Цукеркандль-Шепс, Берта

Берта Цукеркандль-Шепс

Берта Цукеркандль-Шепс (нем. Berta Zuckerkandl-Szeps; 13 апреля 1864, Вена — 16 октября 1945, Париж) — австрийская писательница, журналистка, литературный критик и хозяйка литературного салона.

Биография

Берта Шепс — дочь либерального журналиста и издателя Морица Шепса, владельца газеты Neues Wiener Tagblatt. Получила домашнее образование. Ещё подростком часто сопровождала отца на переговорах с австрийскими и иностранными политиками, иногда выступала в качестве тайного курьера отца и тем самым обзавелась широким кругом знакомств.

15 апреля 1886 года Берта Шепс вышла замуж за Эмиля Цукеркандля, в то время профессора анатомии в Грацском университете. С конца XIX века и до 1938 года Берта Цукеркандль держала литературный салон, поначалу располагавшийся на приобретённой мужем вилле в Дёблинге, а позднее в центре Вены близ Бургтеатра во дворце Либен-Ауспиц. В салоне у Берты Цукеркандль-Шепс собирались представители сферы искусства и научной элиты страны, в том числе Иоганн Штраус, Густав Климт, Артур Шницлер, Макс Рейнхардт и Франц Теодор Чокор. В 1901 году в салоне Берты Цукеркандль-Шепс Альма Шиндлер познакомилась с Густавом Малером. Берта Цукеркандль оказывала протекцию художникам из так называемого Нёчского круга Антону Колигу и Себастьяну Изеппу и поддерживала тесные связи с участниками Венского сецессиона и Венских мастерских, в становлении которых она принимала непосредственное участие. Берта Цукеркандль была одной из соучредителей Зальцбургского фестиваля. Берта Цукеркандль занималась журналистикой в области театра и искусства и сотрудничала с изданиями Wiener Allgemeine Zeitung и Neues Wiener Journal. Занималась переводами драматических произведений с французского языка.

Старшая сестра Берты София (1862—1937) была замужем за Паулем Клемансо, братом Жоржа Клемансо, впоследствии премьер-министра Франции. Сёстры познакомились с Клемансо через отца. Во время частых визитов в Париж Берта познакомилась в салоне сестры с Огюстом Роденом и Морисом Равелем. Благодаря этим тёплым связям с Францией Берта Цукеркандль оказывала поддержку оказавшимся впоследствии безуспешным усилиям императора Карла I и его супруги Циты Бурбон-Пармской заключить сепаратный мир с Францией. В межвоенное время Берта часто выступала контактным лицом для политиков Первой Австрийской республики, стремившихся заручиться поддержкой и инвестициями от державы-победительницы Франции. Берта Цукеркандль была знакома с федеральными канцлерами Австрии Игнацем Зейпелем и Энгельбертом Дольфусом.

После аншлюса Австрии Берте, имевшей еврейское происхождение, пришлось бежать из страны, в чём ей помог писатель Поль Жеральди. В Париже Берта поддерживала тесные контакты с австрийскими эмигрантами, в частности, с Францем Верфелем. Кавалер ордена Почётного легиона, Берта избежала интернирования и весной 1940 года выехала к сыну Фрицу в Алжир. После оккупации Алжира союзническими войсками Берта Цукеркандль работала на радио и призывала к сопротивлению национал-социалистам. Выехать в США ей не удалось. Тяжело больная Берта Цукеркандль вернулась в Париж в 1945 году и в том же году умерла. Похоронена на кладбище Пер-Лашез в Париже. Имя Берты Цукеркандль носит одна из улиц венского Альзергрунда. В 2012 году Австрийская национальная библиотека приобрела личный архив Берты Цукеркандль у проживавшего в США её внука Эмиля Цукеркандля.

Сочинения

• Die Pflege der Kunst in Österreich 1848—1898. Dekorative Kunst und Kunstgewerbe. Wien 1900.
• Zeitkunst Wien 1901—1907. Heller, Wien 1908.
• Ich erlebte fünfzig Jahre Weltgeschichte. Autobiographie. Bermann-Fischer Verlag, Stockholm 1939.
• Clemenceau tel que je l’ai connu. Algier 1944.
• Österreich intim. Erinnerungen 1892—1942. Hrsg. Reinhard Federmann. Propyläen, Frankfurt 1970 Taschenbuch: Ullstein, Frankfurt am Main 1988, ISBN 978-3-548-20985-2.
• Polens Malkunst 1915. In: Roman Taborski (Hrsg.): Stanisław Wyspiański, der große Schöpfer der Polnischen Moderne. Wien 1996.
• Jung-Polen 1906. In: Roman Taborski (Hrsg.): Stanisław Wyspiański, der große Schöpfer der Polnischen Moderne. Wien 1996.
• Flucht!: Von Bourges nach Algier im Sommer 1940. Theresia Klugsberger und Ruth Pleyer (Hrsg.). Cernzin-Verlag, Wien 2013. ISBN 978-3-7076-0456-6

Литература

• Renate Redl: Berta Zuckerkandl und die Wiener Gesellschaft. Ein Beitrag zur österreichischen Kunst- und Gesellschaftskritik. Dissertation, Universität Wien 1978.
• Lucian O. Meysels: In meinem Salon ist Österreich. Berta Zuckerkandl und ihre Zeit. Herold, Wien 1984. 2., erw. Neuauflage. Edition INW (Illustrierte Neue Welt), Wien 1997, ISBN 978-3-9500356-0-5.
• Siglinde Bolbecher, Konstantin Kaiser: Lexikon der österreichischen Exilliteratur. In Zusammenarbeit mit Evelyn Adunka, Nina Jakl und Ulrike Oedl. Deuticke, Wien 2000, ISBN 978-3-216-30548-0, S. 718f.
• Handbuch österreichischer Autorinnen und Autoren jüdischer Herkunft 18. bis 20. Jahrhundert. Band 3, S-Z. Hrsg.: Österreichische Nationalbibliothek, Wien. K. G. Saur, München 2002, ISBN 978-3-598-11545-5, S. 1524f.
• Michael Schulte: Berta Zuckerkandl. Salonière, Journalistin, Geheimdiplomatin. Atrium Verlag, Hamburg 2006, ISBN 978-3-85535-720-8.
• Jutta Dick, Marina Sassenberg (Hrsg.): Jüdische Frauen im 19. und 20. Jahrhundert. Lexikon zu Leben und Werk, Reinbek 1993 ISBN 3-499-16344-6
• Armelle Weirich: Berta Zuckerkandl (1864—1945), salonnière, journaliste et critique d’art, entre Vienne et Paris (1871—1918). Dissertation, Université de Bourgogne, 2014.

Ссылки

• [austria-forum.org/af/AEIOU/Zuckerkandl-Szeps,_Berta Биография] (нем.)

Отрывок, характеризующий Цукеркандль-Шепс, Берта

– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.