Львовская галерея искусств
Львовская галерея искусств (Львовская картинная галерея, укр. Львiвська картинна галерея) — крупнейший художественный музей Украины. Адрес: [mapamista.org.ua/karta/lvov/Стефаника_В._вул./3 улица Стефаника, 3]. Генеральный директор галереи Тарас Возняк.
Здание (дворец Лозинского)
Здание было выстроено в 1873 году архитектором Ф. Покутинским в историческом стиле (неоренессанс) в качестве пригородного дворца. Здание выполнено из кирпича, оштукатуренное, двухэтажное, F-образное в плане, с внутренним двором.
Композиция фасада — строгая и статическая. Этажи расчленены широкими горизонтальными тягами, нижний ярус покрыт рустовкой. Окна прямоугольной формы, в обрамлениях, с сандриками на втором этаже. Размещение портала акцентировано креповкой.
На первом этаже планировка коридорно-анфиладная, на втором — анфиладная. В центральном зале галереи сохранился комплекс лепного декора.
Здание перестроено под картинную галерею в 1914 году.
История
Основа городского собрания произведений искусства была заложена в 1902 г., когда по решению магистрата приобретение работ для будущего музея было включено в городской бюджет. Первыми приобретёнными полотнами стали несколько работ Яна Матейко, «Смерть Ацерна» и «Скупой» В. Леопольского и «Забастовка» Ф. Выгживальского. Значительным пополнением собрания стала коллекция подольского помещика Яковича, перевезённая во Львов в феврале 1907 г., — эта дата считается временем основания галереи. В 1914 г. Публичная галерея города Львова получила собственное помещение. К 1939 г. в собрании галереи находилось около 6000 единиц хранения. В сентябре 1939 г. галерея была национализирована.
В 1940 году была организована Львовская государственная картинная галерея, базой которой стали Публичная галерея города Львова и бывший Украинский национальный музей, и куда вошли также национализированные собрания магнатов Дзедушицких, Голуховских, Любомирских, Боваровских, Бадени, графа Пининского и других, а также произведения изобразительного искусства из музеев Ставропигийского института, Духовной семинарии, Архидиецезиального музея, замков в Красичине, Подгорицах и других собраний[1]. На протяжении 1940-го собрание галереи увеличилось на 4188 ценных экспонатов[1].
За время немецкой оккупации было вывезено 225 произведений искусства, среди которых уникальная коллекция рисунков А. Дюрера. В послевоенные годы при содействии музеев Москвы, Ленинграда, Киева в галерее были созданы отделы русского дореволюционного и советского искусства, а позже и стран Востока.
В советское и постсоветское время Галерея несколько раз подвергалась попыткам ограбления; трагической страницей стало ограбление в апреле 1992 года, в ходе которого были убиты двое ведущих сотрудников музея - заведующий отделом западного искусства, известный советский искусствовед и атрибутор Дмитрий Шелест и заместитель директора Ярослав Волчак.
|
|
| ||
| Ян Матейко «Портрет детей художника» | Поль Мерварт «Потоп» | Интерьер галереи |
Коллекция
В 1962 году коллекция Львовской картинной галереи составляла 11 тысяч экспонатов[2]. По состоянию на начало 2007 года в фондах находятся 58 тысяч[3] произведений искусства, представляющих почти 40 стран мира. В отделе западноевропейского искусства — полотна П. Рубенса, Тициана, Ф. Гойи, Ю. Робера и других.
|
|
| ||
| Питер Пауль Рубенс «Портрет мужчины» | Ге́ррит ван Хо́нтхорст «Женщина с гитарой» | Софонисба Ангиссола «Портрет юной патриции» |
В конце 1940-х годов Третьяковская галерея и Русский музей в Ленинграде передали Львовской картинной большое количество полотен русских художников (И. Репина, И. Левитана, И. Айвазовского, В. Верещагина , К. Коровина и других), благодаря чему в галерее появилось несколько залов русского искусства[4].
|
|
| ||
| Иван Шишкин. После шторма в Мери-Хови (1891) | Николай Ге. Портрет историка Н. И. Костомарова (1878) | Михаил Врубель. Волхва (Морская царица, 1899—1900) |
Структура музея
- Собственно Львовская картинная галерея,
- Золочевский замок,
- Олесский замок,
- Подгорецкий замок,
- часовня Боимов,
- музей «Львовская сакральная барочная скульптура XVIII века»,
- музей И. Г. Пинзеля,
- музей «Искусство старинной украинской книги»,
- музей «Русалки Днестровой»,
- музей-усадьба Маркиана Шашкевича,
- музей оборонительной архитектуры «Пятничанская башня»,
- музей древнейших памятников Львова.
Напишите отзыв о статье "Львовская галерея искусств"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.day.kiev.ua/177505/ Самый большой на Украине музей не имеет статуса национального]
- ↑ [www.museum-ukraine.org.ua/index.php?go=News&in=view&id=1940 Хранить вечно]
- ↑ [www.gpu.ua/index.php?&id=104162&eid=69&lang=ru Львовской галерее искусств — 100 лет]
- ↑ [www.edrus.org/content/view/7399/47/ Провозин В. Вклад русских в развитие культуры в Галиции]
Отрывок, характеризующий Львовская галерея искусств
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.
На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
