Национальный академический украинский драматический театр имени Марии Заньковецкой

Национа́льный академи́ческий украи́нский драмати́ческий теа́тр имени Мари́и Занькове́цкой — театр во Львове (Украина). В 1923 году театру было присвоено имя М. К. Заньковецкой.

Адрес: улица Леси Украинки, 1.

Львовский польский театр был построен на средства Станислава Скарбека и открыт 28 марта 1842 года, а работал до 1899. Здание театра носит историческое название «Театр Скарбека», которое происходит от имени его основателя, либо «Старый театр».

В 1900—1939 годах помещения театра Скарбека использовались как филармония и кинотеатр. В 1944 году из Запорожья прибыла украинская труппа и вскоре театр стал переживать новый подъём. Несмотря на конкуренцию со стороны новых театральных коллективов, которые появились во Львове в годы независимости, Национальный драматический театр им. М. Заньковецкой по-прежнему остаётся одним из лучших львовских театров.

C 1987 года по настоящее время художественным руководителем и главным режиссёром театра является Фёдор Стригун, который с 1965 года служил актёром в этом театре. Столько же служит актрисой в этом театре его жена Таисия Литвиненко, которая также ставит спектакли на сцене театра в качестве режиссёра-постановщика.

Здание

Здание, в своё время самое большое в городе, было выстроено 1837—1842 архитекторами Л.Пихлем и Г.Зальцманом. В архитектурном плане здание представляет собой пример позднего классицизма в варианте венской школы. Здание занимает большой прямоугольный участок между улицами Леси Украинки, Театральной, Торговой и проспектом Свободы; в прошлом вблизи этого участка находился Нижний Замок, основной узел фортификаций средневекового Львова. Театр Скарбека был самым большим театральным сооружением Европы тех пор, а после театров Милана и Дрездена — третьим по количеству зрительских мест (1460). Театр открыли 28 марта 1842 года драмой Ф. Грильпарцера «Иллюзия жизни», а на следующий день поставили «Браки господские» А. Фредро (польского драматурга, к которому ушла жена Скарбека).

Здание четырёхэтажное, выполнено из кирпича, фундаменты укреплены дубовыми сваями. Фасады расчленены горизонтальными тягами и фланкированы креповками. По центру южного фасада размещён портик с колонами ионического ордера, увенчанный фронтоном. Окна — прямоугольные, на первом этаже — с полуциркульными завершениями, в строгих классицистских обрамлениях.

Планировочная структура и композиция четырёх фасадов отличается строгой симметрией. Стержнем планировки служит просторный интерьер зрительного зала, который размещён на центральной оси, вместе с фойе и блоком сцены. Его фланкируют два внутренних двора. Соединение между секциями дома обеспечивают коридоры, проложенные вдоль корпуса, параллельно фасадам. По обе стороны от коридоры расположены ряды служебных помещений.

В 1940 году театр был оборудован подвижной сценой. Интерьеры фойе и зрительный зал были в 1940—1942 оформлены декоративными рельефами работы скульпторов М. Онука и Я. Райхер-Тодта.

Ссылки

• [www.zankovetska.com.ua/ Официальный сайт театра]  (укр.)
• [www.lwow.home.pl/agniesz.html Агнешка Маршалек. Четыре века львовского театра]  (польск.)
• [lwow.home.pl/semper/teatr.html Пётр Марек Станьский. Обстоятельства появления и открытия Львовского большого театра]  (польск.)
• [www.sbc.org.pl/dlibra/docmetadata?id=942 Станислав Пепловский. Силы львовской сцены]  (польск.)
• [www.sbc.org.pl/dlibra/docmetadata?id=1038 Кароль Чешевский. Несколько замечаний о львовском театре]  (польск.)

Отрывок, характеризующий Национальный академический украинский драматический театр имени Марии Заньковецкой

– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.