-го стрелкового полка ВНУС в городах Пенза и Моршанск. В составе этих частей нес службу по охране ж.-д. участка Ряжск — Пенза. В октябре 1920 г. участок был объявлен боевым центром г. Моршанск, а Соколов был назначен начальником этого боевого участка. С июня 1921 г. он командовал батальоном 567-го стрелкового полка 189-й бригады ВНУС, позже 58-м отдельным стрелковым полком. Этот полк влился в 10-ю стрелковую дивизию, а Соколов назначен в ней командиром 87-го стрелкового полка 29-й стрелковой бригады. В его составе принимал участие в подавлении восстания А. С. Антонова в Тамбовской губ. В ноябре 1921 г. полк был переброшен в район Петрозаводска и участвовал в отражении вторжения белофинских вооруженных формирований в Карелию. С апреля 1922 г. с полком оборонял государственную границу от Ладожского озера до Северки-озеро. В ходе реорганизации Красной армии в июле полк переименован в 29-й стрелковый полк в составе Петроградского ВО[1].

В августе 1922 г. Соколов направлен на учебу в Высшую тактико-стрелковую школу комсостава РККА им. III Коминтерна. После завершения обучения в марте 1923 г. вернулся в 10-ю стрелковую дивизию и был назначен командиром 28-го стрелкового полка. В марте 1926 г. переведен пом. начальника строевого отдела штаба ЛВО. С декабря 1926 г. — военрук Военной школы лекарских помощников при Военно-медицинской академии РККА в Ленинграде, с октября 1928 г. — преподаватель военных дисциплин, затем — командир батальона этой школы. С 11 октября 1937 по 25 апреля 1938 г. участвовал в Национально-революционной войне в Испании, был советником 22-го корпуса, затем 18-го армейского корпуса. С последним участвовал в Теруэльской операции. В боях под Алканьисом проявил личную храбрость, остановил беспорядочно отступающих бойцов корпуса и организовал оборону. После возвращения в СССР в ноябре 1938 г. полковник Соколов назначен пом. командира 68-й Туркестанской горнострелковой дивизии в г. Термез, с апреля 1939 г. был пом. командира дивизии и начальником курсов младших лейтенантов. С августа 1939 г. командовал 126-й стрелковой дивизией в МВО, затем ЗапОВО. В начале февраля 1940 г. с группой командиров ЗапОВО был командирован на Северо-Западный фронт в 15-ю армию. 4 февраля допущен к командованию 11-й стрелковой дивизией. После окончания боевых действий продолжал командовать дивизией. 4 июня 1940 года, Постановлением СНК СССР № 945, Н. А. Соколову было присвоено воинское звание генерал-майор[2]. В июне 1940 г. с дивизией совершил поход в Эстонию, где она вошла в состав ПрибОВО. 19 июня 1941 г. её части из г. Нарва выступили к германской границе в состав 8-й армии[1].

Начало Великой Отечественной войны

Начало войны застало 11-ю стрелковую дивизию в дороге. По прибытии она вошла в состав 11-го стрелкового корпуса 8-й армии Северо-Западного фронта и получила задачу не допустить противника к г. Шяуляй. 23 июня её части с ходу вступили в бой и отбросили противника на 7-10 км, в первых боях было уничтожено 48 вражеских танков. В течение 7 дней они держали оборону на занимаемом рубеже в районе Радвилишкис, Шедува и отошли лишь по приказу. После переправы через р. Зап. Двина дивизия сосредоточилась в районе Мадлиены (юго-восточнее Риги), затем отходила в направлении на Тарту. К 8 июля она находилась в резерве 8-й армии в районе Ракке, готовясь к нанесению контрудара. 22 июля противник перешел в наступление на Пыльтсама, прорвал оборону на правом фланге 11-го стрелкового корпуса и к 25 июля вышел к Чудскому озеру. Дивизия в составе корпуса оказалась в окружении. Лишь 30 июля её части смогли пробиться к своим войскам. В дальнейшем она отходила до Ораниенбаума, где получила задачу не дать противнику выйти на побережье Финского залива. Окончательно противник был остановлен у Петергофа, где в сентябре дивизия перешла к активной обороне. 24 сентября 1941 г. генерал-майор Соколов был отстранен от должности и назначен командиром 286-го стрелкового полка 90-й стрелковой дивизии, которая вела боевые действия севернее г. Пушкин. В октябре он допущен к командованию 268-й стрелковой дивизией, которая в составе 55-й армии Ленинградского фронта вела бои в районе Саперной, по р. Тосно, Красный Бор. В декабре дивизия была выведена в резерв армии, а генерал-майор Соколов зачислен в распоряжение ГУК[1].

Битва за Ржев

Осенью 1941 года на Урале, была сформирована 375-я стрелковая дивизия, уже 15 декабря введённая в состав 29-й армии Калининского фронта. Командовать дивизией, 28 января 1942 года, был назначен Николай Александрович Соколов.

В феврале-апреле 1942 года положение на Калининском и Западном фронтах было критическим. Красная армия, пытаясь выполнить директивы Ставки Верховного Главнокомандования, продолжала наступательные бои. Войска 30-й, 31-й и 39-й армий должны были разгромить ржевскую группировку немцев и по плану не позднее 5 апреля освободить город Ржев. Но вместо наступления часто приходилось отбивать ожесточенные контратаки сильного врага, имевшего большое преимущество в танках и авиации.

375-я стрелковая дивизия пробивалась в направлении реки Волги, 15-20 км северо-западнее Ржева, сдерживая пехоту и танки врага наступавшего вдоль шоссе Ржев-Селижарово. Комдив Соколов делал все возможное и невозможное, чтобы прорваться к окруженной за Волгой 29-й армии. Но враг оказался сильнее.

Понеся огромные потери и получив приказ Ставки Верховного Главнокомандования, 16 апреля 1942 года дивизия была выведена из состава Калининского фронта и направлена в Торжок, в резерв ВГК для доукомплектования и довооружения частей.

Лишь в первых числах августа, с началом Ржевско-Сычевской наступательной операции, 375-я стрелковая дивизия вновь вернулась под Ржев, теперь уже в составе 58-й, а затем и 30-й армии Калининского фронта. Соседние дивизии: 2-я гвардейская и 274-я стрелковая, быстро утратили свою наступательную силу, и 375-я, выполняя роль основной ударной силы, стала прорывать оборону 255-й пехотной дивизии врага. Это и без того мощное соединение поддерживали 18-й и 481-й пехотные полки.

Прорвав три сильно укрепленных линии вражеской обороны севернее Ржева, освободив десятки населенных пунктов, 3 августа, 375-я стрелковая дивизия отрезала железнодорожную линию и вклинилась в оборону противника, создав реальную угрозу окружения подразделений обороняющейся стороны.

Через три дня, заняв Ржевский лес, части дивизии стали вести бои на северной окраине города, отбив у врага четыре городских квартала и Военный городок.

Основная тяжесть боев легла тогда на пехоту. Дивизия только за неделю, с 10 по 17 августа 1942 года, потеряла убитыми и ранеными свыше шести тысяч солдат и офицеров. Командиры всех полков 375-й дивизии были ранены или убиты. 12 сентября смертельное ранение получил и сам командир дивизии генерал-майор Николай Александрович Соколов.

Раненого комдива успели вывезти в Калинин (Тверь), в эвакогоспиталь № 1812, где 4 октября, не перенеся серии операций, он умер от заражения крови.

По распоряжению командующего 30-й армией, Соколова, как прославленного в боях генерала, похоронили в центре города Калинина.

В одном из приказов командарм отметил: «375-я стрелковая дивизия, действуя в составе 30-й армии, в борьбе с немецкими оккупантами показала исключительное мужество и героизм. Военный совет 30-й армии особо отмечает исключительные заслуги командира и всего личного состава дивизии в период особенно напряженных боев Армии, где 375-я стрелковая дивизия играла ведущую роль и не раз обращала в паническое бегство фашистские орды».

Награды

Память

Похоронен в центре Калинина (Твери), в братской могиле на площади Ленина, вместе с генералом И. А. Богдановым и другими военачальниками участниками Ржевской битвы.

Напишите отзыв о статье "Соколов, Николай Александрович (генерал)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 5. — С. 468-470
  2. [www.front-line.eu/?page_id=469 Из истории 11-й стрелковой дивизии.]
  3. [rzev.ru/modules/phpBB2/viewtopic.php?p=11043&lofi=1 Ржевский городской интернет-портал. О генерале Соколове и улице названой в его честь.]

Ссылки

  • [www.soldat.ru/forum/viewtopic.php?f=2&t=18089 О генерале Соколове на сайте «Солдат.ру»]
  • [rshew-42.narod.ru/rshew_history.html История Ржевской битвы]
  • [www.zhitipomnit.ru/news/dop.html На сайте Фонда «Жить и Помнить»]
  • [www.obd-memorial.ru/221/Memorial/Z/012/033-0871438-0018/00000099.jpg В списке погибших в Ржевской битве]
  • [samsv.narod.ru/Div/Sd/sd375/main.html Информация о 375-й Уральской стрелковой дивизии]

Отрывок, характеризующий Соколов, Николай Александрович (генерал)

– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.