Цицианов, Александр Константинович
| Александр Константинович Цицианов | |
| ციციშვილი ალექსანდრე კონსტანტოვის | |
 | |
| Псевдонимы: |
Санчо |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
с. Корстли, Горийский уезд, Тифлисская губерния |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Вероисповедание: | |
| Основные идеи: | |
| Род деятельности: |
профессиональный революционер |
Александр Константинович Цицианов (груз. ციციშვილი ალექსანდრე კონსტანტოვის) (1850, с. Корсли Горийский уезд Тифлисская губерния Российская империя — 13 июля 1885, Киренск, Иркутская губерния, Российская империя) — русский революционер-народник грузинского происхождения, князь.
Биография
Родился в богатой семье старинного грузинского княжеского рода Цициановых (Цицишвили).
В 1860 году поступил в Тифлисскую классическую гимназию, отчислен из 7-го класса в 1870 году в связи с неуспеваемостью.
В 1870 году входил вместе с М. Чикоидзе и И. Джабадари в тифлисский кружок самообразования. В 1873 году уехал за границу и жил в Цюрихе, Женеве, Париже. Входил в заграничный «кавказский» кружок (М. Чикоидзе, И. Джабадари и др.), сблизившийся с женским кружком русских студенток Цюрихского университета «Фричей».
В феврале 1875 года выехал в Тифлис для организации «кавказской общины» и для продажи своего недвижимого имущества (стоимостью около 200.000 рублей) и получение денег, чтобы перевести их в революционный фонд. После первого провала организации 4 апреля 1875 года приглашён революционной организацией в Москву и вместе с В. Любатович и Н. Цвиленевым вошёл в число руководителей организации.
Жил в Москве на одной квартире с В. Любатович под фамилией дворянина Зедгенидзе. Летом 1875 года принимал участие в организации попытки побега Н. А. Морозова из Московской тюрьмы. Под фамилией «Цицианов» был совершен фиктивный брак Ис. Кикодзе с А. Хоржевской с целью доставления средств для революционных целей.
Арестован в Москве 10 августа 1875 года на квартире Ант. Гамкрелидзе. При аресте оказал вооруженное сопротивление — первое в революционном движении. При обыске в квартире были обнаружены запрещённая литература, шифрованные письма, записки и прочее.
Содержался сначала в Сущевской части в Москве, потом перевезён в Петербург, с 26 сентября 1876 года по 15 февраля 1877 года содержался в Петропавловской крепости, после чего переведён в Дом предварительного заключения. Привлечён к дознанию по делу о противоправительственной пропаганде (процесс 50-ти); при дознании выяснилась причастность к тайному революционному кружку на Кавказе (Ис. Кикодзе, М. Кипиани и др.).
Предан 30 ноября 1876 года суду Особого Присутствия Правительствующего Сената по обвинению в организации противозаконного сообщества, участии в нём, в распространении преступных сочинений и в покушении при аресте на убийство прапорщика Ловягина, производившего обыск (процесс 50-ти).
Судился с 21 февраля по 14 марта 1877 года и признан виновным. Приговорён 14 марта 1877 года к лишению всех прав и к каторжным работам в крепостях на 10 лет. При рассмотрении кассационной жалобы Сенатом 7 мая 1877 года признан виновным во вступлении в противозаконное сообщество, в покушении на распространение злоумышленных сочинений и в покушении на убийство, вследствие чего срок каторжных работ сокращён до 8-ми лет и каторжные работы в крепостях заменены такими же на заводах.
По Высочайшему повелению 14 августа 1877 года лишён всех прав. Содержался в Доме предварительного заключения и за участие 13 июля 1877 года в беспорядках («боголюбовская история») посажен в карцер. Отправлен в Новобелгородскую каторжную тюрьму, где в августе 1878 года призывал заключённых к беспорядкам. Из централа 13 октября 1880 года отправлен на Карийскую каторгу. Содержался в Мценской пересыльной тюрьме, летом 1881 года — в Красноярской тюрьме, 19 февраля 1882 года прибыл на Кару.
После окончания срока каторжных работ, по распоряжению генерал-губернатора от 13 сентября 1883 года освобождён от каторжных работ и отправлен в Иркутскую губернию на поселение.
Вследствие «посредственного поведения» в отношении его было отказано в действии манифеста 15 мая 1883 года.[1]
Водворён в Киренске (Иркутская губерния).
Заболел психическим заболеванием. Умер в Киренской больнице 13 июля 1885 года.
Напишите отзыв о статье "Цицианов, Александр Константинович"
Ссылки
- Цицианов Александр Константинович // Деятели революционного движения в России : в 5 т. / под ред. Ф. Я. Кона и др. — М. : Всесоюзное общество политических каторжан и ссыльнопоселенцев, 1927—1934.</span>
Примечания
- ↑ Коронационный манифест императора Александра III от 15 мая 1883 года давал возможность ссыльным, не имеющим замечаний по пребывании в ссылке, право повсеместного жительства, кроме столиц и столичных губерний.
Отрывок, характеризующий Цицианов, Александр Константинович
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
