Луков, Фёдор Алексеевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Фёдор Алексеевич Луков»)
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Алексеевич Луков

Портрет Ф.А.Лукова
мастерской[1] Джорджа Доу.
Военная галерея
Зимнего Дворца,
Государственный Эрмитаж
(Санкт-Петербург)
Дата рождения

1761(1761)

Место рождения

Москва

Дата смерти

14 августа 1813(1813-08-14)

Место смерти

Дрезден

Принадлежность

Россия Россия

Род войск

пехота

Годы службы

1793 — 1813

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

генерал-майор
Командовал

Севский мушкетерский полк (1800—1802, 1810—1813)
5-я пехотная дивизия

Сражения/войны

Польская кампания 1794
Война второй коалиции
Русско-прусско-французская война
Русско-шведская война
Отечественная война 1812 года
Заграничный поход 1813 г.

Награды и премии

Наградное оружие

Фёдор Алексе́евич Лу́ков (17611813) — командующий 5-й пехотной дивизией, участник Отечественной войны 1812 года, участник 6-ти войн, генерал-майор Русской императорской армии, прошедший путь от рядового солдата до генерала.





Биография

Фёдор Алексеевич Луков родился в 1761 году в Москве. В формулярном списке в графе сословие значится: «… из солдатских детей». На службу поступил в 14 лет, 5 сентября 1775 года, рядовым в Севский пехотный полк. Последовательно занимал должности писаря, фурьера, сержанта, аудитора. В апреле 1793 года произведён в поручики.

В составе своего полка участвовал в боевых действиях в Польше в 1783—1784 и 1793—1794 годов. В 1799 году принимал участие в Войне с французами в Швейцарии в должности командира батальона и в чине майора.

С 1807 года участвует в Русско-прусско-французской войне, отличился в сражениях при Янкове, Лансберге, в битве при Прейсиш-Эйлау, на реке Пассарге, в сражении при Гейльсберге. Получил ранение в правую руку.

В Русско-шведской войне в 1808—1809 годах отличился в боях под Куопио, Сальми, Оровайсе, Торнео и Умео. Был представлен к награждению орденом Святого Георгия 4-го класса 15 февраля 1809 года

В воздаяние отличнаго мужества и храбрости, оказанных в минувшую кампанию против шведов в сражении 21 августа при Сальми, где, начальствовав полком в резерве, а потом в центре мужественными и благоразумными распоряжениями недопустил неприятеля отрезать наш левый фланг и когда правый был опрокинут, подкрепил оный во время; тоже учинил при нападении нашем на их укрепления и быстро атаковал неприятеля из центра с оставшимся баталионом, который много способствовал к завладению неприятельскими укреплениями.

В феврале 1810 года принял командование над своим Севским мушкетерским полком, который в феврале 1811 года переименован в Севский пехотный полк. В августе 1811 года получил чин полковника.

В Отечественную войну 1812 года Севский 34-й пехотный полк под командованием полковника Ф. А. Лукова в составе 1-й бригады 5-й пехотной дивизии в 1-го пехотного корпуса П. Х. Витгенштейна уже 27 июня сразился с французами под Вилькомиром. При отступлении русской армии из лагеря под Дриссой прикрывал дорогу к Петербургу против французских корпусов МакдональдаКурляндии) и Удино (на берегах Двины). Под д. Боярщина Луков был ранен в ногу картечью и с 21 июля 1812 находился для излечения в Пскове. В полк вернулся после излечения в октябре и отличился в сражении при Смолянах и в Бою под Чашниками, за что 27 мая 1813 был пожалован в генерал-майоры. Принимал участие в сражениях под Клястицами, под Головчицами, под Полоцком, на Березине.

В следующем, 1813 году, принимал участие в заграничном походе, командовал 5-й пехотной дивизией, сражался под Люценом, Бауценом. За отличие в кампании в июле был награждён орденом Святого Георгия 3-го класса (№ 312)

В воздаяние отличной храбрости и мужества, оказанных в сражениях против французских войск 15 и 16 ноября 1812 года при Борисове и Студянках.

В сражении при Дрездене был убит. Похоронен на поле боя.

Напишите отзыв о статье "Луков, Фёдор Алексеевич"

Примечания

  1. Государственный Эрмитаж. Западноевропейская живопись. Каталог / под ред. В. Ф. Левинсона-Лессинга; ред. А. Е. Кроль, К. М. Семенова. — 2-е издание, переработанное и дополненное. — Л.: Искусство, 1981. — Т. 2. — С. 258, кат.№ 8038. — 360 с.

Литература

  • [www.museum.ru/museum/1812/Persons/slovar/sl_l28.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 458-459.
  • Глинка В.М., Помарнацкий А.В. Луков, Фёдор Алексеевич // [www.museum.ru/museum/1812/Persons/russ/t_l28_vg.html Военная галерея Зимнего дворца]. — 3-е изд. — Л.: Искусство, 1981. — С. 136-137.

Ссылки

  • [pravda-sevsk.ru/publicacii/main/768-zazemlyurodnuyuzadrugisvoya.html Севская правда. «За землю родную, за други своя». К 250-летию Севского пехотного полка]

Отрывок, характеризующий Луков, Фёдор Алексеевич

– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.