Форрестер, Патрик Грэм
Поделись знанием:
Князь Василий, загнув высоко ногу, с табакеркой в руках и как бы расчувствованный донельзя, как бы сам сожалея и смеясь над своей чувствительностью, сидел с улыбкой умиления на лице, когда вошла княжна Марья. Он поспешно поднес щепоть табаку к носу.
– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.
Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
| Патрик Грэм Форрестер | |
| Patrick Graham Forrester | |
 | |
| Страна: | |
|---|---|
| Специальность: |
лётчик-испытатель |
| Воинское звание: | |
| Экспедиции: | |
| Время в космосе: |
39 сут 14 ч 18 мин |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
Па́трик Грэм Фо́ррестер (англ. Patrick Graham Forrester; род. 1957) — астронавт НАСА. Совершил три космических полёта на шаттлах: STS-105 (2001, «Дискавери»), STS-117 (2007, «Атлантис») и STS-128 (2009, «Дискавери»), совершил четыре выхода в открытый космос, полковник Армии США.
Содержание
Личные данные и образование
Патрик Форрестер родился 31 марта 1957 года в городе Эль-Пасо, штат Техас. В 1975 году закончил среднюю школу в городе Спрингфилд, штат Виргиния. В 1979 году получил степень бакалавра в области машиностроения в Военной Академии США в Вест-Пойнте, штат Нью-Йорк. В 1989 году получил степень магистра наук в области машиностроения и аэрокосмической техники в Виргинском университете.
Женат на Диана Линн Моррис, она из Спрингфилда, штат Вирджиния, у них двое детей. Он любит бейсбол, бег, спортивные тренировки молодежи. Его родители, Рэндмонд (полковник в отставке) и Пэтси Форрестеры, проживают в Форт-Уолтон-Бич, Флорида. Её отец, Лурье Дж. Моррис (полковник в отставке), проживает в Праттвилле, штат Алабама. Её мать, Бетти Моррис, умерла.[1].
До НАСА
В июне 1979 года Форрестер пришёл в армию США, поступил в Авиационное училище и в сентябре 1980 года стал лётчиком. Был оставлен в авиационном училище летчиком-инструктором. В 1984 году он был переведён командиром взвода в штурмовой батальон вертолётов на Гавайи. Получив степень магистра в 1989 году, был назначен инженером лётных испытаний на авиабазе «Эдвардс», в Калифорнии. В июне 1992 года окончил Морское училище лётчиков-испытателей. В 1992 году был переведён в Авиационный технический испытательный центр, Форт-Рукер, штат Алабама. Прошёл обучение в : Школа парашютистов, Школа рейнджеров армии США, Общевойсковая школа офицеров, Колледж сотрудников штаба. Имеет налёт более 4 800 часов на 49 различных типах самолётов.[2].
Подготовка к космическим полётам
Принимал участие в 15-м наборе НАСА. 1 мая 1996 года был зачислен в отряд НАСА в составе шестнадцатого набора, кандидатом в астронавты. Стал проходить обучение по курсу Общекосмической подготовки (ОКП). По окончании курса, в 1998 году получил квалификацию «специалист полёта» и назначение в Офис астронавтов НАСА. Был направлен в Лабораторию электронного оборудования шаттлов.
Полёты в космос
- Первый полёт — STS-105[3], шаттл «Дискавери». C 10 по 22 августа 2001 года в качестве «специалист полёта». Основным задачами STS-105 являлись доставка на Международную космическую станцию (11-й полёт шаттла к МКС[4]) третьего долговременного экипажа (МКС-3) и возвращение на Землю второго экипажа (МКС-2). Помимо этого, была осуществлены доставка расходуемых материалов[5] и дооснащение лабораторного модуля «Дестини»[6]. Во время полёта выполнил два выхода в открытый космос: 16 августа 2001 года — продолжительностью 6 часов 18 минут, была произведена установка на секции фермы P6 блока EAS с запасом аммиака, перенесли и установили два контейнерв PEC на шлюзовую камеру «Квест»[7]. 18 августа — 5 часов 29 минут, установили поручни OIH (от англ. Orbit-Installed Handrail) на поверхности модуля «Дестини»; проложили вдоль них два силовых кабеля LTA (от англ. Launch-to-Activation Heater) для установки секции фермы S0 в полёте STS-110[7]. Продолжительность полёта составила 11 суток 21 часов 13 минуту.[8].
- Второй полёт — STS-117[9], шаттл «Атлантис». C 8 по 22 июня 2007 года в качестве «специалиста полёта». Цель полёта — продолжение строительства Международной космической станции и частичная замена экипажа МКС. Доставка и монтаж сегментов ферменной конструкции S3/S4. Демонтаж временных панелей солнечных батарей и развёртывание нового комплекта солнечных батарей, которые обеспечат 25 % энергии для МКС. Во время полёта Форрестер выполнил два выхода в открытый космос: 13 июня 2007 года — продолжительностью 7 часов 16 минут. Во время выхода в космос астронавты Форрестер и Свэнсон контролировали процесс свертывания панелей солнечных батарей сегмента Р6 и, при необходимости, с помощью специальных инструментов, подправляли складывающиеся сегменты солнечных батарей. Хотя, астронавты затратили на эту работу на 45 минут больше, чем планировалось, удалось свернуть только 45 из 115 футов панели солнечной батареи. Процесс сворачивания солнечных батарей продолжился во время следующего выхода в открытый космос, который состоялся 15 июня. Затем астронавты продолжили работу по активации смонтированных на МКС солнечных батарей сегмента S3/S4. Астронавты снимали транспортные замки и крепления с механизма вращения панелей солнечных батарей. Однако, астронавтам не удалось выполнить эту работу до конца. Специалисты заподозрили, что два двигателя этого устройства подключены неправильно. Поэтому астронавты не стали снимать последние транспортные фиксаторы с поворотного устройства, чтобы избежать неконтролируемого вращения панели солнечных батарей.. 17 июня 2007 года — продолжительностью 6 часов 29 минут, Во время выхода, астронавты проверили правильность подключения моторов системы поворота вновь смонтированных солнечных батарей сегмента S3/S4 и подготовили систему поворота к штатной работе в составе МКС. Астронавты также установили ещё одну видео камеру, кабель компьютерной сети на модуле «Юнити» и противометеоритную панель на модуле «Дестини». Продолжительность полёта составила 13 суток 20 часов 12 минут[10].
- Третий полёт — STS-128[11], шаттл «Дискавери». C 29 августа по 12 сентября 2009 года в качестве «специалист полёта». Цель полёта: доставка научного оборудования, материалов и запасных частей для продолжения жизнедеятельности Международной космической станции. Замена одного члена долговременного экипажа МКС. Доставка научного оборудования в транспортном модуле «Леонардо». Модуль «Леонардо» совершил шестой полёт к МКС. Во время выходов в открытый космос совершена замена экспериментальных образцов, которые экспонировались на внешней поверхности европейского исследовательского модуля «Коламбус». Во время выходов в открытый космос астронавты заменили бак с аммонием, который расположен на сегменте Р1 ферменной конструкции МКС. Аммоний используется на станции в качестве охлаждающей жидкости. Масса бака аммония составляет около 800 кг (1800 фунтов). В модуле «Леонардо» расположены две стойки с научными приборами. В одной стойке размещены приборы, предназначенные для изучения физики жидкостей. В модуле «Леонардо» размещены также: холодильник, предназначенный для хранения экспериментальных материалов, и спальное место для экипажа МКС. До этого времени на станции имелось четыре спальных места: два в российском модуле «Звезда» и два в американском модуле «Гармония». Спальное место, доставленное на «Дискавери», временно размещено в японском модуле «Кибо». На шаттле доставлено более 700 кг (1600 фунтов) полезных грузов для обеспечения жизнедеятельности экипажа МКС. Кроме того, на станцию доставят около 2,8 тонн (6190 фунтов) запасных частей и оборудования, а также 2,7 тонн (6050 фунтов) расходуемых материалов. На станцию доставлены запасные части для системы регенерации воздуха в американском модуле «Дестини». Продолжительность полёта составила 13 суток 20 часов 54 минут[12].
Общая продолжительность внекорабельной деятельности (ВКД) за 4 выхода — 25 часов 30 минут. Общая продолжительность полётов в космос — 39 дней 14 часов 18 минут.
После полётов
В январе 2011 года перешёл на работу в Центр космических исследований имени Джонсона, в Хьюстоне, штат Техас.
Награды и премии
Награждён: Медаль «За космический полёт» (2001, 2007 и 2009), Медаль «За отличную службу» (США), Медаль похвальной службы (США), Медаль «За достижения», Медаль за службу национальной обороне (США), Медаль «За исключительные заслуги» (2008 и 2010) и многие другие.
См. также
- Список космонавтов и астронавтов (и кандидатов).
- Список астронавтов США — участников орбитальных космических полётов.
- Хронология пилотируемых космических полётов (2000-е).
Напишите отзыв о статье "Форрестер, Патрик Грэм"
Примечания
- ↑ [www.astronautix.com/astros/forester.htm Biography of Patrick G. Forrester]
- ↑ [www.jsc.nasa.gov/Bios/htmlbios/forreste.html Biography of Patrick G. Forrester]
- ↑ [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftDisplay.do?id=2001-035A NASA — NSSDC — Spacecraft — Details]
- ↑ [www.energia.ru/rus/iss/iss-develop-06.shtml Этапы развертывания МКС] (рус.). РКК «Энергия». Проверено 24 ноября 2010. [www.webcitation.org/68vCcvJeO Архивировано из первоисточника 5 июля 2012].
- ↑ Лантратов К. [www.novosti-kosmonavtiki.ru/content/numbers/225/03.shtml Третья основная на борту МКС. Полезный груз шаттла] (рус.) // Новости космонавтики : журнал. — 2001. — № 10.
- ↑ [www.novosti-kosmonavtiki.ru/content/numbers/226/06.shtml STS-105/7А.1 – 106-й полет по программе Space Shuttle] (рус.) // Новости космонавтики : журнал. — 2001. — № 11.
- ↑ 1 2 Ошибка в сносках?: Неверный тег
<ref>; для сносокlisovне указан текст - ↑ [www.nasa.gov/mission_pages/shuttle/shuttlemissions/archives/sts-105.html NASA — STS-105]
- ↑ [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftDisplay.do?id=2007-024A NASA — NSSDC — Spacecraft — Details]
- ↑ [www.nasa.gov/mission_pages/shuttle/shuttlemissions/archives/sts-117.html NASA — STS-117]
- ↑ [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftDisplay.do?id=2009-045A NASA — NSSDC — Spacecraft — Details]
- ↑ [www.nasa.gov/mission_pages/shuttle/shuttlemissions/archives/sts-128.html NASA — STS-128]
Ссылки
- [www.spacefacts.de/bios/astronauts/english/forrester_patrick.htm Biography of Patrick G. Forrester]
Отрывок, характеризующий Форрестер, Патрик Грэм
– Je comprends tout, [Я всё понимаю,] – отвечала княжна Марья, грустно улыбаясь. – Успокойтесь, мой друг. Я пойду к отцу, – сказала она и вышла.Князь Василий, загнув высоко ногу, с табакеркой в руках и как бы расчувствованный донельзя, как бы сам сожалея и смеясь над своей чувствительностью, сидел с улыбкой умиления на лице, когда вошла княжна Марья. Он поспешно поднес щепоть табаку к носу.
– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.
Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
