Сражение при Арси-сюр-Обе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сражение при Арси-сюр-Обе
Основной конфликт: Война Шестой коалиции
Дата

2021 марта 1814 года

Место

Арси-сюр-Об, Франция

Итог

Победа союзников

Противники
     Россия
     Австрия

     Бавария

    Франция
Командующие
ф.-маршал Шварценберг император Наполеон
Силы сторон
ок. 90 тыс. солдат ок. 32 тыс. солдат
Потери
ок. 4 тысяч ок. 4 тысяч

Сражение при Арси-сюр-Обе — сражение 20—21 марта между армией Наполеона и Главной армией союзников на реке Об в ходе кампании 1814 года на территории Франции.

Во встречном бою 20 марта 1814 года Главная армия союзников под началом австрийского фельдмаршала Шварценберга отбросила в городке Арси-сюр-Об (Arcis-sur-Aube) небольшую армию Наполеона за реку Об к северу, после чего 25 марта беспрепятственно двинулась на Париж. Сражение при Арси-сюр-Обе стало последним сражением Наполеона (где он лично командовал войсками) перед его первым отречением от власти.





Предыстория

В первых числах января 1814 года войска союзников, состоящие из русских, австрийских, прусских и немецких корпусов, вторглись во Францию с целью свержения Наполеона, разбитого в битве под Лейпцигом в октябре 1813. Несмотря на 2-кратное превосходство союзных сил над войсками Наполеона из-за несогласованности действий союзников и политических разногласий в их рядах первое наступление на Париж провалилось. В ходе шестидневной кампании 9—14 февраля 1814 года Наполеон по частям разгромил Силезскую армию под началом прусского фельдмаршала Блюхера, после этого при Мормане и Монтро Наполеон с успехом атаковал и разбил передовые корпуса Главной армии союзников под началом австрийского фельдмаршала Шварценберга.

На усиление Блюхера были направлены русский корпус Винцингероде и прусский Бюлова из Северной союзной армии Бернадота, вяло действовавшей на вспомогательном направлении на севере Европы. Соединённая русско-прусская армия Блюхера вдвое превышала силы, которые мог собрать против неё Наполеон. Тем не менее Наполеон атаковал 7 марта арьергард войск Блюхера под Краоном, а затем 910 марта 1814 ввязался в сражение при Лаоне со всей армией Блюхера, в котором потерпел поражение и отступил за реку Эну.

В это время Главная армия союзников под началом Шварценберга медленно двинулась на Париж, и Наполеону, ослабленному большими потерями в сражениях с Блюхером, ничего не оставалось, как снова броситься на Главную армию. Наполеон рассчитывал применить обычную тактику: атаковать с фланга рассеянные в марше корпуса союзников по отдельности. Однако в этот раз русский император Александр I, заменивший больного подагрой Шварценберга, успел стянуть корпуса в кулак, так что Наполеон не мог надеяться на победу в сражении с намного превосходящим противником. Единственное, что мог сделать Наполеон, это остановить продвижение Главной армии, угрожая ей с фланга или тыла. Однако в таком случае путь на Париж оставался открытым для армии Блюхера.

Наполеон избрал следующую стратегию: выставить заслоны против союзников, а самому пройти между армиями Блюхера и Шварценберга к северо-восточным крепостям, где, деблокировав и присоединив гарнизоны, значительно усилить свою армию. Затем он мог принудить союзников к отступлению, угрожая их тыловым коммуникациям. Париж оставлялся на защиту, главным образом, его жителей и Национальной гвардии. Наполеон надеялся на медлительность союзных армий и их страх перед армией французского императора в их тылу.

К 20 марта 1814 года корпуса Главной армии союзников сосредоточились между реками Сеной и Обом около Труа. Наполеон избрал маршрут на северо-восток от Планси вдоль долины реки Об через городок Арси-сюр-Об к Витри и далее на восток.

Ход сражения

20 марта. Встречный бой

Наполеон двигался к Арси вдоль Оба, кавалерия левым берегом и пехота правым. К полудню 20 марта 1814 года он достиг городка, расположенного на левом берегу Оба. Баварцы из корпуса генерала Вреде незадолго до того оставили Арси, чтобы не быть там отрезанными от основных сил Главной армии союзников, выстроенных на дороге между Арси и Труа.

Наполеон, полагая, что союзники отступают к Труа, приказал кавалерии Себастиани, первой вступившей в Арси, преследовать союзные войска. Но лишь только эскадроны Себастиани вышли из Арси на Труа, они были атакованы превосходящими силами русской кавалерии и обратились в бегство. Наполеону пришлось лично встать с шпагой наголо на мосту в Арси, чтобы унять панику и обратить свою конницу в бой. Подоспевшая дивизия Старой Гвардии генерала Фриана выбила русскую кавалерию из города, а вскоре в Арси переправились и другие пехотные дивизии французов.

Одновременно бой развернулся за деревню Торси выше по Обу (на левом фланге французов), где Молодая Гвардия Нея дважды отбивала позиции у австро-баварского корпуса Вреде.

К вечеру 20 марта позиция французов представляла собой полуокружность, края которой упирались в Об, а внутри находился Арси. Оборону здесь держали 25 тыс. французов, охваченные 60 тыс. союзных солдат. На правом фланге союзников стоял австро-баварский корпус Вреде, в центре русские части Барклая-де-Толли, на левом фланге австрийцы Гиулая. К вечеру к Шварценбергу подошли ещё примерно 30 тысяч солдат, и тогда он приказал начать штурм. Почти 300 орудий союзников открыли огонь по позициям французов. Одна из бомб взорвалась рядом с императором Наполеоном, ранив его коня и окатив императора грязью. Наполеон посчитал нужным личным примером поддерживать мужество своих солдат, которые стойко выдержали сильный артобстрел. К 10 часам вечера канонада стихла, войска отошли к отдыху, готовясь на следующий день к решительному сражению.

Французский историк М. Тьер передал разговор Наполеона с генералом Себастиани, состоявшийся вечером 20 марта и характеризующий стратегическое положение французского императора:

«Ну что, генерал, что вы скажете о происходящем?» — «Я скажу, что ваше величество несомненно обладаете ещё новыми ресурсами, которых мы не знаем». — «Только теми, какие вы видите перед глазами, и никакими иными». — «Но тогда почему ваше величество не помышляете о том, чтобы поднять нацию?» — «Химеры! Химеры, позаимствованные из воспоминаний об Испании и о Французской революции. Поднять нацию в стране, где революция уничтожила дворян и духовенство и где я сам уничтожил революцию!»[1]

21 марта. Отступление Наполеона

Ночью к Наполеону подошла сильная дивизия Денуэтта (до 7 тыс.). С утра войска заняли позиции в полной боевой готовности, однако ничего не происходило, кроме лёгкой ружейной перестрелки. Наполеон не мог атаковать почти втрое сильнейшую армию союзников, а крайне осторожный Шварценберг не желал предпринимать первым активных действий.

К полудню Наполеон начал отводить армию по двум мостам на Витри. Когда Шварценберг с задержкой осознал это, то приказал наступать примерно в 3 часа дня. Отход Наполеона прикрывал маршал Удино. Союзники без труда ворвались в Арси уже в темноте, но французы успели уйти за Об, взорвав мосты. С другого берега их батареи всю ночь обстреливали союзников, препятствуя восстановлению мостов.

Итоги и последствия сражения

Потери с обеих сторон оцениваются по 4 тыс. человек. Союзники взяли 800 пленных и 6 орудий. Согласно надписи на 55-й стене галереи Храма Христа Спасителя русские потери в этом сражении составили около 500 человек.

Наполеону удалось частично выполнить поставленную задачу: наступление на Париж Шварценберга было приостановлено.

Наполеон обошёл Витри, где засел 5-тысячный гарнизон союзников, и 23 марта достиг Сен-Дизье на Марне, то есть находился значительно восточнее армий союзников. Оттуда он выслал кавалерийские отряды тревожить набегами тылы Шварценберга.

В свою очередь союзники согласовали план дальнейших действий в этой кампании. 24 марта был одобрен план наступления на Париж. Против Наполеона выслали 10-тысячный кавалерийский корпус под началом российского генерала Винцингероде при 40 орудиях с тем, чтобы ввести Наполеона в заблуждение относительно намерений союзников.

25 марта союзные войска (к этому времени армии Блюхера и Шварценберга вошли в соприкосновение авангардами) двинулись на Париж. При Фер-Шампенуазе союзники разбили корпуса маршалов Мармона и Мортье (16—17 тыс. солдат) и дивизии Национальной гвардии (4300 солдат), которые спешили на соединение с Наполеоном.

30 марта союзные войска (более 110 тысяч солдат) подошли к Парижу.

Напишите отзыв о статье "Сражение при Арси-сюр-Обе"

Примечания и источники

  1. [books.google.com/books?id=GN4BAAAAMAAJ&pg=PA288&dq=Lives+of+Lord+Alison+Etoges#PPA391,M1 A. Alison, Lives of Lord Castlereagh and Sir Charles Stewart, p. 391- Прим.] — перевод на русский приведен Е. В. Тарле в «Наполеон», Гл. XV
  • [books.google.com/books?id=Q4UBAAAAQAAJ&pg=PA1&dq=Annals+of+the+war+Cust#PPA240,M1 Edward Cust, Annals of the wars of the nineteenth century, pub. in 1863, p. 240]
  • [books.google.com/books?id=GN4BAAAAMAAJ&pg=PA288&dq=Lives+of+Lord+Alison+Etoges#PPA389,M1 Archibald Alison, Lives of Lord Castlereagh and Sir Charles Stewart, pub. in 1861, p. 389]

Отрывок, характеризующий Сражение при Арси-сюр-Обе

Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.