Флавий Промот
| Флавий Промот лат. Flavius Promotus | ||
| ||
|---|---|---|
| 389 год | ||
| Супруга: | Марса | |
Флавий Промот (лат. Flavius Promotus) — римский политический деятель второй половины IV века.
В 386 году Промот занимал должность магистра пехоты во Фракии, когда вождь остготов Одофей попытался проникнуть с огромной армии гревтунгов на римскую территорию. Однако Промот взял на себя инициативу и атаковал гревтунгов при помощи сухопутных войск и речного флота. Бо́льшая часть вражеской армии была перебита. Римские солдаты захватили множество пленных: женщин и детей. Промот убедил при помощи подарков немногих оставшихся в живых гревтунгов перейти на службу в римскую армию, чтобы помочь в войне против узурпатора Магна Максима[1]. Эта победа, очевидно, имела большое значение, поскольку упоминается поэтом Клавдием Клавдианом в «Панегирике» Гонорию и в Consularia constantinopolitana, хотя в обоих случаях имя Промота нигде не называется[2]. В 388 году Феодосий I Великий назначил Промота магистром конницы во время войны против Магна Максима[3]. В 389 году он находился на посту ординарного консула с Флавием Тимасием.
В 391 году Феодосий I отправился в поход против варваров, в результате которого одержал победу. Его солдаты разграбили вражеский лагерь, пренебрегнув погоней за бежавшими остатками противника. Те же перегруппировались и напали на дезорганизовавшихся римлян, создав угрозу самому императору, который сумел спастись. Отступая, Феодосий встретил Промота, который вызвался остановить прорыв. В итоге варвары были отброшены[4]. Промот и Тимасий вступили в конфликт с магистром оффиций Флавием Руфином, фаворитом императора. Во время обсуждения на императорском совете Руфин оскорбил Промота, который ударил его. Руфин пожаловался Феодосию, но тот сказал, что может назначить Руфина соправителем. Воспользовавшись благоволением императора, Руфин советовал тому послать Промота во Фракию, чтобы тот занялся подготовкой войск. В эскорт Промота были направлены варвары, которые находились в тайном согласии с Руфином. По дороге они напали на Промота и убили его в сентябре 392 года[5].
У Промота была супруга Марса и двое детей, которые были воспитаны Феодосием I. Промот владел домом в Константинополе[6], на месте которого в 404 году был построен готский монастырь.
Напишите отзыв о статье "Флавий Промот"
Примечания
- ↑ Зосим. Новая история. IV. 35. 1; IV. 38. 2—5; IV. 39.
- ↑ Christensen, Arne Søby, Cassiodorus, Jordanes and the History of the Goths: Studies in a Migration Myth, Museum Tusculanum Press, 2002, ISBN 8772897104, pp. 213—214.
- ↑ Зосим. Новая история. IV. 45. 2.
- ↑ Зосим. Новая история. IV. 49.
- ↑ Зосим. Новая история. IV. 51.
- ↑ Зосим. Новая история. V. 3. 5.
Литература
- Der Neue Pauly. Stuttgart 1999. T. 2. c. 522.
Отрывок, характеризующий Флавий Промот
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
